Удивительно чеховское умение одним-двумя словами выразить отношение к человеку, описать ситуацию. Всего-то сказано: «примостился и кухаркин сын Андрей», а за этим — целая судьба, драма не то чтобы отверженного, но человека, который с младенчества должен знать «свое место», и вот выдался случай, повезло: он рядом с другими детьми, как все. А это заключительное «Спокойной ночи!». В нем столько любви, столько понимания! «Детвора» — один из самых теплых и вместе с тем психологически глубоких рассказов Чехова о детях.
Объективность Чехова не позволяет ему в детской теме предаться только умилению. Дети разные. Некоторые уже успели «набраться» у «взрослой братии» много чего «негожего». Так появляется шутливый рассказ о завтрашнем доносчике «Злой мальчик» (1883), о ребенке, способном получать удовольствие от смущения и страдания других и даже извлекать из этого выгоду. Влюбленные пытаются уединиться, но постоянно на их пути — злонамеренная «помеха». Коля не только кляузник («не честный и не благородный человек»), но еще и безжалостный вымогатель, мучитель своих жертв. «Подлец! — скрежетал зубами Лапкин. — Как мал, и какой уже большой подлец! Что из него дальше будет?!» [II, 180]. В уста Лапкина Чехов вкладывает собственные мысли: что же выйдет из человека юного, коль он в своем будто бы невинном возрасте наделен столь неприглядными чертами?
Как многие чеховские произведения, рассказ написан словно на одном дыхании, с необычайной легкостью, полон мягкого юмора. Взят вроде бы пустяковый случай, а рассказ содержателен и глубок. Здесь и дивные эскизные портретные характеристики, и описание влюбленности, а главное — «злой мальчик». Почти определившаяся натура человека, которому всего-то лет десять. Как бы комедийно ни была описана ситуация, из нее отчетливо следует: зло рождает зло.
В рассказе мало слов «от лица ребенка», лишь несколько реплик в диалоге. Гораздо больше непосредственной авторской речи, но есть вкрапления фраз, интонаций «злого мальчика». Благодаря этому непосредственному «переселению» в душу ребенка повествование делается образным, сочным. В маленькой по объему вещи очевиден метод Чехова: он будто бы на все смотрит со стороны, никого впрямую не обличает, никого указующим перстом не обозначает и не карает. Он словно говорит самой формой повествования: я вам все описал, представил, извольте сделать вывод сами. Думайте! Чувствуйте!
Образы, которые будят разум и совесть, создал писатель в рассказах о детях-сиротах, обездоленных, живущих тяжко и беспросветно.
Наверно, трудно найти более хрестоматийного литературного героя, чем чеховский Ванька Жуков из рассказа «Ванька» (1886). Кроме ярко выраженных социальных мотивов, в этом произведении есть и глубочайший психологический портрет, и удивительное сочетание трагизма и юмора. Как и в другом знаменитом рассказе — «Тоска», где герой высказывает свою боль «в никуда», в одном случае — лошади, в другом — бумаге, которая никогда не найдет адресата, ибо писана в отчаянии — «на деревню, дедушке». Однако из безнадежной ситуации есть выход, имя которому — исповедь. Человек высказал свою боль, и это приносит ему облегчение. Это и есть начало избавления от невыносимой душевной и физической муки: «стал писать» [V, 478].
Поразителен талант мальчика, богатство его воображения, его наблюдательность, память, вместившая все впечатления детства. Чехов явно любуется своим героем, ведя рассказ от его лица. Поэтичнейше, с пушкинской простотой описана природа, — этот эпизод существует и в контексте воспоминаний Ваньки и как бы сам по себе. Образ деревни прекрасен, как прекрасна и заманчива мысль мальчика о возвращении домой. Когда Ванька рассказывает о своей беспросветной жизни в учении у сапожника, появляются «ейный», «харя», «морда», «трескают» [Там же]. Грубый быт рождает и соответствующие слова. А воспоминания о жизни дома, в деревне, связаны с прекрасным. И слова, в которые облекаются картины воспоминаний, — яркие, образные, светлые. «Убаюканный сладкими надеждами, он, час спустя, крепко спал... Ему снилась печка. На печи сидит дед, свесив босые ноги, и читает письмо кухаркам...» [Там же, 481].
Этот маленький литературный шедевр достигает высот трагедии. Горькая сиротская судьба мальчика воспринимается и в более широком смысле. Ведь дедушка Константин Макарыч отправил любимого внука в город, думая, что там ему будет лучше, чем в родной деревне. «Ванька», как и многие произведения Чехова, — об одиночестве, о том, как трудно быть понятым, о невозможности предощутить страдание другого человека.
В повести «Степь» (1888) (произведении многоплановом, сложном по композиции, с большим числом действующих лиц) образ ребенка раскрывается в его отношениях с окружающим. Девятилетний Егорушка, которого родственник и сельский священник везут в город учиться, — одна из центральных фигур повести. Этот мальчик, очень ранимый, душевно одинокий, лирически настроенный — уже личность, со своими вкусами, пристрастиями, оценками, даже взглядами на того или иного человека, на тот или ной факт. За время своего мучительного путешествия, приглядываясь к протекающей рядом жизни, он делает неутешительный вывод: «как скучно и неудобно быть мужиком!» [VII, 91].
В немалой степени именно его глазами видится и оценивается происходящее. Сознание юного героя выявлено через его способность понимать жизнь природы как подобие жизни человека. Вот страшная картина грозы глазами Егорушки, соответствующая его собственному отчаянию и оставленности: «Кто-то чиркнул по небу спичкой» [Там же, 84]; «Чернота в небе открыла рот, и дыхнула белым огнем» [Там же, 85]. Возможно, мальчика нельзя назвать главным персонажем повести, но только по той причине, что главный герой — сама степь.
Знакомый чеховский мотив — сочувствие ребенку, жизнь которого взрослые устроили по своему разумению, ничуть не вдумываясь или по крайней мере не вдумываясь глубоко в то, каково же самому мальчишке, которого отдают в чужие руки, отправляют в полную неизвестность? Каково детской хрупкой душе быть оторванной от привычного мира? Чехов с необычайным сочувствием пишет о горюющем ребенке. Он полностью на его стороне. И называет его ласково, не иначе как Егорушка. Постоянно подчеркивает, с одной стороны, тоску и одиночество мальчика, а с другой — его наблюдательность, способность видеть красоту, радоваться прекрасному.
Есть один интереснейший прием, который Чехов применяет как бы исподволь. По тому, как разные люди относятся к ребенку (а их десятки встречаются в пути), писатель, в сущности, рассказывает о самом человеке: добр он или зол, алчен ли, способен ли на сострадание. Так, к примеру, еврейская чета на постоялом дворе, пожалев сироту, отдает Егорушке пряник, отрывая его от своих многочисленных детей. Образ Егорушки вырастает до символа. Это и символ романтизма, поэтичности детской души, непосредственности детского сознания, и некий знак одиночества человека, вступающего в жизнь.
Одна из главных идей рассказов Чехова о детях в том, что уже в раннем возрасте ребенок обладает вполне определенными чертами характера, более того, во многом это уже сформировавшаяся личность. Но при этом дети еще далеки от жизни взрослых, у них нет опыта, нет затянувшихся душевных ран, неизбежно возникающих с возрастом, пока человек «обтесывается» об острые углы жизни. Они живут в своем наивном мире, полном добра, любви, иллюзий, доверия, искренности.
Детская душа чутка ко всему хорошему, и счастливое состояние души, как правило, присуще ребенку постоянно, это одно из существенных его отличий от взрослого. Но когда гармонию детского мира с его бесхитростными помыслами нарушают равнодушие и хладнокровие взрослых, доверчивость к жизни начинает колебаться. Пошлость и жестокость взрослых постепенно гасят искру Божью в душе маленького человека.
Возникает еще одна и не менее значимая тема. Трудности человеческого общения, прежде всего общения между отцами и детьми, людьми разных поколений, начинаются не вдруг, не в зрелом возрасте; истоки этого процесса коренятся именно в детстве. И возникают эти трудности от нежелания, а нередко от невозможности взрослых воспринять мир ребенка, от их невнимания к детской душе. «В мире каждого писателя всегда есть свое особое зло, от которого страдают его герои. У одного писателя это бедность, у другого — несправедливость, у третьего — жестокость. У Чехова... существенным злом является одиночество. Писатель показывает людей, одиноких буквально... и людей, одиноких среди близких. <...> Неблагополучие в семейной жизни в произведениях Чехова чаще всего выражается не в притеснении, издевательстве или в других подобных формах зла, которые могут принести люди своим близким, а в отчуждении, равнодушии и взаимном непонимании» [Лысков, 87].
Широко известно письмо А. П. Чехова к брату Николаю (март 1886 г.) о требованиях к воспитанному человеку. Писатель формулирует восемь наиболее важных, с его точки зрения, принципов. Казалось бы, впрямую они не касаются темы детства, но очевидна их сущностная связь с раздумьями Чехова-художника о детях. Так, в пункте первом автор пишет о воспитанных людях: «Они уважают человеческую личность, а потому всегда снисходительны, мягки, вежливы, уступчивы». Или, к примеру, в пункте четвертом: «Они чистосердечны и боятся лжи как огня, не лгут они даже в пустяках. Ложь оскорбительна для слушателя и опошляет в его глазах говорящего» [Чехов, 1974, 223]. Разве не о том же говорит Чехов, описывая взрослых в их непонимании поступков и состояния детей?
В рассказах Чехова о детях с большой горечью говорится в первую очередь о «невоспитанности» взрослого мира, который истребляет в человеке самые человечные качества, обучает его порокам. Отсюда и неправильное восприятие взрослыми детского мира, полного доброты, любви, сочувствия, искренности, правды. Взрослым непонятна детская душа, но часто они и не желают ее понять. Порой своими словами и поступками взрослые неосознанно травмируют душу ребенка, обрекая его на одиночество («Событие», «Житейская мелочь», «Отец семейства»). В то же время часто взрослые бессильны, даже когда стремятся к этому, разобраться в детской душе: попытка понять детскую натуру, простую и одновременно сложную, кончается ничем («Дома»). Однако не только взрослые воспитывают детей, но и дети воспитывают взрослых, которые усваивают черты детскости, учатся у детей быть радостными, добрыми, живыми. Ведь душа детей всегда жаждет любви, заботы, ласки, справедливости, понимания. И только там, где это есть, гармоничны отношения между взрослыми и детьми («Беглец», «День за городом»).