Смекни!
smekni.com

Повтор как выразительное средство поэтической речи (на материале произведений авторов Оренбуржья) (стр. 3 из 5)

Л. Чернова; см. также стих З. Музыка «Спасибо, Господи, за каждый жизни миг.» — 12 раз предлог за — и стих И. Игнатковой «За то, что нет во снах противоречий.» — 10 раз предлог за).

Роль анафоры могут выполнять не только слова, но и словосочетания: Снова пики — в масть! / Мне еще почитается / И попишется всласть, / Мне еще порисуется / На суровом холсте, / Мне еще порифмуется / На осеннем листе — Ю. Селиверстов; Я с тобой, а это и просто, и сложно, / Я с тобой, с моей раненной в сердце страной, / В этот час роковой, безнадежный / Я с тобой — К. Сопрунюк; В сорок лет походку не меняют, / В сорок лет совсем иные чувства, / В сорок лет острее ощущают / Грань искусственности в искусстве —

В.Флейшер; Всегда легко чужих врагов / Понять и все простить. / Всегда легко чужих богов / На твердь земли спустить. / Всегда легко чужую роль / Не принимать всерьез. / Всегда легко чужую боль / Воспринимать без слез — А. Цирлинсон.

Более выразительно выглядит анафора, когда она начинает каждую строфу текста, например, у Н. Акисовой в стихотворении «Не понять, отчего / Голубые глаза затуманили слезы.» все 4 строфы начинаются со слов «Не понять, отчего.»; у Т. Басковой все 6 строф начинаются словами «Все русское — все лучшее.»; во всех строфах у Е. Ве- ретенцевой анафорой выступает предложение «Свеча горела»; у И. Елина — «Уж если расставаться, / Погоди, пока.»; у А. Кирилловой — «На перепутье трех.»; у О. Мяло- вой — «Видишь, вон над планетой / Сияет Звезда Чести.»; у С. Поповой — «Вот и кончилась осень.»; у Ю. Селиверстова — «Мои конвоиры.»; у А. Тепляшина — «Моим друзьям последнее «прости!».»; у А. Филатова — «Без любви.»; у Г. Шиндяева — «Послушай шум воды.» и др.

К числу повторяющихся признаков у анафоры следует отнести такие: во-первых, активное выдвижение в начало строк глаголов в повелительном наклонении (понятно, что многократный повтор усиливает и просьбу, и мольбу, и наказ и т.п.): Пусти меня, Женька, / В твой маленький мир, / К твоему синему-синему морю, / Пусти на лимонный прибрежный песок, / Пусти меня, Женька, туда на часок, / Пусти! Я ведь родом оттуда. — И. Елин; Стань мне небом, / Стань мне морем, / Стань землей, / Стань мне счастьем, / Стань мне горем — / Будь со мной! — Т. Мамедова; Научи меня разлуке / (Что смеешься? Не молчи!) / Научи не помнить руки, / Губ не помнить научи, / Научи забыть, забыться, / Научи не вспоминать, / Сердце научи не биться, / Душу — чувствам не внимать — П. Рыков; Занавесьте мне зеркала, / Да не тем, что ночь соткала, — / Занавесьте их бахромой, / Что с ресниц спадает зимой, / Занавесьте шелком травы / И платком с ее головы, / Занавесьте снежной фатой, / Из кувшинок нежной водой — Ю. Селиверстов; Эй, товарищ музей! / Наш урок посети, / С нами рядом за партами посиди, / Посмотри, как мы учимся, / Посмотри, как мы пишем, / Посмотри, как на пальцы холодные дышим — Г. Хомутов; во- вторых, нередко авторы используют анафору для представления лирического героя, осуществляющего какое-либо действие: Я смотрю на тебя. / Я смотрю. Я хочу насмотреться. / Я смотрю и смотрю / Ты не веришь, / Что это от жажды видеть тебя — В. Ерофеева; Я хочу тебя видеть сегодня, / Я хочу тебя видеть сейчас. / Я хочу побыть с тобой рядом, / Я хочу прикоснуться к тебе. / Я хочу услышать твой голос / Я хочу услышать твой смех, / Я хочу сказать тебе, милый, / Что люблю я тебя больше всех! — Л. Жазбулганова; Я помню, как до дна промерзли лужи, / Я помню голых лип сиротский взгляд, / Я помню город, грязен и простужен, / Когда нам был ниспослан снегопад — М. Жук; Я боюсь к тебе привыкнуть, / Потому что это — слабость, / Я боюсь к тебе привыкнуть, / Потому что это — сладость — Н. Лукьянова; Я к вам вернусь, / Приду, когда приеду, / (И даже, если сладится, к обеду) / Я к вам вернусь / (Готовьте стол и брагу!) / Пора проверить каменку и тягу, / Пора промерить все, / Что дальше будет. / Я к вам вернусь. / Вы только верьте, люди! —

Ю. Селиверстов; Я хотел бы быть услышанным этой страной, / Чье ворчанье всегда превращается в рык — / И врезаются в уши привычной виной / То ли крик ликованья, то ли ужаса крик. / Я хотел бы быть услышанным этой страной, / Чья беда — эта вера в неясную высь. / И — вперед! И погонщик стоит за стеной, / И всегда — только в рысь! / Только в рысь! / Только в рысь! / Я хотел бы быть услышанным этой страной. / Здесь, на этой земле, и могилы, и кров, / Но завеса молчанья висит надо мной, / А вокруг — гром оваций и лозунгов кровь — А. Цирлинсон; в-третьих, авторы не отказываются от стремления усилить воздействие анафоры различными способами: сопровождают ее или градацией, или параллелизмом, или добавлением прямой речи: И больше никогда / Ни с худом, ни с добром / Я не войду в твой дом, / Я не войду в твой дом — Н. Акисова; Мне говорят: «Не надо портить нервы!» / Мне говорят: «Не обращай вниманья!» / Совет такой же я даю, во-первых, / А во-вторых, его ни принимаю — А. Мелешко; Кончается день. / Кончается год. / Кончается век — / Закругляется эра — О. Мялова; Эти строчки письма — / Горло сжавшие руки. / Расползаются слухи. / Тьма. / Разлетаются слухи. / Разлетаются слухи. / Разлетаются слухи, / Как обрывки письма — А. Цирлинсон; На старой машинке / Я вечные буквы стучу. / На старой машинке / Я слово за словом стучу. / На старой машинке / Я строчку за строчкой стучу. / На старой машинке строфу за строфою стучу — / И вот появилось рожденное стихотворенье. — А. Цирлинсон; в-четвертых, повторяющиеся единицы языка поэты оформляют разными знаками препинания, отражая тем самым разные авторские эмоции: Как много слов, что не сумел найти я! / Как много дел, свершенных лишь в мечтах! / Как много книг хороших я не знаю! / Как мало создал сам хороших книг! — И. Елин; Почему так печален вечер? / Почему так кричали струны / Проводов? Почему под вечер / Очи теплятся светом лунным? / Почему опадают свечи / Нас тревожащими огнями? / Почему иногда под вечер / Я готова лететь на пламя? — Е. Кирнасюк; В моем краю с утра и до утра / Бушуют казахстанские ветра: / Они ревут (Что стоит им сорваться!) / Они свистят (Что может быть сильней!) / Они несутся (С яростью сарматской / По всем просторам пашен и полей!) — В. Кузнецов; Кто-то любит меня. / Вспоминает. / Мою душу в ночи окликает — / Потому и не спит она. / Кто же любит меня? / Вспоминает? / Мою душу в ночи окликает? — Н. Лукьянова.

Эпифора, то есть повтор какой-то конструкции в конце строф, встречается в наших материалах редко (кстати, существует мнение, что русской поэзии, в отличие от восточной, данный вид повтора не свойственен).

Заканчивать строфы могут и одно слово, и целые предложения (чаще): Вспомнила я ночь, пустой вокзал, / Холодный, страшный ветер ниоткуда. / Твой взгляд в окно пощечиной мне стал. / Чужие. / А поверить трудно. / Чужие. А поверить в это надо. / Чужие. / Ты — подлец, а мне быть сильной. / Чужие. / Боль моя — тебе награда, / Живи и смейся, ну, а я бессильна. — Е. Тимофеева; иногда к повторяющемуся слову авторы добавляют различные определения, тем самым увеличивая объем информации: Зима такая ранняя, / Так холодно и пусто. / Искусство расставания — / Опасное искусство. / Минут чередования — пугающее чувство. / Искусство обещания — / Ненужное искусство. / Как страшно знать заранее, / Мучительно и грустно: / Искусство ожидания — / Ненужное искусство. — М. Жук.

Более охотно поэты используют в качестве эпифоры предложения: Ну, что еще? / Какого вам рожна? / Каких еще вам радостей и болей? / Художнику лишь только мысль важна. / Все остальное — техника. Не боле / А вы берете душу в оборот. / Вам главное — значенье вашей роли. / Художнику лишь ощутить полет. / Все остальное — техника. Не боле. / А вы довольны собственной судьбой. / Для вас чужое творчество — раздолье. / Художнику всего нужней любовь. / Все остальное — техника. Не боле. / Все остальное —

мишура и бред. / А вы на раны не жалейте соли. / Всего важней услышать ваше «Нет». / Все остальное — техника. Не боле — А. Цирлинсон; В снегу протоптаны следы — / Шагай, шагай. / Пусть даже орды обезьян, / Тебе в лицо и шум, и гам — / Шагай, шагай. / Пристанут — челюсти круши, / Хвосты узлами завяжи — / Шагай, шагай. / И ты внимания на них / Не обращай — / Шагай, шагай. — Н. Чернова; иногда строку, выполняющую роль эпифоры, поэты усиливают каким-то элементом. В. Моисеев в стихотворении «Пиши пропало» так заканчивает строфы: первую — И осень дарит нам последнее тепло, / которого мне так недоставало; вторую — И осень дарит мне последнее тепло / Для сердца, что так часто застывало; третью — И осень дарит мне последнее тепло: / Ты для меня тепла не отыскала; четвертую — И осень дарит нам последнее тепло: / Забудь меня и напиши: «Пропало!».

Обратил на себя внимание тот факт, что П. Рыков в стихотворении «Полночный вагон электрички.», заканчивая 5 строф эпифорой, вносит в нее еще и хиазм: Не жди, не проси, не бойся, / Не бойся, не жди, не проси!