Важным аспектом этих международных договоров является комплекс сложных вопросов, которые следует рассмотреть в их совокупности - экстрадиция, предоставление убежища, исключение политических преступлений и обязанность выдавать или подвергать уголовно-судебному преследованию.
Большинство государств практикуют заключение двусторонних и иногда многосторонних договоров, что облегчает выдачу скрывающихся от правосудия преступников в другие государства или из других государств. Некоторые государства осуществляют процедуру выдачи на основе собственного законодательства, не прибегая к заключению международных договоров. В условиях системы, подобной той, что была представлена нами выше в виде перечня международных договоров, заключенных после Нюрнберга и Токио, другими словами - в условиях системы, где нормой является национальное, ане международное правоприменение, нужны были определённые меры для того, чтобы обеспечить экстрадицию лиц, обвиненных в совершении международных преступлений.
Самое простое, что следовало сделать, это дополнить содержащийся в данном договоре или законе перечень преступлений, являющихся основанием для экстрадиции, теми или иными конкретными составами преступлений.
Б. Права обвиняемого;
В статье 16 Нюрнбергского устава содержалось несколько норм, обязывающих к проведению по делу справедливого судебного разбирательства. Обвинительный акт, должен был быть составлен со всеми подробностями и переведен на язык, понятный подсудимому. Подсудимый имел право на то, чтобы судопроизводство по его делу велось с переводом на понятный ему язык, был вправе давать любые объяснения, имеющие отношение к выдвинутым против него обвинениям, представлять доказательства лично или через своего участвующего в деле адвоката, а также подвергать перекрестному допросу любых свидетелей, вызванных в суд обвинением.
За годы, прошедшие после Нюрнберга, в рамках норм международного права о правах человека - в частности, во Всеобщей декларации прав человека и в Международном пакте о гражданских и политических правах — получил развитие впечатляющий массив нормативного материала, регламентирующего права обвиняемого. Речь идет об основных правах на справедливое обращение, включая право быть информированным об основаниях ареста, быть незамедлительно представленным судебному должностному лицу, право на справедливое судебное рассмотрение дела, на помощь участвующего в деле адвоката, на апелляцию и на возмещение в случае судебной ошибки. Более того, применительно к тем случаям, когда лицо обвиняется в совершении преступления за пределами своей страны, Венской конвенцией о консульских отношениях кодифицированы правовые нормы, относящиеся к праву обвиняемого на контакт с представителями своего государства.
При наличии подобной массы правовых норм, очевидно, нет ничего удивительного в том, что права обвиняемого не находятся в фокусе ни одного из международных договоров уголовно-правового характера. Связанные с этим подробности получили отражение только в Женевских конвенциях. Действительно, есть такие международные договоры, в которых об этом вообще ничего не говорится; в нескольких имеется только норма о запрете «двойного риска», препятствующая тому, чтобы лица, судимые в одной стране, были затем где бы то ни было судимы еще раз за то же преступление; иногда в международных договорах разрешается отказ в экстрадиции по мотивам защиты прав человека; во множестве других воспроизводится общий стандарт справедливого судебного разбирательства по делу и права на контакт с консульским персоналом. Таким образом, можно сказать следующее: обвиняемый, признание которого преступником происходит в рамках аутентичных (то есть соответствующих оригинальному тексту документа) формулировок международного сообщества, имеет право на защиту своих основных прав, которые также формулируются указанным сообществом. Сколь ужасны ни были бы выдвинутые против него обвинения, ему в элементарной человечности не отказывают.
В. Официальное положение подсудимых и приказы вышестоящих должностных лиц;
Своё развитие впоследствии получил (отразившийся в обоих уставах) принцип ответственности лица за международное преступление вне зависимости от его официального положения, будь то в качестве главы государства или ответственного должностного лица в правительственных ведомствах.
Тот факт, что подсудимый действовал в соответствии с приказом своего правительства или высшего по отношению к нему должностного лица, не освобождал его от ответственности, но мог рассматриваться как смягчающий наказание, если Трибунал решал, что того требует правосудие. Позднее Резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН было подтверждено, что это положение является основополагающим принципом международного права.
Нюрнбергский трибунал истолковал эти слова следующим своим заявлением: «Истинное мерило, которое в той или иной степени присутствует в уголовном праве большинства стран, это не наличие приказа, а наличие или отсутствие при этом реальной возможности морального выбора». Тем не менее, он воспринял основную позицию - защита ссылкой на положение подсудимого в правительственной иерархии или на какие-либо приказы свыше недопустима.
Если и существовало мнение, что Нюрнбергский и Токийскийуставы и приговоры стали по обеим этим позициям источниками вполне определенной по своему содержанию нормы международного обычного права, нормы, вообще применимой к международным преступлениям как к таковым, то во время подготовки проекта Конвенции о геноциде оно поколебалось. Подтверждение в конечном счете получила лишь одна из этих позиций, другая же не получила. В статье IV Конвенции предусматривается, что «лица, совершающие преступления, предусмотренные Конвенцией, подлежат наказанию; независимо от того, являются ли они ответственными перед конституцией правителями, государственными чиновниками или частными лицами». Поправка одополнении этой статьи параграфом «Требование закона или приказы вышестоящих должностных лиц не оправдывают геноцида» принята не была. Аналогичным образом не имели успеха попытки регламентировать вопрос о приказах вышестоящих должностных лиц пи в Женевских конвенциях 1949 г., ни при подготовке в 1977 г. протоколов к этим конвенциям.
Действительно, за вычетом трех документов, вопросы официального положения подсудимых и приказов вышестоящих должностных лиц не получили регламентации в тех международных договорах, которые были заключены в последующее время.
Первым таким исключением является Конвенция об апартеиде, в статье 3 которой заявляется, что ответственность за преступления по международному праву возникает независимо от мотивов поведения для частных лиц, членов организаций и учреждений и представителей государства. В подготовительных материалах Конвенции есть свидетельства в поддержку утверждения о том, что по замыслу ее создателей статья 3 означает, что к решению вопроса об уголовной ответственности не имеют отношения ни положение подсудимого как государственного чиновника, ни какие бы то ни было соображения о приказах вышестоящих должностных лиц. Судя по всему, таков на самом деле очевидный смысл этой статьи.
Вторым исключением является Конвенция о пытках. При определении понятия пытки в статье 1 Конвенции указывается на острую боль или страдания, физические или психические, умышленно причиняемые в определенных целях, «когда такие боль или страдания причиняются государственным должностным лицом или другим лицом, действующим в качестве должностного лица, либо по его подстрекательству, либо с его согласия, явно выраженного или молчаливого». Цитированная формулировка не имела бы смысла, если бы не подразумевала, что ни должностное положение обвиняемого, ни любые приказы, которые он мог получить свыше, не влияют на решение вопроса о его вине. В самом деле, этот пункт о приказах вышестоящих должностных лиц четко регламентирован в параграфе 3 статьи 2, где предусмотрено, что «в оправдание пытки нельзя ссылаться на приказ вышестоящего должностного лица или органа государственной власти».
Третьим таким исключением является региональный договор, Межамериканская конвенция о пытках, которая исключает защиту ссылкой как на участие в акте государственной власти, так и на исполнение приказа вышестоящего должностного лица.
Вызывает удивление, что эта основная правовая норма не была со всей определенностью воспроизведена в последующих документах. Только в Римском статуте Международного уголовного суда этот принцип нашёл своё подтверждение. В то же время складывается впечатление, что противоположная ей позиция в практике государств, к сожалению, продолжает в какой-то мере существовать.
Первые судебные процессы, в ходе которых было реализовано требование народов о привлечении к уголовной ответственности лиц, виновных в совершении массовых преступлений против мира и человечности, военных преступлений на оккупированных гитлеровской Германией землях, состоялись еще во время второй мировой войны в июле 1943 г. - в городе Краснодаре, в конце 1943 и в 1944 г. - в Харькове, Минске, Риге и т. д. Это была первая судебная практика по делам о преступлениях и уголовной ответственности гитлеровцев, которая стала своеобразной прелюдией Нюрнбергского и Токийского процессов, проложившей дорогу применению и реализации многих норм и принципов, составивших позже основу уставов этих трибуналов.