Как видно, термин дискурс (дискурсивность) вплоть до XX века носил чисто предикативный характер, однако, начиная с XX века ситуация меняется: он приобретает самостоятельность, оформляясь как философская категория. В этой связи можно отметить следующее: исходи из того, что природа познания сугубо социальна и соответственно методологические предпочтения зависят от мировоззренческого контекста, то дискурс в середине прошлого века приобретает совсем другие смысловые оттенки, но выводимые из ранее вложенных значении этого слова. Несомненно, это было вызвано тем, что данное понятие наиболее адекватно передавало ннтенциональную направленность в научном осмыслении действительности. Как замечает английский историк, философ Р. Дж. Коллингвуд: «мы постоянно нуждаемся в относительно новых словах для относительно новых вещей: в словах, которые могли бы показать новые аспекты, новые различия, новые связи в знакомых предметах; и даже не столько новые, сколько недостаточно понятые ранее... терминология должна обладать тон экспрессивностью. той подвижностью, той зависимостью от контекста, которые являются критерием литературного употребления слов в противоположность техническому употреблению символов... Не стоит надеется, что какое-либо слово всегда должно обозначать один предмет, то есть не претерпевать изменения смысла, он должен быть готов к тому, что научная терминология, подобно самому языку, всегда находится в процессе развития»1. Условно можно выделить три основные традиции (американскую, французскую и немецкую), которые так или иначе связаны с дискурсивным исследованием социальных, и в частности политико-правовых, феноменов.
Так, в начале XX века американский лингвист 3. Харриса в своей работе «Дискурс анализ» стал весьма широко применять термин: дискурс. Основываясь на его (дискурса) латинском переводе, а также под влиянием работ Л. Витгенштейна исследователь придает этому понятию лингвистическую коннотацию, использует дискурс как методологический инструмент, предназначенный для анализа логики построения отдельных предложении и даже текстов, работа Харриса была переведена на французкий язык. Удачно вписавшись в умонастроение французкой интеллигениции, дискурс становится главным методологическим инструментом для объяснения и анализа языковой и речевой практики в той или иной коммуникативной ситуации. Кроме того во французской традиции дискурс приобретает философское содержание, он понимается как высказывание о бытии, которое зависит от «места» и «субъекта» высказывания1.
Первоначально понятие дискурса, в рамках этой традиции, связывалось в основном также с текстом, языковой практикой, а дискурсивный анализ с исследованием языковых структур (т.е. утверждалось, что социальная жизнь структурирована как язык, а язык понимался в данном случае как код коммуникации)2. Затем, дискурс стал восприниматься более шире, он стал отражать историчность или тотальную политичность (французские ученные, отказавшись от вечных вопросов философии, стали высвечивать вопросы более практического плана: об исторической актуальности и политической ангажированности)3. В результате в рамках дискурсивного исследования ученые пытались уяснить определённые правила и логику построения тех или иных рассуждений и в целом схватить конкретную форму сознания, языкового кода (языкового Мышления), определённую сетку социальных отношений и стратегий.
Перенесение, и соответственно содержательную переплавку, понятия дискурса в политико-правовую материю осуществляет М. Фуко. В своих научных исканиях французский философ обращается к истокам формирования явлений, к скрытой логике их развития, которая в то или иное время побуждала, а то и принуждала скачать о каком либо социальном явлении нечто определённое (т.е. делало его объектом научного познания) и далее он двигалась к условиям, формирующим эту логику. Дискурсивный анализ Фуко предполагает рассмотрение набора властных практик и иных связанных с ними практик, в которые вовлечены представители определенного социума. Эти практики - политические, юридические, экономические, информационные - задают фон, условия возможности, понимания различных высказываний, актов, доктрин и событий. Сам Фуко утверждает, что целью его дискурсивного анализа являются «практики... понимаемые здесь как место, где сказанное и сделанное, применяемые правила и приведенные оправдания, спланированное и принятое за данность плавятся или переплетаются».
В силу этого Фуко и анализирует условия возможности существования того или иного политико-правового явления (например, государственной власти, право) в определенных социальных конфигурациях практик, которые вводят и актуализируют то или иное Событие в человеческом бытие. В рамках французской традиции Фуко высвечивает социальный контекст существования и пере плетенке Слов и Дел. Так, например, говоря о государственной власти, он настаивает на том, что это лишь абстрактное понятие, которое можно обозначить как общее имя для дискурса, за которым скрывается устойчивая конфигурация властных практик.
Конечно, методологическая направленность М. Фуко до сих пор Остается предметом широких дискуссий, но одно не вызывает никаких сомнений - стремление выявить условия формирования и существования (осуществления) различных социально-правовых и политических феноменов: власти, права, управления, наказания, содержание которых трансформируется и во времени, и в пространстве, порой кажется просто неуловимыми..
Следует также отмстить, что дискурс в концепции Фуко имеет два разных смысла: с одной стороны, «публичный», декларируемый» идея и содержание которого культивируется и контролируется в социальной практики, с другой, - «скрытый», выступающий в качестве реального состояния, дел реконструкцией и анализом которое занимается исследователь. Причем, с целью реконструкции «скрытого» дискурса он рассматривает (проблематизирует) современным конфигурации практик, а затем описывает историю их становление или как выражается сам философ: «я отталкиваюсь от проблемы в тех терминах, в которых эта проблема ставится сегодня, и пытаюсь написать ее генеалогию; генеалогия означает, что я веду анализ, опираясь на сегодняшнюю ситуацию... т.е. это, значит, написать историю настоящего»1. Кроме того проблематизируя существование (осуществление) того или иного политико-правового феномена М. Фуко приходит к тому, что появление дискурса связанно не столько с социальным навязыванием, сколько с процессами самоорганизации1, в рамках которых происходит упорядочивание и структурирование общественной жизни (т.е. вытеснение хаоса и неопределенность из человеческого миросозерцания). Причем этот процесс организации (схематизации) социальности всегда опирается не столько на добытые знаниях, властные стратегии, сколько на ментальные характеристики общества, его идеалы, образы порядка, справедливости и т.п. Можно резюмировать, что дискурс рассматривается во французской традиции, как отмечает академик А.П. Огурцов, «не просто как определенная форма выражения, а как речевая коммуникация, речевая деятельность и более того, как символическая практика вообще... Дискурс трактуется как сложная амальгама речевых актов, их интерпретаций, объектов. различных модальностей символического выражения, понятий, методов, стратегий стилей и др.»2.
И, наконец, в немецкой традиции понятие дискурс в политико-правовых исследованиях использовали в основном Х. Гадамер и Ю. Хабермас. Так, Х. Гадамер использовал дискурс для постановки вопроса об условиях возможности понимания. Он утверждал, что основной механизм формировании опыта заложен в языке, которые задает исходные (априорные) схемы человеческой ориентации в мире, предваряя его отражение в понятиях3. В свою очередь Ю. Хабермас под дискурсом понимает особый, идеальный вид коммуникации, осуществляемый в максимально возможном отстранении от социальной реальности, традиций, авторитета. коммуникативной рутины и т.п. (в этой теоретичности и идеальности его главное отличие от французской школы)4. Теоретическая значимость дискурса для Хабермаса, является более важной, в отличие от его практической составляющей. Только «правильно» выстроенный идеальный, теоретический дискурс, по его мнению, позволит в дальнейшем и изменить политико-правовую практику, а несовершенная и постоянно изменчивая социальная практики должна быть подчинена «идеальному политическому дискурсу», только так, по его мнению, можно достичь в реальной общественной жизни политико-правовых ценностей и идеалов1. Таким образом дискурс по Хабермасу имеет своей целью критическое обсуждение, обоснование взглядов и действий участников коммуникации, равно как и представляет определенный идеальный проект, «набросок процедур» которые необходимо соблюдать. Одним словом его мысль двигается сверху - вниз (от идеала непосредственно к практике), чтобы создать макро-политические идеалы коммуникативного действия участников.
Обобщая выше рассмотренные подходы отметим, что в дискурсивном исследовании мы отвлекаемся от бесконечного множества проявлений данного объекта, а делаем акцепт на истоках, способах и моделях его конструирования, логике развертывания и т.п. В этом смысле дискурс включает в себя две стороны: первая - это динамическая, вписанная в определенный исторический контекст, вторая - его статическая, результаты, события, знаковые и символические производства.