Не располагая доцензурными текстами указанных выше версток, я, к сожалению, не могу сейчас сказать, какие именно “сведения по вопросам охраны государственных границ” были изъяты их них. Сергею Довлатову, как известно, почти не удавалось напечатать свои произведения в подцензурной советской печати. Рассказ “По собственному желанию”, напечатанный в № 5 “Невы” за 1973 год, — один из немногих таких случаев (11; 214).
ГОД 1981-й
Возникла и вечная еврейская тема. Как известно, с конца 60-х развернулась кампания антисемитизма, напоминавшая события 40-х — начала 50-х годов, слегка замаскированная лозунгом “борьбы с сионизмом”. Особую озабоченность партийных идеологов вызвал начавшийся в 70-е годы массовый отъезд советских евреев в Израиль. Помимо преград, чинимых административными органами, следовало развернуть пропаганду, дискредитирующую жизнь в Израиле, которая рисовалась самыми мрачными красками. В январе 1979 года состоялось особое заседание секретариата Ленинградского обкома под председательством первого секретаря, члена Политбюро Г. В. Романова “О мероприятиях по дальнейшему разоблачению реакционной сущности международного сионизма и антисоветской сионистской пропаганды”. Как видно из “секретного протокола № 13” этого заседания, издательствам и средствам массовой информации, телевидению в особенности, предписано было усилить работу в этом направлении, отмечены успехи Ленинградского телевидения, выпустившего фильм “Ради наживы”, ряда газет, опубликовавших статьи на эту тему, и т. д.. Среди мероприятий, предписанных Обкомом, — издание книг, брошюр и “наглядных пособий”, разоблачающих “ложь буржуазной сионистской пропаганды” о жизни в Израиле.
Ряд “проколов”, случившихся при массовом издании “антисионистской литературы”, заставил власти более осторожно относиться к ней в начале 80-х годов. Во всяком случае, требовалась “точность и политически выверенный тон”, удостоверить которые могли “компетентные органы”. В этом смысле примечательна попытка Л. Корнеева опубликовать в 1981 году в “Неве” свою статью “Ядовитая отрава сионизма”. Как принято было в то время, требовалось заключение Министерства иностранных дел и, конечно же, Комитета государственной безопасности. Первое отделалось отпиской, сообщив, что “…вызывает определенные сомнения характер освещения в статье некоторых общих принципиальных вопросов, в связи с чем представляется целесообразным, чтобы редакция проконсультировалась с соответствующими идеологическими инстанциями”.
Такой инстанцией был прежде всего Комитет госбезопасности. Начальник Пресс-бюро КГБ СССР Я. П. Киселев оказался более требовательным: в связи с “усложнившейся мировой обстановкой” и протестами “прогрессивной западной общественности”, еврокоммунистов, в особенности, уже не годилась лобовая критика сионизма. Редакция журнала послала рукопись и в учреждение, более точное название которого — Комиссия по координации научной критики сионизма при Президиуме Академии наук СССР. Она посчитала, что “статья может быть рекомендована в печать после тщательной редакционной правки” и посоветовала изменить заголовок статьи, назвав ее “Психологическая война международного сионизма”. Хотя, по словам автора статьи, он учел все “пожелания и замечания”, статья все же, к чести журнала, так и не появилась в нем (19; 172).
ГОД 1983-й
Не раз возвращались в редакцию верстки журналов в связи с тем, что “отдельные материалы не полностью подготовлены к печати”. Вот типичные претензии, высказываемые Ленгорлитом: “Возвращаем верстку журнала „Нева”, № 6, 1983 год. В соответствии с требованиями нормативных документов Вам необходимо:
— на записи конструктора М. Максадова „Зигзаги” и на предисловие к ним необходимо получить разрешение Военной цензуры Генерального штаба, Министерства радиопромышленности. Министерства авиационной промышленности. Целесообразность публикации сведений на стр. 102, 106, 108, 115, 116, 119 проконсультировать в партийных органах;
— на факт гибели пассажирского парохода (стр.10) следует получить разрешение Министерства морского флота; представить разрешение военного цензора на стр. 19, 37, 58, 70”.
В указанной выше статье А. Н. Петрова приводится немало аналогичных претензий Ленгорлита к “Неве”, порою весьма курьезных. Например, цензор приказал однажды перекрасить машину “Волгу” из черного в какой-либо другой цвет, поскольку на черных ездят только партийные руководители города, а в повести на ней разъезжает какой-то мошенник. Часто “экспертизой” следовало заручиться в том самом учреждении, которое подвергалось критике. Так, разрешение на публикацию записок инспектора рыбнадзора из Псковской области следовало получить в научно-исследовательском институте, рекомендации которого оказались губительными для озерного хозяйства.
Без “согласования” не обходилась практически ни одна публикация: “Вопрос о возможности публикации на страницах журнала статьи А. Павловского „Говорит блокада” и Н. Чуковского „Коктебель” в представленном виде согласовать с партийными органами”, — без них, как уже говорилось, и шагу нельзя было ступить. Оба произведения все-таки удалось напечатать в 6-й книжке журнала за 1983 год. Статья критика А. Павловского — расширенная рецензия на “Блокадную книгу” Алеся Адамовича и Даниила Гранина, о трудной цензурной судьбе которой мне уже приходилось писать в “Неве”. “Читать эту книгу — трудно. Она — ожившее, заговорившее страдание”, — так начинает Павловский свою статью. Возможно, она прошла соответствующую обработку на предмет “смягчения опасных рассуждений”, навеянных “Блокадной книгой”. Такой же операции, вероятно, подверглись воспоминания Н. К. Чуковского “Коктебель”, посвященные встречам с Максимилианом Волошиным в его знаменитом “пристанище поэтов” (опубликованы в двух номерах — 6-м и 7-м за 1983 год.). По-видимому, Ленгорлит приказал “согласовать” их “с партийными органами” по той причине, что Чуковский часто вспоминает “неудобных” поэтов (Андрея Белого, например), цитирует стихи Осипа Мандельштама: “Вообще в Коктебеле мы постоянно припоминали стихи Мандельштама, привезенные им из Крыма…”.
Режим все-таки, несмотря на некоторые зигзаги и временные отступления, оставался верен самому себе. Незадолго до “перестройки”, в 1983 году, претензии Ленгорлита вызвала верстка 6-го номера того же журнала “Нева”, “поскольку отдельные материалы не полностью подготовлены в печати… В соответствии с требованиями нормативных документов вам необходимо… целесообразность описания еврейских погромов накануне Первой мировой войны проконсультировать в партийных органах”. Видимо, “партийные органы” не рекомендовали редакции касаться этого вопроса: во всяком случае, ни в 6-м, ни в других номерах “Невы” за этот год никаких упоминаний о погромах нет. Тема, закрытая в годы Большого террора, оставалась табуированной и в начале 80-х: никаких погромов в России никогда не было (21; 88).
ГОД 1984-й
Одна из последних “предперестроечных” акций цензуры относится к самому концу года:
“Леноблгорлит
Главному редактору журнала „Нева” т. Хренкову Д. Т.
О возврате верстки журнала „Нева”, № 7–84 г.
1. Леноблгорлит ставил Вас в известность, что для опубликования повести А. Нинова „Так жили поэты” необходимо представить в Управление обстоятельную официальную рецензию ИРЛИ (Института русской литературы (Пушкинского дома) АН СССР). Вами это не сделано.
2. Для опубликования детективного романа Жоржа Сименона „Донесение жандарма” необходимо получить согласие партийных органов. В сопроводительном письме Вы ссылаетесь на Отдел культуры ОК КПСС, однако, с кем и когда согласован вопрос, не указываете.
В связи с отсутствием сопроводительной документации, на необходимость которой Вам указывалось ранее, верстка журнала „Нева” не может быть принята на контроль. Нач. Управления Б. А. Марков”.
Повесть известного литературоведа и театроведа А. А. Нинова “Так жили поэты. Документальное повествование” была напечатана в 7-м номере “Невы”: сомнения цензоров вызвали опять-таки подозрительные имена поэтов, но их удалось отстоять. Курьезно выглядит требование получить согласие партийных органов на публикацию детективной повести популярнейшего Жоржа Сименона; она все же напечатана в № 7 “Невы” за 1984 год. Ничего “антисоветского” в повести, конечно же, нет, но дело, видимо, в том, что тогда требовалось согласие высших партийных инстанций на публикацию зарубежных детективов, тем более в таком серьезном издании, как “орган Союза советских писателей и Ленинградской писательской организации”, каковым была “Нева”.