Смекни!
smekni.com

Пантеизм Николая Кузанского (стр. 1 из 4)

Родоначальником ренессансного платонизма был крупнейший евро­пейский мыслитель
XV в. Николай Кузанский (1401— 1464). Он родился в Германии—в местечке Куза Трирской епархии, в семье зажиточного крестьянина-рыбопромышленника Иоганна Кребса. Свое первоначальное образование он получил в Девентере в школе «братьев общей жизни». Это формально светское, но по характе­ру своему близкое к монашеству сообщество, возникшее на основе религиозного движения «нового благочестия» в Нидерландах во второй половине XIV в., ставило своей целью нравственное преобразование общества пу­тем воспитания глубоко личной религиозности. Господ­ствующей внешней обрядности и хитросплетениям схо­ластической теологии «братья» противопоставляли стремление к совершенствованию путем «подражания Христу», его земным поступкам и человеческим добро­детелям. Мистицизм «братьев общей жизни» способ­ствовал отчуждению будущего философа от «рациона­лизма» схоластического богословия. В дальнейшем он продолжил образование в Гейдельбергском и Падуанском университетах, где стал доктором канонического права, а позднее—в Кельнском университете, где зна­чительным влиянием пользовались следовавшие неопла­тонической традиции средневековья сторонники Альбер­та Великого. Необычайно одаренный, преданный церкви и энергичный священник делает успешную церковную карьеру, много сил уделяя попыткам реформирования церковных нравов и учреждений, и становится (в 1448г.) кардиналом. Его многообразная церковно-политическая деятельность была направлена к попыткам восстанов­ления единства и авторитета католицизма, достижению мира и согласия вероисповеданий; он принимает участие в посольстве в Константинополь с целью добиться уча­стия православной церкви в Феррарско-Флорентийском соборе, ведет переговоры с гуситами, выдвигает планы имперских реформ, борется с развращенностью духовен­ства. Благодаря покровительству пап (особенно папы-гуманиста Пия II) Николай Кузанский играл выдаю­щуюся роль в церковно-политической жизни Европы своего времени, вместе с тем уделяя большое внимание ученым занятиям. Им оставлено обширное литератур­ное наследие, включающее научные трактаты и пропо­веди, сочинения по философии, богословию, по церковно-политическим вопросам и объединяемое единой си­стемой религиозно-философских воззрений[1].

Философия Николая Кузанского тесно связана с традицией средневекового неоплатонизма начиная с «Ареопагитик» (творений, приписывавшихся по церков­ной традиции ученику ап. Павла Дионисию Ареопагиту) и включая тяготеющий к неоплатоническому пантеизму труд Иоанна Скота Эриугены «О разделении природы», сочинения средневековых
пантеистов платоников Шартрской школы (XII в.), Давида Динанского (нач. XIII в.). Особенно велико воздействие на него немецкой пантеи­стической мистики Мейстера Эккарта.

Характерен при этом разрыв Николая Кузанского с ортодоксальной традицией средневекового схоласти­ческого богословия. Ему глубоко чужды попытки созда­ния «рационалистических» систем, он отвергает не только авторитет Аристотеля и его средневековых тол­кователей, но сам метод схоластического «познания» бога и мира. Отход от схоластики обусловлен не только воздействием мистических течений прошлого, но и гу­манистическими связями и симпатиями Кузанца.

Связи эти не исчерпывались личным знакомством и дружбой Николая Кузанского с гуманистами Энеем-Сильвием Пикколомини (впоследствии папой Пием II), с Лоренцо Валлой, Амброджо Траверсари и другими. Их увлеченность античным культурным наследием не осталась без воздействия на духовный мир Кузанца. Известно, что он включился в гуманистическую «охоту» за древними рукописями и открыл в одном из немецких монастырей 12 неизвестных комедий Плавта, привозил рукописи и из Константинополя. Но. собственно фило­логические занятия играли для него роль подсобную. Филологическая культура гуманизма сказалась в том, что кардинал из Кузы изучил греческий язык и обра­тился к подлинным памятникам античной философии (известно, что он читал в оригинале Платона и Прокла), а имевшие прочную средневековую традицию «Ареопагитики» предпочитал читать в новом латинском пере­воде, сделанном для него его другом гуманистом Амб­роджо Траверсари.
С гуманизмом его связывает об­ращение к диалогической форме в ряде важных его сочинений (цикл диалогов, объединяемых участием в них «Простеца»). Само обращение в этих диалогах к образу «неученого», «простака», которому открыты глубочайшие истины философии, имело полемический, антисхоластический характер и несомненно связано с гуманистической полемикой против «профессиональной» философии университетов. Правда, стиль его латинских сочинений далек от легкости и изящества творений итальянских гуманистов, но объясняется это не столько верностью средневековой латыни, сколько глубиной и сложностью того философского содержания, для кото­рого гуманистическая литература еще не нашла соот­ветствующей формы. С гуманистами связывают Николая Кузанского и общность научных интересов, углублен­ное внимание к проблемам астрономии, космографии, математики,—при этом речь идет не о «литературном», «филологическом» движении в гуманизме, а о гумани­стах-ученых, таких, как его друг и соученик Паоло Тосканелли. Естественнонаучные и математические интересы Николая Кузанского ближе к новой науке итальянского Кватроченто, чем к схоластичес­кой науке средневековья.

Центральной проблемой философии Николая Кузанского является про­блема соотношения бога и мира. Но его теоцентризм представляет собой явление новое и совершенно чуждое всей традиции средневекового католического богосло­вия. «Рациональному» обоснованию теологических ис­тин в духе «сводов» Фомы Аквинского, самоуверенному схоластическому «знанию» о боге и мире Николай Кузанский противопоставляет концепцию «ученого незна­ния», давшего имя его первому и важнейшему философ­скому труду. "Ученое незнание не есть отказ от познания мира и даже бога, это не уход на позиции скептицизма. Речь идет о невозможности выразить полноту познания в терминах схоластической формальной логики, о слож­ности и противоречивости самого процесса познания. Философ должен исходить в постановке и решении проблемы мира и бога именно из своего «незнания», из несоизмеримости объекта познания и прилагаемых к нему понятий и определений. «Ученое незнание» есть отказ от господствовавшей в богословской мысли католического средневековья «по­ложительной» теологии. Единственно возможным спосо­бом постижения бога объявляется так называемое апофатическое или отрицательное богословие. Само по себе перечисление божественных атрибутов оказывает­ся в глазах философа несостоятельным, так как ни одно какое-либо определение, ни все они в совокупности не могут исчерпать бесконечности и величия божественной природы.

Само понимание бога в философии Николая Кузанского свидетельствует не столько о религиозном, сколько философском подходе к проблеме бога и мира. Бог трактуется им как бесконечное единое начало и вместе с тем как скрытая сущность всего. В основу своего философствования Кузанец кладет такое понимание бога, которое было выработано философией античного нео­платонизма и воспринято от нее христианским богосло­вием в творениях исевдо-Дионисия Ареопагита и его последователей.

Прежде всего это означало отход от религиозной персонификации бога и упрощенно антропоморфных представлений о нем. Характерно, что, защищаясь от обвинений в еретическом пантеизме, выдвинутых против него томистским богословом Иоганном Венком, Николай Кузанский счел необходимым различать бога как пред­лог религиозного почитания, культа, основывающегося на «положительных утверждениях» ортодоксальной тео­логии, от бога как объекта философского познания, воз­можного только с позиции ученого незнания, сохраняю­щего »а собой «суждение истины». А в Трактате «О неином» он различает язык писания от языка философского рассуждения: «те, кто именуют троицу отцом, сыном и святым духом», говорит он, «ме­нее точно» приближаются к божественной троичности, хотя «надлежащим образом пользуются этими именами ради согласованности с писанием». Ближе к истине ока­зались бы те, кто «провозглашает троицу единством, ра­венством, и связью», т. е. кто трактует ее в терминах предложенной им философии. Правда, он делает суще­ственную оговорку: «Если бы эти термины оказались включенными в священные книги». Итак, Николай Кузанский, отвергая терминологию Священного писания, ставит проблему бога не столько как теоло­гическую, сколько как собственно философскую пробле­му. Речь при этом идет о соотношении конечного мира, мира конечных вещей с их бесконечной сущностью, с бесконечным, безмерно великим первоначалом. Постижение бесконечного бытия в его соотношении с бытием конечным есть глубоко философская проблема. Рассматриваемая в таком плане, она не могла быть поставлена и в решена в пределах традиционного богословия с его формально-логическим аппаратом и жесткими дистинкциями. Здесь необходим был иной, в сущности своей глубоко диалектический подход, и именно диалектика мира и бога составила главное содержание филосо­фия Кузанца. Трактовка бога как бесконечного един­ства связана у Николая Кузанского с диалектическим учением о боге как средоточии единства противопо­ложностей и о переходе от бога к миру как процессе раскрытия этого диалектического единства, как о переходе от единства к множественности, от бесконеч­ности к конечному.

Бог, рассматриваемый Николаем Кузанским в полном отвлечении от мира конечных вещей как несоиз­меримое с ними величайшее начало бытия, получает у вето наименование абсолютного максимума, или абсо­люта. Бог есть единое и единственное начало: «Абсо­лютный максимум единственен, потому что он—все, в нем—все, потому что он—высший предел». Он—максимум, так как он то, более чего не может быть, но так как он не может быть и менее того, что он есть, то он может быть поименован также и минимумом, и в нем абсолютный максимум и минимум совпадают: «Так как абсолютный максимум непременно содержит действительно все вещи, какие только возможны вне ка­кай бы то ни было противоположности, то максимум совладает с минимумом» Максимум бес­конечен, и поэтому он не только превосходит все вещи и заключает их в себе, но он «несравненно выше их всех». В Долее поздних сочинениях Николай Кузанский применяет для наименования бога по­нятия еденное» и «бытие-возможность». В качестве «неиного» бог «есть для всего принцип бытия и познания. «Неиное» есть наиболее полное выра­жение «отрицательного» определения бога, в качестве «неиного» он не есть «ни субстанция, ни сущее, ни единое, ни что-либо другое», «ни не-сущее, ни ничто». Именно определение бога как «неиного» приводит к категорическому выводу отрицательного бо­гословия, что «бог есть все во всем и в то же время ни­что из всего». Понимание «бога как «бы­тия-возможности»исходит из того, что «толь­ко один бог есть то, чем он может быть», т. е. заключает в себе всю возможность бытия и в то же время всю полноту вечной актуализаций бытия.