В приведенном художественном примере прослеживается влияние доминантной эмоции "подавленность" на создание смысла художественного текста. Подавленное и мрачное состояние героев текста изменяет библейское и узуальное коннотативное содержание библеизма. Здесь он, по сравнению с Библией и узусом, коннотатирует отрицательную оценку, что позволяет проинтерпретировать рассмотренный фрагмент в том виде, в каком это было сделано выше (негативное отношение к христианскому празднику). Следовательно, наряду с формированием содержательного плана текста фразеологизмы включаются в передачу информации об эмоционально-оценочном отношении субъекта речи к отображаемой в речи действительности и прагматически представляют собой средство воздействия на эмоциональное состояние адресата речи, т.е. "формируют или порождают оценочный план текста" [Дремова 1991: 277].
На то, что процессы смыслообразования регулируются эмоциями, указывал А.А. Леонтьев [Леонтьев 1969]. На этом положении основано представление об эмоционально-смысловой доминанте художественного текста: "Авторские эмоции, репрезентированные в художественном тексте, важны не сами по себе, а в связи с тем, что они закрепляют доминантные смыслы, на основе которых и происходит понимание текста" [Пищальникова 1991:19]. Регулируя процессы порождения речевого высказывания, доминантная эмоция репрезентируется всей совокупностью языковых средств, участвующих в языковом оформлении данного доминантного личностного смысла. В результате можно говорить об эмотивности (результате отражения эмоций в языковом знаке) как необходимой, обязательной, сущностной характеристике текста.
Сегодня понимание эмотивности в лингвистике сложно и неоднозначно. Причина этого заключается в разных теоретических посылках в лингвистике и психологии [Хандамова 2002:3]. С одной стороны, эмотивность—категория текста, формируемая эмотивными языковыми средствами всех уровней, которые выделяются на основе того, что в них закреплено обобщенное социально-типичное отношение к объектам, социально-типичное содержание эмоций. С другой стороны, в конкретном тексте могут происходить эмоциональные, образные, эстетические и другие трансформации любых нейтральных средств языка в зависимости от намерения автора [Шаховский, Сорокин, Томашева 1998].
Наиболее рациональным нам представляется подход В.И. Шаховского, при котором эмотивность является принадлежностью и языковой системы, и контекста. При этом контексту отводится роль актуализации явных или экспликации скрытых эмосем, и это позволяет автору говорить об эмотивной валентности языковых единиц. Автор указывает, что эмотивная валентность может выступать смыслообразующим фактором. Сами же эмотивные значения языковых единиц формируются в контексте под влиянием эмоционально-мотивационных процессов личности, регулирующих смыслообразование в целом [Шаховский 1986] (курсив наш – Б.Е.). Эмоциями писателя определяется и отбор единиц языка, формирующих текст [Шаховский, Сорокин, Томашева 1998:40].
Отражение разных эмоций в тексте закрепляется в эмотивных смыслах, структурализация которых происходит под влиянием доминантной эмоции с выделением смысловой доминанты текста или его фрагмента. Первоначально доминантная эмоция может предполагать для реципиента разные инференции, но ее содержание и структура представления суггестивны, а потому эмоциональная доминанта играет роль регулятора, направляющего восприятие реципиента на фиксированный в доминантной эмоции путь. Суггестивный потенциал эмоции может быть усилен в процессе эмоциональной аттракции ассоциаций [Эмотивный код языка и его реализация 2003]. Это позволяет реципиенту под влиянием эмоций текста производить изменения в содержании ассоциаций в собственной концептуальной системе. Отсюда вполне адекватное восприятие реципиентом репрезентированных в тексте актуальных авторских (личностных) смыслов [там же].
Рассмотримследующийпример: "I never once saw Strickland at work, nor do I know that anyone else did. He kept the secret of his struggles to himself. If in the loneliness of his studio he wrestled desperately with the Angel of the Lord he never allowed a soul to divine his anguish" (Maugham). В данном отрывке выделяются такие смыслы, как "уединение в своих собственных творческих исканиях", "душевные терзания в творческом процессе", "борьба с высшим Духом в поисках истины", репрезентированные соответствующими языковыми единицами—thesecretofhisstruggles, anguish, wrestleddesperatelywiththeAngeloftheLord. Указанные смыслы выводятся из эмоций, пронизывающих данный текстовый фрагмент: главный персонаж романа страдает от непреодолимого желания нащупать то неуловимое, мерцающее начало в своей душе, ради которого он бросил свою размеренную, вполне зажиточную жизнь и стал свободным от бремени ответственности человеком, выбрав стезю художника. Не имея достаточного опыта, Стрикленд первоначально находится в поисках своего собственного стиля, своего способа самовыражения и долгое время не находит его. Ощущения неудовлетворенности и творческого томления приводят главного героя к уединению, неприятию общества людей и к самостоятельному поиску истины (heneverallowedasoultodivinehisanguish). В результате эмоции текста детерминируют указанные выше смыслы, среди которых выделяется доминантный смысл "борьба с высшим Духом в поисках истины". Выделение этого смысла в качестве доминантного обусловлено тем, что из общей картины повествования известно стремление Стрикленда постичь божественную истину.
В данном контексте эмоционально-смыслообразующим является английский библеизм towrestlewiththeAngeloftheLord, поскольку он в силу своей метафоричности и яркой образности представляет собой креативный аттрактор в тексте. Здесь автор сравнивает своего главного героя с ветхозаветным персонажем Иаковом, к которому однажды ночью явился Бог в виде ангела и стал бороться с ним. Он повредил Иакову бедро, но одолеть его не смог. Когда взошла заря, Боровшийся попросил отпустить Его, но Иаков был тверд и попросил благословения, после чего Бог нарек ему имя Израиль, что означает "боровшийся с Богом" (Genesis 32-33). В библейском тексте у Иакова выявляются твердость духа, отсутствие страха перед неизведанным и эти качества детерминируют доминантный смысл "противостояние высшей силе как возвышение над самим собой". Так, Иаков был переименован в Израиля, т.е. стал неким другим, и ему было предзнаменовано Богом одолевать других людей. Формирование человека в процессе борьбы и особенности этого формирования в борьбе с высшей силой подтверждаются следующей мыслью датского теолога и философа С. Кьеркегора: "Никто не будет забыт из тех, кто был велик в этом мире; но каждый был велик здесь своим особым образом, <…> и каждый относительно величины, с которой он боролся. Ибо тот, кто боролся с миром, стал велик оттого, что победил мир, а тот, кто боролся с самим собой, стал еще более велик, победив самого себя, однако тот, кто боролся с Богом, стал самым великим из всех" [Кьеркегор 1998: 23].
Проанализированная нами библейская ситуация прошла когнитивную обработку и подверглась узуализации в современном английском языке в виде указанного выше библеизма. Благодаря употреблению библеизма в художественном тексте происходит отсылка к библейскому сюжету, и в результате в новый контекст переносятся когнитивно обработанные библейские эмоции ("уверенность", "решимость") и смысл ("стремление к совершенству через противостояние высшему Духу"), в котором они дополняются, уточняются и конкретизируются. Так, мучительное искание своего творческого "Я" способствует процессу формирования личности главного героя как художника. Он пробует разные приемы в написании своих картин, и, отбрасывая освоенные, начинает отчаянный поиск новых. И именно это автор опредмечивает в такой фразе, как hewrestleddesperatelywiththeAngeloftheLord, поскольку душевные терзания Стрикленда напоминают автору борьбу Бога с Иаковым. Здесь библеизм несколько изменен в результате вкрапления выделенного нами курсивом слова. Автор обращает внимание читателя на то, что для Стрикленда это отчаянная схватка, но так же, как и Иаков, он проявляет твердость духа, неприступность, бесстрашие. Имплицитной остается идея о том, получит ли он в итоге божественное благословение. Но, зная исход романа, можно утверждать, что в результате он был одухотворен божественной силой и стал своеобразным "Израилем" искусства, поскольку его картины покорили множество людей.
Проведенный анализ библеизма, употребленного в художественном тексте, приводит к выводу о том, что отсылка к библейскому фрагменту помогает структурировать смыслы в художественном тексте с выделением его смысловой доминанты.
Возможны случаи, когда на уровне языковых репрезентаций эмоциональная доминанта отражается в новом, необычном употреблении известных, узуально закрепленных библеизмов. В этом случае можно говорить об активной работе эмотивной валентности библеизма, которая, как отмечалось выше, заключается в экспликации "скрытых" эмосем языка. В результате вскрытых эмосем возникают новые контекстуальные смыслы языковых единиц.