2.4. Опора на морфологические компоненты слова
Мотивирующими элементами идентификации слова могут быть различными компонентами слова, как значимые (морфологические компоненты), так и простые цепочки графем или фонем. Идентификация также может быть обусловлена комбинацией двух или более мотивирующих элементов. Особо актуальными моделями идентификации слов являются модель опознания мотивирующей основы стимула и опознание словообразовательной модели стимула. Эти две условно разделенные модели находятся в тесной взаимосвязи, так как их реализация должна обеспечиваться одним и тем же механизмом - механизмом морфологического анализа слова.
Многие психолингвистические модели распознавания и идентификации слова предполагают, что морфология включена в лексические репрезентации слов. Некоторые исследователи предполагают, что морфологически сложные слова хранятся в лексиконе человека независимо от базовых форм, от которых они были образованы. Согласно такому подходу морфология не используется в целях лексической репрезентации и обработки
Противоположный подход представлен исследователями, полагающими, что полиморфемные слова сначала подвергаются декомпозиции (разложение слова на компоненты) и осуществляется доступ к базовой форме. Согласно этой гипотезе, полиморфемные слова не имеют репрезентации доступа, и тем самым они оказываются за пределами ментального лексикона.
Между этими двумя крайними позициями находятся теории, поддерживающие морфологическую декомпозицию для некоторых полиморфемных форм. Согласно этой точке зрения, вообще не существует уровня репрезентации, который бы соответствовал морфологии.
В некоторых моделях предусмотрен параллельный поиск морфологически сложного слова в лексиконе по двум маршрутам. Этот подход допускает наличие репрезентаций доступа для целого слова и для его отдельных компонентов. На уровне процессуальной обработки процедура доступа осуществляется одновременно и к репрезентации целого слова, и к репрезентациям входящих в его состав морфем. Параллельная обработка осуществляется одновременно по двум маршрутам.
Несколько по-другому ассматривает этот вопрос Д.Сандра [Сазонова 2000]. В его исследовании высказывается мнение, что факт существования огромного числа полиморфемных слов в словарном составе языка является совершенно нейтральным. Хотя морфологическая обработка и неизбежна при первой встрече с новым сложным словом, впоследствии она может более не иметь места. Автор предполагает, что частота встречи с морфологически сложным словом может способствовать образованию отдельной репрезентации. При встрече с малознакомым словом в памяти человека автоматически будет создаваться репрезентация, которая впоследствии будет укрепляться.
Многие авторы указывают на ограниченность моделей, в которых не учитываются специфические свойства аффиксов и способов словообразования в конкретном языке. Особенности морфологической обработки могут в разной степени проявляться в экспериментальном материале в зависимости от ряда параметров. Поэтому неудивительно, что современная литература изобилует противоречивыми результатами.
В работах А.А.Залевской обсуждается участие морфологии в процессе обработки речевого сообщения. При этом морфема трактуется как психолингвистическая единица, а морфологическое знание признается не только важным орудием обработки лексической информации, но и обеспечивающим функционирование морфемы как интерфейса между уровнями лексикона [Сазонова 2000: 64].
Выделение морфологических компонентов слова в качестве опоры для идентификации новых слов предполагает наличие у носителя языка морфологического знания. Тем не менее, остается открытым вопрос, является ли факт опознания словообразовательной модели стимула результатом успешно проведенного морфологического анализа, или морфологический анализ стимула осуществляется на основе опознания его словообразовательной модели. Одним из возможных ответов на этот вопрос может служить исследование С.И.Тогоевой [1989], которая выдвигает гипотезу о функционировании в индивидуальном сознании общих идентификационных эталонов, обеспечивающих осознание значения словесного новообразования, и частных идентификационных эталонов, позволяющих понимать значение инноваций, построенных по индивидуальным словообразовательным моделям.
Вопрос о наличии у носителя языка морфологического знания тесно связан с другим вопросом: в каком виде хранятся морфемы в ментальном лексиконе. Этот вопрос является принципиальным, поскольку то, как хранятся морфемы, влияет на процесс распознавания слова.
Дж.Стембергер [Stemberger 1985] предполагает, что все морфологически сложные слова имеют внутреннюю структуру, при этом морфемы не хранятся в ментальном лексиконе во множестве копий, а извлекаются в процессе речепроизводства как обобщения о языковых формах, которые автор называет правилами. Продуктивные аффиксы и корневые морфемы могут извлекаться как базисные (основные) правила, предполагающие прямой доступ к единице лексикона, и как малые правила, согласно которым доступ к единице лексикона осуществляется через автоматизированные единицы более высокого уровня. Непродуктивные аффиксы трактуются автором как малые правила.
Предположение о том, что в основе поиска производного слова лежит морфемный анализ, учитывается в модели лексикона, предложенной в работе [Taft & Foster 1975]. Согласно этой модели, идентификация, например, префиксального производного слова осуществляется следующим образом:
1) Декомпозиция слова на основу и префикс, поиск префикса;
2) Поиск основы;
3) Присоединение префикса к опознанной основе;
4) Узнавание слова.
Однако эта теория не объясняет, каким образом осуществляется доступ к псевдопроизводному слову.
Были предприняты попытки решить эти вопросы, исходя из понятия разных уровней морфологии. К морфологии первого уровня относят все случаи деривационных производных, требующих фонологических изменений и нерегулярные морфемы. К морфологии второго уровня относят все случаи регулярного словообразования, не вызывающие никаких изменений в корневых морфемах.
Некоторые модели восприятия речи (например, модель логогенов, когортная модель) предусматривают отдельные вхождения в лексикон для морфологически сложных слов. Другие допускают две процедуры извлечения единиц ментального лексикона при чтении слов, относящихся к морфологии первого уровня: процедуры адресации продуктов морфологического разбора и процедуры адресации слова целиком. Операция морфологического разбора слова происходит параллельно с процедурой адресации целого слова.
3. Стратегия опоры на ситуацию
3.1. Внешний и внутренний контекст идентификации слова
Многие психолингвистические исследования текста убедительно показывают, что синтаксическая обработка не сводится к организации слов предложения в синтаксическую структуру, а начинается фактически уже на уровне слова.
Между тем, понятие контекста в современной литературе по проблемам понимания остается одним из наиболее размытых и неподдающихся четкой дефиниции. Частично причинно такого явления можно видеть в традиционном рассмотрении контекста и слова в оппозиции. В работе [Sperber, Wilson 1986] контекстом назван минимальный набор данных, используемых при интерпретации высказывания; авторы выделяют его как психический конструкт, представляющий собой некий набор представлений о мире, которым располагает воспринимающий информацию человек. Можно сделать предположение, что контекст – понятие абстрактное и находится в голове слушающего.
Любой акт интерпретации предполагает соотнесение языковой информации текста со схемами знаний, убеждений и т.д. Значение слова не сводится к понятию: в процессе идентификации «осознанное или протекающее на подсознательном уровне сопоставление с продуктами предшествующего опыта индивида охватывает все многообразие увязываемых со словом чувственных впечатлений, т.е. фактически происходит включение слова в многогранный «внутренний контекст» [Сазонова 2000: 77].
Понятие внутреннего контекста получает развитие во многих областях знания, смежных с психолингвистикой. Так, например, в русле когнитивной психологии внутренний контекст рассматривается как непосредственно влияющий на процессы кодирования, хранений и извлечения информации. Автор полагает, что внутренний контекст будет также определяться эмоциями и модальностями разных видов.
В когнитивной лингвистике также признается важным трактовать контекст как ментальное явление. Когнитивные категории зависят не только от текущего контекста, но и от целого комплекса ассоциирующихся с ними внутренних когнитивных контекстов. В случае взаимодействия с совершенно новыми объектами или ситуациями, для которых индивид не имеет когнитивных репрезентаций, он опирается на ближайшие контексты, используя все доступные для идентификации признаки. Даже незнакомое человеку слово, предъявленное вне контекста, вызывает в сознании человека определенную информацию.
Такой подход согласуется с предложением Л.В.Сахарного ввести понятие внутреннего контекста производного слова и тезисом С.В.Венгеровой о том, что сложное слово уже представляет собой миниконтекст, в котором реализуется образное видение мира. С.И.Тогоева под внутренним микроконтекстом понимает «совокупность информации, которую несут формально-структурные характеристики слова, порождающие те или иные взаимосвязи данной единицы с единицами индивидуального лексикона, в том числе связи образного и ситуативного характера» [Тогоева 1998: 65].
3.2. Микроконтексты идентификации слова
Полученные от испытуемых в результате ряда экспериментов микроконтексты часто интерпретируются как частично вербализованный внутренний когнитивный контекст языкового и практического опыта испытуемых, который дает более полное представление о том фрагменте индивидуального знания, который, актуализируясь в процессе идентификации нового слова, служит для нее опорой. Микроконтекст может быть реализован ситуацией. Под ситуацией здесь понимается некий фрагмент объективной действительности, представленный в памяти индивида в единстве всех переживаемых им чувственных характеристик, фрагмент индивидуальной картины мира, единица индивидуального знания.