Средства и способы выражения категорий мышления различны в разных языках. Например, в славянских языках грамматические средства выражения категории формы не развиты, для этого используется достаточно богатая лексика. Напротив, в одном из языков индейцев Америки навахо глаголы, обозначающие действия с предметами, меняют свою морфологическую структуру в зависимости от того, на какого рода предметы направлено действие: есть формы глаголов, соответствующие круглым, тонким предметам, длинным гибким предметам, длинным жестким предметам и т. д.
По своим формам и функциям различаются мыслительные и языковые операции.
198
Если мыслительные операции направлены на познание действительности и достижение истины, то языковые операции направлены на формирование мысли, эмоционального, волевого и т. п. знания, на точную и выразительную их передачу.
Логические формы мышления в принципе всеобщи, универсальны, языковые формы абсолютно национальны. Языковые значения общеизвестны, народны, без них невозможно ни понимание, ни передача сообщения.
Как утверждает В. И. Кодухов, знания, отраженные в языке, и знания, передаваемые при помощи языка, не идентичны. С точки зрения актуальности для выражения и передачи сообщений, языковые значения делятся на формальные и содержательные.
Формальные языковые значения служат пониманию, т. к. они организуют форму мысли и структуру высказывания.
Содержательные значения организуют конкретную мысль для выражения и передачи сообщения, нового знания.
Формальность и содержательность в различной степени проявляются у всех видов языковых значений. Так, например, значение рода может быть формальным (стол, черный, лежало и т. п.) и содержательным (учитель — учительница). И формальное, и содержательное значения в большой степени реализуются в контексте.
Таким образом, отражательная функция языка проявляется не только в контекстной обусловленности языковых значений, но и в отражательной природе самих языковых значений.
4. Гипотеза лингвистической относительности — концепция, согласно которой структура языка определяет структуру мышления и способ познания внешнего мира. Эта гипотеза разработана в 30-х годах XX века в США Э. Сепиром и Б. Л. Уорфом в рамках этнолингвистики.
Возникновение этнолингвистики вызвано изучением языков и культуры американских индейцев. Э. Сепир и Б. Л. Уорф пришли к выводу о возможности глубокого влияния языка на становление и развитие мировоззренческих категорий.
Рассмотрим, как формировалась данная гипотеза.
Бенджамен Ли Уорф окончил Массачусетский технологический институт и более 20 лет (до самой смерти), работая инженером по
199
технике пожарной безопасности, в часы досуга занимался историей и археологией ацтеков и майя, с увлечением изучал языки индейцев Америки. Уорф всю жизнь собирал материал о том, как язык влияет на мышление. Его внимание привлекли такие, например, факты.
В русском языке есть два слова для обозначения близких цветов — голубой и синий; в бретонском, корейском, японском, вьетнамском языках два цвета (синий и зеленый) обозначались одним словом.
В языке индейцев хопи есть слово, которое применимо к любому летающему предмету, кроме птиц, т. е. и к насекомым, и к летчику, и летучей мыши.
В суахили (Африка) одним и тем же словом называется паровоз, поезд, автомобиль, вагон, телега, карета, тачка, детская коляска и др.
С другой стороны, в одном из меланезийских языков (Океания) есть 100 специальных названий для 100 разновидностей банана. В языке саами (Кольский полуостров) есть 20 слов для обозначения льда, 11— для обозначения холода, 26 — для обозначения мороза и таяния.
Основываясь на подобных фактах, Уорф пришел к выводу о том, что мы расчленяем природу в направлении, подсказанным нашим родным языком. Мы выделяем в мире явлений те или иные категории и типы совсем не потому, что эти категории и типы самоочевидны. Напротив, мир предстает перед нами как калейдоскопический поток впечатлений, который должен быть организован нашим сознанием, а это значит, в основном языковой системой, хранящейся в нашем сознании.
Мы расчленяем мир, организуем его в понятия и распределяем значения так, а не иначе в основном потому, что мы — участники соглашения, предписывающего подобную систематизацию.
Под "соглашением" подразумевается общепонятный язык, стало быть, оно имеет силу для людей, говорящих на одном языке, для определенного речевого коллектива. Б. Л. Уорф полагал, что такое "расчленение" действительности языком определяет пути и способы ее познания. Мало того, он утверждал, что оно влияет на особенности деятельности человека, говорящего на данном языке.
200
Ученый пишет: "В той или иной ситуации люди ведут себя соответственно тому, как они об этом говорят". Этот тезис опровергается многочисленными жизненными фактами. Так, например, в экстремальных ситуациях люди в принципе ведут себя одинаково: хватают детей, документы и стремятся спастись, а если кто-то кого-то пытается спасти, а кто-то другой — вытолкнуть из средства спасения, то это зависит от человеческих качеств терпящих бедствие, а не от языка, на каком они говорят. Примером может служить гибель "Титаника", цунами в Таиланде и др.
Б. Л. Уорф был бы прав, если бы все люди были маленькими детьми и верили всему сказанному, а не руководствовались в своей деятельности, в том числе и в познании, не тем общественным опытом, который связан в сознании каждого человека со словом — "ярлычком", а только одним "ярлычком". На самом деле, по традиции, вслед за нашими далекими предками, мы говорим "солнце встает", "солнце садится", хотя прекрасно знаем, что указанные явления — следствие вращения Земли. В то, что солнце, как человек, встает или садится, может верить лишь ребенок или крайне несведущий человек.
Б. Л. Уорф делает очень распространенную ошибку: он забывает о том, что все, что есть в языке и может быть осознанно, действительно осознается в процессе речи, т. е. в процессе высказывания мы не пытаемся этимологизировать (не думаем о том, что окно связано с оком, а кольцо с кругом и т. п.), не задумываемся над каждым словом. Более того, когда мы делаем нашу речь предметом внимания, то обязательно отвлекаемся от той мысли, которая только что была высказана, и, так сказать, начинаем анатомировать речь, умерщвляя ее. Характерен в этом отношении образ сороконожки (А. А. Потебня): если бы она каждый раз думала, с какой ноги начать двигаться, она бы никогда не двинулась с места. И наоборот, если мы мыслим при помощи языка, то уже не в состоянии осознать отдельные языковые элементы.
Нельзя согласиться с Б. Л. Уорфом в том, что он говорит о влиянии языка на способ "расчленения мира". Это может быть верно только для каждого носителя языка в отдельности. Конечно, юный
201
островитянин из Океании узнает о существовании 100 видов банана благодаря языку, но океанийцы имеют 100 слов для разных видов банана потому, что в их практической жизни и деятельности различие этих видов играет существенную роль. Нам достаточно одного слова для называния банана, но мы различаем эквадорские и египетские бананы, спелые и неспелые, в пятнышках, мерзлые и т. п., т. е. используем описательные формы, о чем в свое время писал еще В. фон Гумбольдт. С другой стороны, жителю глухой деревушки Восточной Африки безразлично, чем различаются паровоз и карета, которых он никогда в жизни не видел.
Следовательно, "расчленение" мира определяется не языком, а общественной практикой данного народа. В языке это "расчленение" только отражается (причем не обязательно).
Б. Л. Уорф исходил из того, что человек видит (и расчленяет) окружающий его мир, как бы прикладывая к нему слова своего языка. В действительности же, видя предметы, человек с самого начала воспринимает их в их значении, через призму общечеловеческого опыта. Так, например, любуясь подснежником, мы не думаем о его внутренней форме, а говоря о калине, не стремимся выявить ее этимологию (кал — земля). Таким образом, значение образа (пусть осмысленного) и значение слова — совсем не одно и то же.
В качестве подкрепления сказанного приведем еще несколько примеров персонификации: для русских новый год — малыш, для болгар — девочка (нова година) из-за категории рода. У русских смерть предстает старухой с косой (смерть — женского рода), у немцев — стариком (der Tod — мужской род).
Это же распространяется и на приметы: упад нож — придет мужчина, вилка — женщина.
М. Ростропович писал по поводу своей любимой виолончели и об обозначении ее во французском языке: "Ну что это за язык, в котором виолончель — мужчина, а контрабас — женщина!".
Таким образом, и грамматика, и логика, по Уорфу, не отражают действительности, а видоизменяются произвольно от языка к языку. Законы Ньютона и его взгляд на строение вселенной были бы иными, если бы он пользовался не английским языком, а языком 202
хопи — одним из индейских языков. Б. Л. Уорф пишет: "Мы сталкиваемся ... с новым принципом относительности, который гласит, что сходные физические явления позволяют создать сходную картину вселенной только при сходстве или, по крайней мере, при соотносительности языковых систем".
Исходное положение гипотезы Сепира — Уорфа выглядит убедительно. Действительно, процесс мышления протекает в языковой форме, а поскольку языки отличаются друг от друга, это накладывает отпечаток и на формы мышления. Однако взаимоотношение языка — мышления — действительности, по Уорфу, выглядит сомнительным.
Язык, являясь посредником между объективной действительностью и сознанием, не может играть руководящей роли и быть властелином сознания: Уорф рассматривает язык чрезвычайно односторонне — лишь его значение, т. е. семантическую сторону, а отрывать значение, семантику, от языковых форм невозможно, — это всегда приводило к теоретическим ошибкам.