Особенности поэзии М. А. Волошина
Первым, по настоящему волошинским стихотворением о Крыме принято считать написанное в 1904 году стихотворение «Зелёный вал отпрянул – и пухливо…». И это справедливо, ведь только в 1907 году появится цикл «Киммерийские сумерки» – 15 стихотворений, - лучшее, что написано о природе восточного Крыма в мировой поэзии. Этот цикл создавался Волошиным во время больших личных переживаний поэта:
Я иду дорогой скорбной в мой безрадостный
Коктебель…
По нагорьям терн узорный и кустарники в серебре
По долинам тонким дымом розовеет внизу миндаль,
И лежит земля страстная в чёрных ризах и орарях…
В стихах этого цикла в первые перед читателем возникает скорбная и величественная Киммерия. Древняя страна, которую Максимилиан Волошин вывел из забвения и стал её певцом. В стихах Волошина Киммерия жива памятью о своём прошлом:
Здесь был священный лес. Божественный гонец
Ногой крылатою касался сих прогалин.
На месте городов ни камней, ни развалин.
По слонам бронзовым ползут стада овец.
Безлесны скаты гор. Зубчатый их венец
В зелёных сумерках таинственно печален.
Чьей древнею тоской мой вещий дух ужален?
Кто знает путь богов – начало и конец?..
В этих стихах чётко прослеживается осознанное Волошиным единство истории и природы осуществлённое в пейзажах древней Земли, существующее в её «снах» :
Над зыбкой рябью вод встаёт из глубины
Пустынных кряж земли: хребты скалистых гребней,
Обрывы чёрные, потоки красных щебней –
Пределы скорбные незнаемой страны.
Я вижу грустные, торжественные сны –
Заливы гулкие земли глухой и древней,
Где в поздних сумерках грустнее и напевней
Звучат пустынные гекзаметры волны.
И поэт становится на многие годы голосом этой «глухой и древней» Земли и заставляет всмотреться и вслушаться этот мир. Всмотреться в природу его и вслушаться в историю, говорящую пейзажами Киммерии.
В 1910 году выходит первый сборник стихов Волошина. В нём было много киммерийских стихов, но не было стихов нового цикла «Киммерийская весна». Стихи этого цикла заметно отличаются от «Киммерийских сумерок». Здесь меньше исторических образов Киммерии, а больше реальных пейзажных образов радостной природы.
Солнце! Твой родник
В недрах бьёт по тёмным жилам…
Воззывающий свой лик
Обрати к земным могилам!..
Солнце! Прикажи
Виться лозам винограда,
Завязь почек развяжи
Властью пристального взгляда!
Сборник Волошина 1910 года был иллюстрирован рисунками Константина Фёдоровича Богаевского – художника, чьё творчество тоже неразрывно связано с Киммерией. В 1912 году в статье « Константин Богаевский» Волошин писал: «Художник, пишущий портрет, только тогда сможет воссоздать лицо человека, когда разберёт и передаст всю совокупность внешних и внутренних знаков, оставленных на нём стилетом времени. Такой портрет становится историческим… Точно также исторический пейзаж стремится стать историческим портретом земли. Лицо земли складывается геологи чески, так же, как человеческое лицо – анатомически, и точно так же определяется морщинами, шрамами и ранами, оставленными на нём стихиями и людьми: знаками мгновений.В этом смысл Исторического Пейзажа … В современной русской живописи воссоздателем исторического пейзажа является Константин Фёдорович Богаевский, а земля им изображаемая- Киммерия».
В 1913 году Волошин пристраивает к дому мастерскую, а сверху дом завершает квадратная «вышка». Дом сразу становится центром коктебельского пейзажа, и отныне Коктебель немыслим без него…
Этот, уже окончательный вариант дома стал местом рождения Максимилиана Волошина- художника. Художника Киммерии.
О том, как начал рисовать Волошин, рассказано в воспоминаниях Елизаветы Кругликовой, и это было в 1901 году. Максимилиан Александрович много рисовал в своих первых заграничных путешествиях, работал темперой и карандашом. Но с 1914 года Волошин переходит на акварель. Именно с этого времени он начинает свою тему в живописи – тему киммерийского пейзажа.
Коктебель и его окрестности предстают в этих пейзажах пустынной, ещё не заселённой людьми землёй. Море, скалы, деревья, облака… Но все эти природные формы сочетаются бесконечно разнообразными и кажутся одушевлёнными. Деревья то сбегаются в кудрявые рощицы, то чёткими силуэтами замирают на фоне морских заливов. Волны бесшумно ластятся к песчаным берегам, либо вспененными рядами атакуют скалы. А Солнце… То победно горит среди бесцветного выжженного неба, то кровавит горизонт закатным огнём, то холодно меркнёт в облачных пеленах. И лишь одно остаётся в этих акварелях неизменным: прозрачность красок и безукоризненно чистый рисунок.
В методе творчества Максимилиан Волошин следовал Багаевскому, - работая не с натуры, а по «воображению», - и создавал, по его словам, музыкально-красочные композиции на тему киммерийского пейзажа. В своей живописи Волошин оставался поэтом: часто тему художественный композиции давала ему стихотворная строка или строфа, вдруг зазвучавшая в природе. Он писал художнице Юлии Оболенской: « представьте себе, что вы идёте с раннего утра и до позной ночи по тропинкам, погруженная в свои мысли и созерцания, и иногда в Вас возникает стих или строфа: она не вполне соответствует тому, на то что Вы смотрите, но она связана с общим настроением пейзажа».
Такие строчки обычно и подписывались на акварелях, в чём Волошин следовал «классическим» японским художникам, у которых вообще многому, как живописец, учился.
В годы революций и гражданской войны в творчестве Волошина происходит коренной сдвиг. Среди созерцательных лирических стихов, певучих и разнодумчивых, медным голосом набата зазвучали строки страстной гражданской поэзии. Но как она отличалась от «гражданской поэзии» многих и многих поэтов:
Ты соучастник судьбы, раскрывающий замысел драмы.
В дни революции быть Человеком, а не Гражданином.
Помнить, что знамёна, партии и программы
То же, что скорбный лист для врача сумасшедшего дома.
Быть изгоем при всех царях и народоустройствах.
Совесть народа – поэт. В государстве нет места поэту.
Все «волны гражданской войны» – в Крыму особенно жёсткой – проходят над головой поэта, но и с её огня он выносит более острую, почти мучительную любовь к своей Киммерии.
В эти годы Киммерия предстаёт перед поэтом совершенно иной: в крови, страданиях, беспощадной борьбе. И в торжественные видения древней земли врываются новые тревожные образы, сам ритм стиха становится из привычно плавного ломаным и напряжённым:
Войны, мятежей, свободы
Дул ураган;
В сражении гибли народы
Далёких стран;
Шатался и пал великий
Имперский столп;
Росли, приближаясь, клики
Взметённых толп.
Суда бороздили воды,
И, борт о борт,
Заржавленные пароходы
Врывались в порт
На берег сбегали люди,
Был слышен треск
Винтовок и гул орудий,
И крик, и плеск –
Выламывали ворота,
Вели сквозь строй,
Расстреливали кого-то
Перед зарёй…
В водовороте этих ошеломляющих, небывалых событий поэт чувствует себя летописцем. Он спешит закрепить в стихах образы этих годин, развёртывая целую вереницу их: «Буржуй», «Спекулянт», «Матрос», «Красногвардеец», «На вокзале», «Гражданская война».
В «исступлении усобиц» Волошин всеми силами борется против «бессмысленного уничтожения» художественных ценностей, мужественно вставая на защиту людей, памятников, книг. В1918 году он предотвращает разгром имения Э. А. Юнге, где хранилось множество произведений искусства, редкая библиотека. В 1919-м с мандатом «комиссара по охране памятников древности и искусств» Волошин неутомимо колесит по Феодосийскому уезду, оберегая эго художественные и культурные ценности. Летом этого же 1919 года он спасает белогвардейского самосуда генерала Н. А. Маркса, видного ученного-палеонтографа, составителя «Легенд Крыма», участвовавшего в революции на стороне народной власти. В мае 1920года, когда белой контрразведкой был настигнут подпольный съезд большевиков, собравшийся в Коктебеле, один из делегатов нашел приют в доме Волошина. В том же году Волошин помог освобождению поэта Осипа Мандельштама, арестованного белогвардейцами в Феодосии. А сколько жизней и судеб спас Волошин годы «красного» террора в Крыму!
В эти годы появился ряд новых киммерийских стихов Волошина. Обращаясь к неизменной, целительной красоте природы, поэт отдыхал от кипевшего вокруг него «круговорота битв». Тогда возникали и певучие классически-строгие строфы:
Сквозь облак тяжелые свитки,
Сквозь ливней косые столбы
Лучей золотистые слитки
На горные падают лбы.
Пройди по лесистым предгорьям,
К гудящим волной берегам,
Где в дикой и пенной порфире,
Ложась на песок голубой,
Всё шире, все шире, всё шире
Развёртывается прибой!
А летом 1917 года рождается стихотворение «Коктебель», в котором Волошин особенно проникновенно сказал о своей кровной связи с этим уголком земли:
С тех пор, как отроком у молчаливых,
Торжественно-пустынных берегов
Очнулся я – душа моя разъялась,
И мысль росла, лепилась и ваялась
По складкам гор, по выгибам холмов…
Моей мечтой с тех пор напоены
Предгорий героические сны
И Коктебеля каменная грива;
Его полынь хмельна моей тоской,
Мой стих поэт в волнах эго прилива,
И на скале, замкнувшей зыбь залива,
Судьбой и ветрами изваян профиль мой…
Кончились «расплавленные года» гражданской войны – началась мирная жизнь. С 1923 года Дом Поэта – уже несколько лет «слепой и запустелый» – постепенно оживает. Как и прежде, начинают приезжать в Коктебель москвичи, ленинградцы: каждый из них привозит своих друзей, знакомых – и все они становятся «подданными» Максимилиана Александровича. Снова в доме звучат смех, шутки, читаются стихи и доклады, отправляются в горы многолюдные экскурсии, как прежде, ведомые буйнокудрым «властителем» Киммерии. Затаив дыхание ловят каждое слово коктебельского мудреца юные поэты, художники, актрисы – те, кому суждено стать в последствии славой и гордостью молодой советской культуры…