Смекни!
smekni.com

Краткая история имяславских споров в России начала ХХ века (стр. 6 из 20)

В лагере имяславцев «Апология» принимается весьма одобрительно. Но под воздействием давления о. Алексия (Киреевского), о. Агафодора и, в конечном счете, архиепископа Антония (Храповицкого) игумен Андреевского скита Иероним запретил о. Антонию заниматься защитой имяславского учения и потребовал прекратить всякое общение с фиваидскими скитянами. Решающий разговор между игуменом и иеросхимонахом произошел 24 июля 1912 года. О. Иероним настаивал на прекращении имяславской агитации, пригрозив запретить о. Антонию священнослужение. В пылу полемики о. Иероним произнес: «Имя Божие – не Бог» и в качестве аргумента облокотился на свое кресло, написав предварительно пальцем на спинке имя «Иисус». В ответ на это о. Антоний воскликнул: «Если вы так говорите – вы еретик»! Перед уходом он вновь напомнил о. Иерониму святоотеческие свидетельства, подтверждающие имяславскую точку зрения, и попросил ознакомиться с законченной накануне «Апологией». На следующий день о. Иероним называет книгу Булатовича «салатом» и приказывает сжечь ее[80].

Отказавшись подчиниться, отец Антоний подвергается запрету священнослужения и причащения, после чего он был вынужден нарушить обет послушания и переселиться из Андреевского скита в Благовещенскую келию старца Парфения, который хотя, и не сочувствовал идеям отца Антония, но называл его «великим человеком» и содействовал изданию имяславских сочинений. Впоследствии, не без долгих колебаний и под нажимом епископа Никона (Рождественского), отец Парфений с братией Благовещенской келии подписал «формулу отречения от имябожнической ереси».

«Апология» довольно быстро распространилась по Св. Горе. 13 августа 1912 года о. Антоний обращается с просьбой к М.А. Новоселову[81], издателю и редактору серии «Религиозно-философская библиотека», принять участие в издании «Апологии». Редактированием рукописи и составлением предисловия к «Апологии» занимался о. Павел Флоренский, в предисловие был включен анонимный отзыв М.Д. Муретова, профессора Московской духовной академии по кафедре Священного Писания Нового Завета, написанный в ответ на полуофициальный запрос ректора МДА епископа Феодора (Поздеевского) об афонских спорах и книгах схимонаха Илариона и иеросхимонаха Антония. И предисловие, и отзыв полностью солидаризируются с «учением имяпоклонников о Божественности Имен Божиих». М.Д. Муретов отмечал, что изложенное в «апологии» учение лежит «в основе учения о единосущии и троеличности Божества, о богочеловечестве Спасителя, о Церкви, таинствах, особенно Евхаристии, икнопочитании и т.д.». В одном из частных писем князь Е.Н. Трубецкой так отзывался об «Апологии»: «Читаю книгу Булатовича и все более чувствую, до какой степени там суть не в богословии, которое у них слабое и неумелое, а в жизни, которая глубока, возвышенна и совершенно не умещается в этом богословии. Подойдите поближе к этой жизни, – вот где тепло и радостно»[82]. «Апология» увидела свет во время Великого поста 1913 года.

5. Дальнейшее развитие событий на Афоне

В середине августа 1912 года на Афон прибывает епископ Димитровский Трифон, викарный епископ Московской епархии. По утверждению Булатовича, «он принадлежал к почитателям книги о. Илариона и с мнением о ней архиепископа Антония отнюдь не соглашался»[83]. После ознакомления со сложившейся обстановкой еп. Трифон советует о. Алексию (Киреевскому) «ради успокоения братии» на некоторое время удалиться со Св. Горы. Так же неодобрительно он отнесся к поступку игумена Иеронима. В результате о. Иероним 13 августа пришел в Благовещенский скит и в присутствии о. Парфения и братии примирился с о. Антонием и просил его вернуться обратно в скит. От этого предложения Булатович осмотрительно отказался[84].

В этот же день, отцом Антонием было направлено обращение к Константинопольскому Патриарху Иоакиму III с просьбой о защите имяславцев. Понимая, что поддержка греческой патриархии чрезвычайно важна для благоприятного исхода спора, о. Алексий (Киреевский) и «выдающийся монастырский дипломат» о. Кирик в конце августа отправляются в Константинополь. Здесь о. Алексию удалось встретиться с русским послом в Константинополе Михаилом Николаевичем Гирсом и посвятить его в ход афонских споров. Естественно, что Гирс услышал позицию одной стороны, заведомо предвзятую и тенденциозную. Результатом стало то, что в дальнейшем русский посол оказывал максимальную поддержку противникам имяславцев: именно он взял на себя инициативу полицейской расправы над монахами-имяславцами, им были посланы на Афон пароходы с войсками для депортации «бунтовщиков», в дальнейшем он курировал ход следствия по этому делу и был инициатором передачи афонских монахов гражданским судебным органам[85].

На прием к Патриарху удалось попасть только о. Кирику, т. к., узнав о намерении о. Алексия, имяславцы послали второе письмо Патриарху, в котором предупреждали Иоакима III о готовящемся визите «великого возмутителя Горы Афонской и хулителя Имени Иисуса и великого клеветника на православных»[86].

О. Алексий за время пребывания в Константинополе сумел познакомиться с начальником патриаршей канцелярии, единственным русским переводчиком, выпускником Казанской Духовной Академии Христом Панаианни, которого постарался соответствующим образом настроить.

Ответ на жалобу Булатовича пришел 12 сентября – Патриарх, основываясь на заключении Халкинской богословской школы от 27 августа о еретичности учения имяславцев, запретил чтение книги отца Илариона «На горах Кавказа», но от изгнания о. Антония (Булатовича) со Св. Горы, на котором настаивал о. Кирик, воздержался. Однако осуждение книги вылилось не в форму официального акта на имя Протата Святой Горы[87], а в форму циркуляра, подписанного: «Константинопольский во Христе молитвенник», – и заверенного уже упоминавшимся Директором I патриаршей канцелярии Хр. Панаианни и адресованного настоятелю Пантелеимоновского монастыря игумену Мисаилу с братиею, что было совершенно необычным случаем на Афоне[88].

По заверениям имяславцев, «в письме Патриарха о Имени Иисусове не говорилось ни слова, а лишь указывалось, что в книге есть некоторые неправильные и опасные выражения, но это не давало еще права имяборцам уверять, что эти опасные выражения и есть именно слова, что «Имя Божие есть Сам Бог», ибо в книге о. Илариона были некоторые действительные дефекты и оплошности в богословских терминах. […] Все это наводило на мысль, что Патриарх Иоаким, по свойственной грекам двуличности, так тонко написал письмо, что его […] каждая сторона могла толковать в свою пользу. Патриарх косвенно делал упрек и иноку Хрисанфу за его действительно новые мудрования, вследствие жалобы имяславцев, а вместе с тем сделал угодное и Пантелеимонову монастырю, запретив книгу схимонаха Илариона. Это было сделано также и в угоду архиепископу Антонию Волынскому, который был уже тогда в сношениях с Патриархом по данному вопросу и указывал ему на книгу «На горах Кавказа», как на главную виновницу афонского смущения»[89].

В ответ отец Антоний отправляет в патриархию разбор послания Патриарха, жалобу на печатные выступления архиепископа Антония (Храповицкого) он 12 сентября направляет в патриархию и обер-прокурору Святейшего Синода. Отцы Агафодор и Мисаил также направили Патриарху жалобу на иеросхимонаха Антония, в которой указывалось, что о. Антоний отказывается признавать патриаршую грамоту, и открыто возбуждает против нее монахов, сочиняя «прокламации». Жалобу в патриархию доставил иеромонах Кирик, приезд которого совпал с получением Патриархом донесения о. Антония. В результате, по свидетельству Выходцева, «Патриарх Иоаким крайне вознегодовал на этого посланца-дипломата и, как говорят очевидцы, сказал Кирику: «Ты меня уже раз надул и опять надуть хочешь». И с этими словами прогнал посланца имяборцев из своих покоев»[90]. Необходимо заметить, что данное сообщение почерпнуто из источника, освящающего события небеспристрастно, и должно быть принято с некоторой долей скептицизма.

Сразу после отъезда с Афона епископа Трифона, 20 августа 1912 года, противники имяславцев во главе с игуменом Пантелеимонова монастыря отцом Мисаилом и наместником игумена отцом Иоакинфом составили т.н. «Акт о недостопоклоняемости Имени «Иисус»» или «Акт о исповедании веры во Имя Божие»[91]. Старцы Пантелеимонова монастыря были принуждаемы поставить подпись под этим документом. О средствах принуждения мы имеем свидетельство схимонаха Пантелеимонова монастыря Досифея[92]. Игумен и наместник решительно отказывались предоставить копию Акта отцу Досифею для внимательного прочтения в келии. Отец Досифей должен был подписать акт «на слух». После двухдневного противостояния отец Досифей все же смог получить копию «Акта о исповедании веры во Имя Божие» и составить свои возражения.

В Акте говорилось о том, что при произнесении имени Иисуса Христа мы «представляем себе невидимое присутствие Самого Господа […] Иисуса Христа», именем «Иисус» «подобает нам спастись», но чествовать и поклоняться подобает Самому Богу. Возражения отца Досифея основывались на том, что имени Божиему присуще не только представляемое благодатное присутствие, но Сам Бог через Свои действования. «Глаголы, яже Аз глаголах вам, Дух суть и Живот суть», – говорит Господь (Ин. 6,63). В подтверждение отец Досифей приводит слова святого Симеона Нового Богослова об онтологической разнице между человеческим и Божественным: «Слова человеческия текучи и пусты, слово же Божие – живое и действенное. Равным образом и истина Божия – есть паче ума и слова человеческого, – Бог непреложный, сый и живый»[93]. Разделение имени Божия и Бога, свойств Божиих и существа Церковь обличила на Паламитских соборах 1341, 1347, 1351 годов. Отец Досифей ссылается на 5-ю анафему против Варлаама второго Константинопольского собора 1341 года: «Анафема тем, кои думают, что одному только существу Божию свойственно имя Бога, а не энергии».