Российские суды в своих решениях не излагали соображения о том, когда и по каким признакам следует констатировать оригинальность, в чем суть этого свойства. Из формулировок было ясно только то, что оригинальность и творчество рассматривались как взаимосвязанные понятия. Но какова связь между ними, не указывалось.
Это и стало предпосылкой для возникновения в доктрине спорной точки зрения о смысле понятия "оригинальность". Ведь если суды не могут выработать для себя инструментария по актуальному, по их же собственному признанию, вопросу, то его вырабатывает доктрина. А далее может случиться так, что выработанную доктриной позицию может принять в качестве правильной высшая судебная инстанция. Особенно велика вероятность этого в том случае, если данная позиция осталась единственной и не встретила возражений, не вызвала к жизни альтернативный взгляд[19].
Автором точки зрения об оригинальности произведения, которую мы имеем в виду, стал профессор Э.П. Гаврилов и раскрыл ее в своих комментариях к Закону РФ "Об авторском праве и смежных правах"[20]. В дальнейшем она получила распространение и в работах других исследователей, причем иногда совершенно немотивированно[21]. Суть ее состоит в следующих соображениях.
Творчество представляет собой познание нового и, следовательно, приводит к новому результату. Авторское право охраняет лишь те творческие результаты, которые являются новыми не только для самого автора, но и для остальных лиц (объективно новые). Более того, охраняются не просто объективно новые результаты, а те, которые не могут быть получены при параллельном творчестве, уникальны, неповторимы в принципе. Последний ключевой вывод вытекает из того, что иное потребовало бы признания всех параллельных создателей соавторами либо фиксации приоритета, чтобы предоставлять права только первому, а таких механизмов закон не содержит.
Нетрудно отметить, что такая концепция не соответствует освещенным выше взглядам русских и английских юристов. В ней присутствует попытка не определить, по каким признакам можно устанавливать творчество в работе по созданию произведения, а ввести объективный, для всех случаев и споров подходящий и якобы вытекающий из законодательства признак объекта авторского права - его абсолютная неповторимость при параллельном творчестве. И признак этот выводится из механизма регулирования отношений по поводу произведений. Во-первых, из концептуального для авторского права правила возникновения охраны - с момента создания, без выполнения формальностей. А во-вторых, из представлений о соавторстве как о результате сознательной и совместной работы по созданию произведения. В общем, исходя из того, что авторское право якобы не решает проблему появления двух одинаковых объектов, случайно повторенных независимыми авторами.
Например, если взглянуть на фундаментальную по сегодняшним меркам работу А.П. Сергеева "Право интеллектуальной собственности в Российской Федерации"[22], то в ней, к сожалению, обнаруживается весьма неясный взгляд на обсуждаемую проблему: "В литературе справедливо отмечается, что для авторского права важен не столько творческий характер деятельности, сколько аналогичный признак результата, хотя, видимо, следует исходить из того, что только творческая деятельность может привести к творческому результату. Показателем творческого характера произведения, по мнению большинства российских ученых, является его новизна. Новизна в данном случае рассматривается как синоним оригинальности"[23].
Но не юридические приемы определяют то, какой объект будет охраняться. Напротив, сам объект и интерес, об охране которого позаботился законодатель, предопределяют юридические приемы и механизмы охраны. В этом смысле, как нам кажется, в соображениях Гаврилова переставлены причина и следствие.
Случаи появления одинаковых результатов творчества двух независимых авторов редки. Такие объекты имеют незначительную ценность. Мы полагаем поэтому, что охрана таких произведений среди прочих объектов авторского права просто не могла стать основанием для того, чтобы осложнить формальностями возникновение прав в отношении большинства произведений. Да, для этой незначительной части объектов отсутствие формальностей создает правовую неопределенность, заключающуюся в сомнении, а не стал ли я вторым в своем несложном и небольшом творческом результате (относительно сложного и большого сомнения невозможны) и не появится ли этот первый автор. Но ввести обязательную регистрацию для одних результатов творчества и освободить от нее другие в зависимости от того, какие из них уникальны, а какие нет, очевидно, невозможно[24].
Вообще, допущение правовой неопределенности и условий для возникновения спорных ситуаций ради освобождения от формальных процедур, что представляется для каких-то прав большей ценностью, не является чем-то необычным для законодательства[25]. Например, нет предварительного установления новизны фирменных наименований и полезных моделей. Да, фиксация времени все-таки присутствует. Но по крайней мере мы видим принципиальное для нас явление: отказ от некоторых формальностей с неизбежным допущением правовой неопределенности.
В связи с этим вывод о том, что отсутствие обязательной фиксации приоритета у объектов авторского права может означать только охрану неповторимых произведений, не представляется очевидным и обоснованным. Мы просто имеем дело с допущением неопределенности в отношении незначительной части охраняемых объектов ради исключения формальностей для подавляющего их большинства.
В сфере промышленного дизайна, напротив, большинство изделий разрабатываются с использованием устоявшихся взглядов на внешний вид товаров, на основе стандартов производства и в рамках некоторого популярного стиля, иногда достаточно простого. Следствием этого становится повышенный риск повторения существенных черт ранее созданных результатов творчества по созданию внешнего вида изделий. Исходя в том числе из этого (есть и другие соображения о необходимости охранять промышленные образцы патентами), законодатель решил предоставить возможность фиксации приоритета в отношении таких объектов и оформления прав на них. Но ведь не может же это означать, что уникальные промышленные образцы не могут быть запатентованы.
В самом деле, невозможно придавать такое значение формальным процедурам, предшествующим возникновению охраны, чтобы только лишь через них приходить к выводам о характеристиках объекта прав. Это может привести к неверным выводам и является переоценкой роли законодателя.
Вот и в данном вопросе сказать, что авторское право охраняет только неповторимые объекты, потому что не содержит механизма фиксации приоритета, - это равносильно утверждению того, что Патентный закон РФ охраняет только повторимые при параллельном творчестве, неуникальные промышленные образцы, потому что при оформлении патента в отношении их фиксируется приоритет.
Вообще, обращение внимания на соседний институт интеллектуальной собственности является весьма полезным при анализе другого. К сожалению, многие исследователи недооценивают сходство институтов авторского права и патентного и считают возможным изучать только один из них, без оглядки на другой. Это неверно, потому что сама история их возникновения и охраняемые отношения, безусловно, схожи.
Таким образом, и в общих представлениях о творчестве, в словарных определениях этого слова нет предпосылок для выводов об уровне новизны, требуемой для объекта авторского права.
Так, известно Постановление Федерального арбитражного суда Московского округа № КА-А40/4933-02 от 29 июля 2002 г., в котором суд выяснял, охраняется ли авторским правом название "33 коровы". Соглашаясь с доводами экспертизы, проведенной в отношении этого названия, и с позицией суда общей юрисдикции, который ранее уже разбирал этот вопрос по другому делу, окружной арбитражный суд в своем Постановлении отметил следующее: "Суд указал, что согласно экспертному заключению сочетание "33" и "коровы" общеупотребительно, их соединение в единое словосочетание не является обособленным литературно-художественным образом, самобытным наименованием, специфически присущим индивидуальному творчеству какого-либо одного определенного автора. В тесте песни Олева Н.М. сочетание слов "тридцать три коровы" употреблено в привычных для русского языка значениях без привнесения в него оригинального содержания или формы. Изолированное от контекста словосочетание "33 коровы" (в т. ч. в качестве названия) детерминировано стереотипами народного творчества, построено на модели фольклора и не содержит признаков, отражающих творческую самобытность речи какого-либо одного индивида или дифференцированные признаки языка литературного произведения, отличающие одного автора от другого"[26].
Как видно, в основу выводов лег анализ того, можно ли считать творчеством создание такого названия, а не уровень его новизны.
Обращаясь к психологии творчества, мы должны констатировать, что творчество представляет собой психическую деятельность по генерированию мыслей и идей в процессе чувственных переживаний или логических рассуждений, а также по поиску внешней формы их выражения. При этом творчеству присущ волевой момент, поскольку всегда имеется цель достичь некоторого результата и выразить его вовне человека.
Отсюда и вытекает значение слова "творчество", которое обычно приводится в словарях и было практически процитировано Э.П. Гавриловым - создание новых по замыслу ценностей. Нужно только иметь в виду, что новых для самого творца, ибо умственная деятельность двух неодновременных, но не знавших друг о друге создателей одинакового результата ничем не отличается и тоже может являться творчеством. Вспомним опять же техническое творчество по созданию изобретений.