"Но успехи Красной Армии могли бы оказаться непрочными и они были бы сведены на нет после первого же серьезного контрудара со стороны противника (1), если бы Красную Армию не подпирали с тылу весь наш советский народ, вся наша страна(2). Красная Армия в боях за Родину проявила безмерное геройство. Но советский народ не оставался в долгу перед Красной Армией(3)". Этими фразами, содержащими три (!) эпимоны (риторические фигуры, состоящие в полном или частичном повторе мысли), Сталин фактически уравнивает значение подвигов фронта и тыла и формирует в каждом, читающем его приказ, самосознание своей исключительности, превосходства. Этот эффект усиливается, когда Сталин сжато, но сохраняя возвышенный тон, оценивает вклад всех слоев советского общества. Он снова использует привычный для него и его аудитории классовый принцип: каждый отождествит себя либо с рабочим классом, либо с колхозным крестьянством, либо с советской интеллигенцией. При этом Сталину удается в коротких фразах перечислить (и высоко оценить!) практически все отрасли народного хозяйства, тем самым он как бы последовательно присоединяет к своей аргументации всё бóльшую аудиторию: "В трудных условиях войны советский народ добился решающих успехов в деле массового производства вооружения, огнеприпасов, обмундирования, продовольствия и своевременной доставки их на фронты Красный Армии. За истекший год серьезно возросла мощь советской промышленности. В строй вступили сотни новых заводов, шахт, десятки электростанций, железнодорожных линий, мостов. Новые миллионы советских людей стали к станкам, овладели сложнейшими профессиями, сделались мастерами своего дела. С честью выдержали испытание войны наши колхозы и совхозы. Не покладая рук, советское крестьянство, в трудных условиях военного времени, работает на полях, снабжая продовольствием нашу армию и население, поставляя сырье нашей промышленности. А наша интеллигенция обогатила советскую науку и технику, культуру и искусство новыми выдающимися достижениями и открытиями". В семи фразах семь рядов перечислений, часть из которых представляет собой эпимоны и плеоназмы, т.е. повторы мысли; кроме того, активно используются числительные "сотни, десятки, миллионы". Все это снова придает речи Сталина в интонационном плане – динамику, в содержательном – гиперболизацию достижений, в плане эмоциональной аргументации – ощущение исключительности советского народа.
После перечисления подвигов рабочих, крестьян и интеллигенции следует признание заслуг советских женщин, что, в принципе, противоречило принципу классового членения аудитории. Выделение заслуг женщин в отдельную субпричину успехов Красной Армии в речи Сталина объясняется, очевидно, как объективными причинами - женщины действительно составляли основу советского тыла-, так и чисто риторическими. Восхваление женщины добавляло возвышенности и патетичности любому жанру во все времена и во всех культурах, а в особенности, в России. Вспомним хотя бы тот вклад в восторженное восприятие пушкинской речи Ф.М.Достоевского, который сделало развернутое обоснование величия русской женщины. Сталин усиливает эффект, используя возвышенную лексику: "Неоценимые заслуги в деле защиты Отечества имеют советские женщины, самоотверженно работающие в интересах фронта, мужественно переносящие все трудности военного времени, вдохновляющие на ратные подвиги воинов Красной Армии – освободителей нашей Родины". С высокой поэтической лексикой в этой фразе уживаются канцеляризмы ("заслуги в деле защиты", "работающие в интересах фронта", "трудности военного времени"), что является одной из самых ярких особенностей сталинского стиля, на которую обращали внимание многие исследователи [4: 7-8; 20]. Канцеляризмы тоже играли свою роль в формировании нужных оратору риторических эмоций: они формировали ощущение авторитетности текста, ибо канцеляризмы придавали тексту свойства документа, а документ – самый влиятельный и авторитетный текст в советской словесной культуре. "При пирамидально-иерархическом устройстве советской системы коммуникации документ, исходивший с вершины пирамиды, пронизывал всю речевую структуру общества, выстраивал систему словесности (в основных чертах) по своему подобию, так как обладал непререкаемой авторитетностью почти абсолютной влиятельностью. В этих условиях пропагандистская риторика и герменевтика, созидавшие советскую словесную культуру, строились также по документному принципу" [20: 259]. Кроме того, в этом контексте уместно отметить, что для советской словесной культуры сталинской эпохи характерна повышенная языковая корректность в отношении к женщине, или - в терминах современного языка – гендерная политкорректность. Во всех обращениях политических лидеров, там, где это позволяет русский язык, всегда употребляются наименования категорий граждан как в мужском, так и в женском роде. Например, "партизаны и партизанки!", или – в речи В.М.Молотова 22 июня 1941 года – "граждане и гражданки Советского Союза!"
Итак, указав на заслуги всех категорий советских граждан, Сталин риторически объединяет их в своеобразном заключении (рекапитуляции) этой части доклада: "Отечественная война показала, что советский народ способен творить чудеса и выходить победителем из самых тяжелых испытаний. Рабочие, колхозники, советская интеллигенция, весь советский народ преисполнены решимости ускорить разгром врага, полностью восстановить разрушенное фашистами хозяйство, сделать нашу страну еще более сильной и зажиточной". Эти фразы не только подытоживают ранее высказанную мысль о значимости всех членов советского общества, но и вводят новый тезис о феноменальности советского народа ("советский народ способен творить чудеса и выходить победителем из самых тяжелых испытаний"). Кроме того, эти фразы обладают свойствами риторической суггестии: они утверждают и внушают одновременно, в констатации содержится указание к действиям.
Сформировав у аудитории высокий эмоциональный настрой и ощущение собственной исключительности и исторического превосходства, Сталин возвращается к теме войны и дает повторную интерпретацию событиям на фронте. Надо отметить, что Иосиф Виссарионович никогда не использовал "голых" фактов, его фактуальная информация всегда эмоционально окрашена. Формально это реализуется через использование эмоционально окрашенной лексики для передачи фактической информации. Одно и то же слово сообщает и оценивает факт. Эта не столько факты, сколько интерпретация фактов. "Под ударами Красной Армии трещит и разваливается блок фашистских государств. Страх и смятение ныне среди румынских, венгерских, финских и болгарских "союзников" Гитлера. Теперь эти гитлеровские сподручные, страны которых оккупированы и оккупируются немцами, не могут не видеть, что Германия проиграла войну". Даже кавычки выполняют риторическую (фигура иронии) и идеологическую функцию. Сталин дает интерпретацию положения дел в Европе, навязывая эту картину, или риторическое видение, своей аудитории, ибо никто не может усомниться в авторитетности информации и справедливости ее оценки вождем: "У Румынии, Венгрии, Финляндии и Болгарии есть только одна возможность избегнуть катастрофы: разрыв с немцами и выход из войны. Однако трудно рассчитывать на то, что нынешние правительства этих стран способны порвать с немцами. Надо полагать, что народам этих стран придется самим взять в свои руки дело своего освобождения от немецкого ига. И чем скорее народы этих стран поймут, в какой тупик завели их гитлеровцы, чем быстрее прекратят они всякую поддержку своих немецких поработителей и их сподручных – квислингов в своей собственной стране, тем меньше жертв и разрушений понесут эти страны от войны, тем больше они могут рассчитывать на понимание демократических стран". Помимо очевидного намека-указания (или даже угрозы: "Надо полагать, что народам этих стран придется самим взять…") для народов стран, союзных Германии, данные строки формируют образ "других" народов, контрастирующий с риторически созданным в предыдущих абзацах героическим образом народа советского.
Так постепенно Сталин продвигается к главной мысли этого обращения, создавая благоприятную почву для ее восприятия в сознании слушателей. В следующем абзаце, снова по контрасту с предыдущим, дается повторное описание успешного наступления Красной Армии, которое заканчивается обозначением ближайших целей этого продвижения: "В результате успешного наступления Красная Армия вышла на наши государственные границы на протяжении более 400 километров, освободив от немецко-фашистского ига более ¾ оккупированной советской земли. Дело состоит теперь в том, чтобы очистить от фашистских захватчиков всю нашу землю и восстановить государственные границы Советского Союза по всей линии, от Черного моря до Баренцева моря". На этом этапе развития сталинской аргументации можно смело предположить полное присоединение всей аудитории к позиции ритора: не было человека в Советском Союзе, который всеми силам своей души не хотел бы изгнания врага за пределы нашей родины. Это эмоциональная кульминация речи. В момент наивысшего эмоционального подъема и слияния позиции оратора и аудитории настало время озвучить истинные цели обращения.
"Но наши задачи не могут ограничиваться изгнанием вражеских войск из пределов нашей Родины. Немецкие войска напоминают теперь раненого зверя, который вынужден уползать к границам своей берлоги – Германии для того, чтобы залечить раны. Но раненый зверь, ушедший в свою берлогу, не перестает быть опасным зверем. Чтобы избавить нашу страну и союзные с нами страны от опасности порабощения, нужно преследовать раненого немецкого зверя по пятам и добить его в его собственной берлоге. Преследуя же врага, мы должны вызволить из немецкой неволи наших братьев поляков, чехословаков и другие союзные с нами народы Западной Европы, находящиеся под пятой гитлеровской Германии". Несмотря на то что аудитория уже эмоционально готова откликнуться на любой призыв своего вождя, Сталин весьма осторожно озвучивает главную тезу своей речи – необходимость продолжения военной кампании за пределами Советского Союза. Строго говоря, Сталин уже не первый раз заявляет о своих намерениях преследовать немецкие войска за пределами СССР. О своих намерениях "освободить народы Европы от фашистских захватчиков и оказать им содействие в воссоздании своих национальных государств" Сталин говорил на торжественном заседании 6 ноября 1943. В приказе №70 в его намерения входит не просто обоснование необходимости зарубежной военной кампании, но и воодушевление воинов на эту освободительную войну нового типа.