Смекни!
smekni.com

И.В. Сталин (стр. 6 из 8)

“Сложилась порочная практика, когда в НКВД составлялись списки лиц, дела которых подлежали рассмотрению на Военной коллегии, и им заранее определялась мера наказания. Эти списки направлялись Ежовым лично Сталину для санкционирования предлагаемых мер наказания”, --говорил Хрущёв на 20-ом съезде партии. Хотя Сталин пытался оправдать политику массового террора выдвинутым им тезисом обострения классовой борьбы по мере строительства социализма, это никоим образом не уменьшает его личной ответственности. Сфабрикованные процессы и подобные другие акции были самыми громкими проявлениями волны террора прокатившейся по всей стране.

6.В многочисленных произведениях, посвященных Сталину, освещаются разнообразные вопросы, связанные с его личностью. Однако вряд ли найдется вопрос, но которому бы мнения и оценки исследователей совпа­дали.

Даже такие известные черты характера Сталина, как двуличие, вероломство, способность отказаться от данного им слова, жестокость рассматриваются по-раз­ному. Это прежде всего зависит от определения факто­ров, мотивировавших его поведение. Впрочем, сейчас все больше исследователей склоняются к тому, чтобы не объяснять поведение Сталина исключительно его тяжелым душевным заболеванием, манией преследова­ния, болезненной подозрительностью, которая проявля­лась и по отношению к его коллегам и соратникам. Всем этим чертам его характера особое значение конечно же придает фактор, который Ленин назвал “необъятной властью”, сосредоточенной в руках Сталина. Правда, Ленин указывал и на такие черты характера своего бу­дущего преемника, как капризность, грубость, нелояльность по отношению к товарищам и определенный эгоцентризм.. Позднее выяснялось, что тщеславие Сталина было более сильным, чем у Троцкого, что у него были совершенно безудержные амбиции, что он полностью пренебрегает моральными нормами. Ленин только тог­да стал обращать внимание на эта качества Сталина, когда внутри партии тот сконцентрировал в своих ру­ках “необъятную власть” к начал предпринимать по­пытки контролировать деятельность самого Ленина. Но в тот период эти качества Генерального секретаря ЦК еще не были настолько очевидными, как это стало позднее. Подобные черты личности Сталина, не очень разборчивого в средствах, вероятно, не проявились бы, если бы он, скажем, занял должность секретаря райкома или управдома где-нибудь в России или Грузии. Ведь униженность, насилие и жестокость представляли собой общественную болезнь, которая в России имела вековое прошлое. В начале века население многих де­ревень подвергалось поркам. Даже долгие годы под­полья не смогли радикально изменить восточные, по-азиатски неукротимые черты характера Сталина. К са­модисциплине его приучили духовная семинария и строгие правила пребывания на нелегальном положе­нии. Однако и они не переломили в нем вождистских амбиций. По мере приближения к вершинам власти эти стремления все больше и больше заполняли его лич­ность. Как и многие настоящие революционеры, он был человеком одержимым, но не только идеей революции. Он был одержим мыслью о своем предназначении, о своем призвании. Его способность навязывать другим свою волю нельзя отождествлять с понятием сильной воли. Среди членов партии большевиков было много людей с сильной волей, было немало и таких людей, которые в сталинских тюрьмах сохранили спою мораль­ную физическую стойкость, и, кстати, как пишет Рой Медведев, трудно сказать, оказался бы Сталин способ­ным на это в подобных условиях.

7.В 30-е годы принимались определенные мери по повышению военно-теоретического уровня командного состава, фор­мированию у него гибкого, масштабного мышления. Но нельзя избавиться от горькой мысли, что десятки тысяч командиров не смогли (не по своей воле) применить знания и умение на по­ле брани, защищай Отечество. В целом накануне войны военно-стратегическая мысль в РККА не уступала немецким доктринальным установкам. Стратегические идеи носили про­грессивный, но, к сожалению, в ряде случаев односторонний и плохо увязанный с практикой оперативного искусства характер. Как уже отмечалось, недооценивалась стратегическая оборона. Многое что было предусмотрено военной мыслью ранее в недалёком будущем придётся нащупывать путём кровавой эмпирии в ходе страшной учёбы на полях сражений.

Несмотря на заключение пакта о ненападении и договора о “дружбе” с Германией , Сталин чувствовал , что на западных границах сгущаются тучи. В то же время он ошибочно уверовал в то что пока Гитлер не добьётся успеха на Западе он не решится вести борьбу на два фронта. В ряде своих выступлений, и в частности 5 мая 1941 года в Кремле, Сталин настойчиво проводил мысль о том, что немцы побеждают благодаря прежде всего правильной политической стратегии исключающей одновременную борьбу на Западе и на Востоке. Но Сталина поразила лёгкость, c какой вермахт последовательно сокрушил ряд армий западноевропейских стран. Он не был уверен, что Красная Армия своевременно извлечёт для себя уроки из стремительно разворачивающихся событий. именно поэтому в своих беседах с Тимошенко Сталин, изучив обстоятельные обзоры действий немецких войск, подготовленные для него Генштабом, посоветовал новому наркому обороны усилить внимание боевой выучке войск.

Cталину ещё многое было неизвестно. Не знал он, например, как гитлеровские военные оценивали состояние Красной Армии, её кадров в начале 1941 года. Как выяснилось уже после войны, Гитлер, зная о прокатившихся по Красной Армии в 1937—1938 годах репрессиях, затребовал от своих разведорганов доклад о качестве офицерского состава РККА. За полтора месяца до начала войны, на основании доклада военного атташе Германии в СССР полковника Кребса, других данных, фюреру доложили : офицерский корпус РККА ослаблен не только количественно, но и качественно. “Он производит худшее впечатление, чем в 1933 году. России потребуются годы, чтобы достичь её прежнего уровня...”

Потенциальный (а точнее, реальный) противник не без основания включал в число благоприятных для себя факторов фактическую замену целых звеньев военной структуры СССР. В истории трудно найти прецедент, когда одна из сторон накануне смертельной схватки так бы ослабляла себя сама. И простить, и забыть это невозможно.”

К началу войны иллюзия о непогрешимости Сталина буквально ослепляла людей, в том числе и всё советское военное руководство. Для того, чтобы развеять её, потребовался лишь один июньский день 1941-ого...

Осуществив известные нам дипломатические шаги по предотвращению войны и допустив в этом плане явные политические просчёты и ошибки, Сталин всё время испытывал внутренние противоречия. C одной стороны, действуют соглашения с Германией, которые, как он полагал, немцам более выгодны, чем СССР. Ведь с их помощью Гитлер избежал войны на два фронта, и поэтому он будет соблюдать их положения. таковой была логика рассуждений “вождя” и его окружения.

С другой стороны, Гитлер, будучи по своей натуре авантюристом (а в этом Сталин был убеждён) , не обязательно будет следовать обычной логике. Вся его импульсивная стратегия построена на учёте кратковременных факторов: внезапности, коварства, непредсказуемости. Поэтому Сталин с глубоким опасением следил за всеми военно-политическими шагами Гитлера, ходом “молниеносной” войны на Западе. Не случайно Сталин дал указание Тимошенко лично убедиться в реальной боеготовности войск.

8.В воскресенье 22 июня 1941 года Сталин отправился спать на рассвете, в половине третьего. В три часа он был разбужен телефонным звонком – начальник Генерального штаба Красной Армии срочно просил соединить его с товарищем Сталиным. Так описывает этот разговор Жуков.

“—Что? Сейчас ?! -- изумился начальник охраны. –Товарищ Сталин спит.

--Будите немедля : немцы бомбят наши города!

Несколько мгновений длится молчание. Наконец в трубке глухо ответили :

--Подождите.

Минуты через три к аппарату подошёл И. В. Сталин.

Я доложил обстановку и просил разрешения начать ответные боевые действия. И. В. Сталин молчит. Слышу лишь его дыхание.

--Вы меня поняли?

Опять молчание.

Наконец Сталин спросил:

--Где нарком?

--Говорит по ВЧ с Тимошенко. Скажите Поскрёбышеву, чтобы он вызвал всех членов Политбюро.”

В половине пятого в кабинете Сталина собрались все члены Политбюро, нарком обороны и начальник Генштаба. Позвонили в немецкое посольство, затем Молотов ушёл, чтобы принять посла Германии. Вернулся быстро : “--Германское правительство объявило нам войну. –Заглянув в бумажку, которую держал в руках, Молотов добавил : --Формальный повод стандартный: “ Националистическая Германия решила предупредить готовящееся нападение русских... ”.

Нет, в первый день большого шока у Сталина не было. Была растерянность, злоба на всех—его так жестоко обманули,-- тревога перед неизвестностью. Тот первый день члены Политбюро почти сутки пробыли у него в кабинете, ожидая вестей с границы. Говорили мало. Все в душе надеялись, что это лишь временные неудачи. Никто не сомневался, что Гитлер получит достойный отпор. Возможно, переговаривались между собой члены партийного ареопага, на неделю-другую в районе границы завяжутся тяжёлые бои. Война может стать на какое-то время оппозиционной, до тех пор пока Красная Армия не нанесёт агрессору сокрушающий ответный удар...

Когда утром 22 июня ВСТАЛ ВОПРОС, КТО обратится к народу с сообщением о нападении гитлеровской Германии, то все, естественно, повернулись к Сталину, но тот неожиданно отказался. Почти не раздумывая. Отказался решительно. В исторической литературе по сей день бытует мнение, что Сталин принял такое решение потому, что был, как например, вспоминал А. И. Микоян, в подавленном состоянии, “не знал, что сказать народу, ведь воспитывали народ в духе того, что войны не будет, а если и начнётся война, то враг будет разбит на его же территории и т. д., а теперь надо признавать, что в первые часы войны терпим поражение”.