Смекни!
smekni.com

Борьба за власть в партийно-государственном руководстве 1921-1941 гг. (стр. 9 из 15)

Оппозиция все еще оставалась важной силой, располагала сотнями опытных агитаторов и организаторов, которых так не хватало партии. Оппозиционеры продолжали распространять листовки, в которых протестовали против репрессий и правого курса. Значительная часть партийного актива втайне сочувствовала Троцкому и другим левым. Пока обстановка была неустойчивой, левые могли стать решающей гирькой на весах.

Свою ссылку оппозиционеры считали временной и активно искали пути возвращения. Правда, сами условия ссылки ставили под угрозу надежды на возвращение к политической жизни. Можно было не дожить до возвращения, как случилось в свое время с народовольцами. Особенно беспокоила оппозиционеров болезнь Троцкого, который страдал в Алма-Ате от малярии.

Оппозиционеры считали, что без них партия не справится с социальным кризисом, доведет дело до катастрофы, напоминающей обстановку гражданской войны. Каменев, который вместе с Зиновьевым и своими сторонниками стучался назад в партию, видел необходимость смены партийного руководства в момент кризиса. Без старых лидеров ВКП(б), по его мнению, не могла проводить левый курс компетентно. В воздухе снова повеяло военным коммунизмом.

Оппозиционеры внимательно следили за начавшейся борьбой между правыми и Сталиным, и их симпатии были на стороне последнего. По существу, он превращался в троцкиста. Они понимали - кризис НЭПа породил мощный социальный процесс, направленный против имущественных элит. Его может возглавить или Сталин, или Троцкий. И если они потерпят поражение, рухнет сама большевистская диктатура. Троцкисты готовы вернуться в партию после того, как ее лидеры признают правоту левых. Зиновьев и Каменев считают, что ждать нельзя, нужно поддержать наметившийся левый поворот изнутри. Пока Зиновьев и Каменев ждали ответа на их просьбу о восстановлении в партии, зиновьевцы вели подготовительную работу в парторганизациях.

Переход Сталина на полутроцкистские позиции породил у Бухарина опасение, что «левые» могут объединиться со Сталиным в борьбе против «правых». Бухарин, как и левые оппозиционеры, недооценивал способности Сталина и думал, что он не сможет управлять страной сам, без сильных идеологов и опытных политиков. Раз речь идет о разрыве Сталина с Бухариным и Рыковым, их нужно кем-то заменить. А таких же крупных фигур в окружении Сталина не было. Не собирается ли Сталин привлечь к работе вождей левой оппозиции, с которыми он сблизился идейно? Желая предотвратить этот гипотетический поворот, Бухарин встретился с Каменевым и довольно откровенно изложил ему подноготную борьбы в Политбюро. Каменев тщательно зафиксировал все сказанное. Бухарин говорил, что «разногласия между нами и Сталиным во много раз серьезнее всех бывших разногласий с Вами» [26, Т.4, с.560]. Он считал, что в условиях возникшего равновесия обе стороны будут апеллировать к оппозиции. Но это возможно при равенстве сил, а Бухарин признает, что Ворошилов, Орджоникидзе и Калинин уже «изменили» ему. Бухарин обвинял Сталина в том, что он - «беспринципный интриган, который все подчиняет сохранению своей власти». Они к этому времени уже разругались с ним до обвинений друг друга во лжи.

Бухарин то утверждал, что линия Сталина будет бита, то признавался, что он в трагическом положении, за ним ходит ГПУ. На Каменева еще формально полновластный коммунистический лидер произвел «впечатление обреченности» [26, Т.4, с.562]. Обращение Бухарина к Каменеву уже само по себе было жестом отчаяния, так как по своим взглядам в это время левые были гораздо ближе к Сталину. Жизнь снова сблизит левых и правых оппозиционеров только после того, как сталинские преобразования дадут результаты - в 30-е годы. А пока и левые, и правые боролись за место под солнцем рядом со Сталиным.

В условиях «полевения» Сталина вожди оппозиции, причем уже не только Зиновьев и Каменев, но и Преображенский, Радек и Пятаков, были готовы к примирению с ним. После того как партия, по сути, приняла троцкистскую экономическую программу, оппозиционеры думали вернуться в партию торжественно, с развернутыми знаменами. Но нет, Сталину не нужна была «союзная армия» в партии. Он был готов принять троцкистов назад в партию только через покаяние. Лишь бы они не претендовали на авторство новой политики и, следовательно, - высшую власть. В июне 1928 года начали принимать в партию зиновьевцев, которые, впрочем, продолжали «просить совета» у Зиновьева.

Оппозиционеров восстанавливали в партии, возвращали в Москву. Каменев был восстановлен и затем назначен начальником Научно-технического управления ВСНХ. Зиновьев, восстановленный в партии, стал ректором Казанского университета, а затем введен в редакцию теоретического органа ВКП(б)"Большевик», сотрудничал в «Правде». Пятаков стал заместителем председателя, а с 1929 года - председателем Госбанка. Преображенский, Радек и Смилга готовили «разрыв с троцкизмом», о котором объявили 10 июля 1929 года.И. Смирнов и его сторонники сначала попытались отделаться заявлением об общности взглядов с нынешним руководством. Не прошло, пришлось переписывать заявление несколько раз в духе покаяния, и только в октябре оно было признано приемлемым Политбюро. Стали возвращать раскаявшихся троцкистов из ссылок, предоставлять им работу в соответствии с квалификацией. Не желавший каяться Троцкий в этих условиях становился лишней фигурой - 10 февраля 1929 года его выслали из СССР. А бывшие троцкисты стали верхушкой слоя спецов. Но только те, кто покаялся. Остальных продолжали арестовывать.

Сталин не доверял вернувшимся в партию оппозиционерам. Идейно они теперь были ближе. Но что будет завтра, когда потребуется новый крутой поворот. Их фракция будет решать - поддерживать Сталина или голосовать против него. Они каются, но это неискренне. В 1928 году Сталин говорил Зиновьеву: «Вам... вредят даже не столько принципиальные ошибки, сколько... не прямодушие... » [2, с.493]. Сталин уже понял, что ошибки совершал Бухарин, а не Зиновьев. Но вот «не прямодушие», фракционная интрига, исходящая от Зиновьева, мешала его возвращению в руководящую группу, которая теперь должна была строго подчиняться именно Сталину, а не аргументам в споре.

Еще меньшее значение Сталин придавал теперь аргументам непартийных специалистов. Если для левой оппозиции поворот Сталина к троцкистской программе был идейной победой, то для спецов - поражением. Форсирование темпов индустриализации, по их мнению, вело к экономической катастрофе, и они продолжали по привычке убеждать своих начальников в недопустимости темпов роста промышленности, предлагавшихся сторонниками Сталина. «Затухающая кривая», на которую были рассчитаны предложения спецов, была отвергнута, темпы роста, предлагавшиеся прежде, осуждены как «плюгавенькие». Сложные подсчеты оптимального экономического роста, произведенные бывшими меньшевиками А. Гинзбургом и Я. Гринцером, были отклонены.

Аргументы спецов с доверием воспринимались Рыковым, который привык опираться на их знания при решении сложных экономических вопросов. Председатель ВСНХ В. Куйбышев, близкий Сталину, относился к предложениям спецов скептически. Что касается самого Сталина, то, как говорил М. Владимиров, «по мнению товарища Сталина, все наши специалисты, и военные, и штатские, воняют как хорьки, и чтоб их вонь не заражала и не отравляла партию, нужно их всегда держать на приличном от себя расстоянии» [17, с.278]. Сквозь сталинскую грубость проступает реальное опасение: воздействие спецов заразительно, они могут «заразить» большевиков своими социал-демократическими взглядами.

В 1928 году по спецам был нанесен сильный удар. ГПУ «разоблачил» в г. Шахты (Донбасса) заговор специалистов-«вредителей». На публичном процессе многие обвиняемые сознались во «вредительстве». Это зловещее слово ассоциировалось с организацией катастроф, следствию же не удалось найти жертв. Шахтинское дело получило широкое освещение, хотя было далеко не первым в своем роде. Вредителей время от времени разоблачали и при Дзержинском.

Шахтинское дело не вызвало возражений ни у кого из большевистских лидеров. То, что старые специалисты недолюбливали советскую власть и ждали реставрации - не было секретом. При этом граница между ошибками в работе, разгильдяйством и вредительством была размытой.

3.3. Столкновение стратегий

Активизация «левых» настроений происходила в условиях, когда кризис старой политики становился все более очевидным. И это усиливало споры в руководящем ядре ВКП(б).

Каков был план Бухарина и его сторонников? Бухарин признал, что лидеры партии запаздывали с осознанием новых задач, которые поставил перед страной «реконструктивный период» (то есть модернизация промышленности). Нужно быстрее готовить своих спецов (шахтинское дело, результаты которого Бухарин не подвергал сомнению, показало опасность использования старых спецов), нужно ускорить коллективизацию и создание совхозов, нужно организовать техническую базу не хуже, чем у американцев. Рассказав о первых успехах «реконструктивного периода», Бухарин с тревогой обнаруживает, что советское хозяйство в «вогнутом зеркале» повторяет кризисы капитализма: «там - перепроизводство, здесь - товарный голод; там спрос со стороны масс гораздо меньше предложения, здесь - этот спрос больше предложения» [13, с.394]. Преодолеть кризис можно, установив правильные пропорции хозяйственного развития. Эту задачу должен решить план. Но Бухарин напоминает, что еще в своей полемике с Преображенским предупреждал: «Нельзя переоценивать планового начала и не видеть очень значительных элементов стихийности» [13, с.397]. Приходится подстраиваться под стихию, направляя ее в нужное государству русло. «В своей наивности идеологи троцкизма полагают, что максимум годовой перекачки из крестьянского хозяйства в индустрию обеспечивает максимальный темп развития индустрии вообще. Но это явно неверно. Наивысший длительно темп получается при таком сочетании, когда индустрия поднимается на быстро растущем сельском хозяйстве» [13, с.399]. Так прямо «наивные» троцкисты не формулировали мысль, с которой спорит Бухарин. Но теперь именно эту идею отстаивает Сталин. На практике не получается быстрого роста сельского хозяйства.