Естественно, что едва российские корабли показались у берегов Греции, почти вся Морея (Пелопонес) оказалась в пламени восстания; повстанцы прибывали и из Северной Греции, и с Ионических островов. Это были разрозненные отряды, лишенные общего руководства; греческое национальное движение едва пробуждалось и не имело своего влиятельного центра. Стремление к консолидации греческого населения, на которое уповала Екатерина II, в сущности отсутствовало. В результате после первоначальной растерянности турки сумели стянуть в Грецию войска и жестоко расправились с повстанцами. Небольшие российские сухопутные отряды, покинутые греками, были разгромлены. Пришлось оставить и занятый русскими порт Наварин, который А. Орлов рассматривал как ту базу, о приобретении которой его просила императрица. Военные действия были перенесены в Архипелаг, но в них широко участвовали греки и славяне, примкнувшие к Орлову с начала кампании. Как правило, все они принадлежали к особому слою средиземноморского общества, чью экономическую базу составляли крупные земельные владения, их профессиональным занятием была морская торговля; подчас сочетавшаяся с каперством, многие из них являлись крупными судовладельцами. Они представляли семейные кланы, которые были связаны через греческие общины, разбросанные по всему Средиземноморью, с османскими и арабскими владетельными домами. Почитая свою религию и этническую принадлежность, они вместе с тем принадлежали к разряду левантийцев, своего рода средиземноморских космополитов, что позволяло им играть важную роль культурных посредников в пестром в этническом и религиозном отношениях средиземноморском обществе. И в этой своей роли греки и славяне сослужили большую службу российской военно-морской экспедиции.
Многие из них предоставили свои суда с экипажами в распоряжение российского командования; другие воспользовались правом поднятия российского флага и продолжали торговые и каперские операции, направленные против судов, принадлежавших турецким подданным и нейтральным государствам, которые нарушали установленный А.Орловым режим блокады османских берегов. Вместе с тем все они были великолепными информаторами, дававшими возможность русскому командованию ориентироваться в обстановке. Греки поставляли российскому флоту опытных шкиперов и лоцманов, переводчиков, служили посыльными и лазутчиками. Члены этих семейных кланов в традиции времени поступили на русскую службу и затем перешли в российское подданство, переселившись в Россию по окончанию войны. Коллегия иностранных дел использовала часть из них на консульской службе в Средиземноморье. А.Г. Орловым эти круги были задействованы преимущественно во взаимоотношениях с арабами.
В арабских источниках XVIII в., в том числе создававшихся в христианско-православной среде, а также основанных на них исторических сочинениях первой половины XIX в., лишь бегло упоминаются или поверхностно описываются рассматриваемые нами русско-арабские военно-политические взаимодействия. В сознании арабов эти события совершались как бы на периферии арабо-османской политической жизни. Если центральная турецкая власть постепенно включалась в европейскую политику, то арабские провинции оставались все еще отгороженными от европейского мира, будучи погружены в хитросплетения своей провинциальной политической жизни.
Однако культурно-политическая и социально-экономическая самодостаточность арабского общества уже подтачивалась внутренними социально-политическими процессами и вовлечением в мировые экономические связи. Эти же процессы породили и развитие арабской региональной консолидации, еще слабо выраженной в Сирии, но более явственно проявившейся в Египте, где она обрела яркий антиосманский характер. Речь идет о провозглашении Али-беем независимого от Порты султаната, который, согласно мамлюкским политическим идеалам, был призван возродить доосманское мамлюкское государство. Именно Русско-турецкая война 1768-1774 гг. позволила Али-бею предпринять попытку отделиться от Османской империи.
По версии Лузиньяна, принадлежавшего к окружению Али-бея, поводом для отказа Али-бея от повиновения туркам послужил перехваченный им фирмам Порты, в котором содержалось основанное на доносе обвинение этого главы мамлюков в намерении присоединиться к России и приказ о его казни. Следовательно, мысль об установлении отношений с находившейся в войне с Турцией Россией витала в воздухе. Сам же Али-бей решился на этот шаг лишь после завоевания Аравии и спустя год после Чесменской победы, якобы, по совету своего полководца и зятя Мухаммеда Абу Захаба. Как пишет Лузиньян, Али-бей направил Орлову письмо с предложением заключить “вечный союз с Ея императорским величеством и противиться совокупно против их неприятеля, предлагал ему, графу Орлову, снабжать флот его и войско всякими съестными припасами и деньгами, если он будет иметь в них недостаток”31. Орлов немедленно отозвался на это послание, и так установились связи между Али-беем и А.Г. Орловым.
Русские архивные документы рисуют несколько иную картину, согласно которой инициатива установлений отношений исходила от российской стороны.
В конце августа 1769 г. когда эскадра Спиридова еще только достигла Зунда, маркиз Маруцци доносил из Венеции о том, что некий влиятельный египетский бей, воспользовавшись открытием русско-турецкой войны, сбросил с Египта турецкое иго, теперь он желает успеха нашим армиям в войне с Портой. “Он проявляет большую благосклонность к нашему Двору, - продолжал Маруцци, - и в Каире отмечают, что тот, кто ему приносит добрые вести о наших армиях, получает хороший презент”. Однако “существует проблема: он не христианин” (по-видимому, Маруцци думал, что это обстоятельство является препятствием для установления взаимоотношений и для христианки-императрицы, и для мусульманского бея, обязанного участвовать в войне, объявленной османским султаном). И тем не менее Маруцци советовал Н.И. Панину извлечь пользу из такого обстоятельства ради славы императрицы и ее империи. Он предлагал прозондировать склонности этого бея через посредничество одного из венецианских торговых домов в Египте32 В письме к П.А. Румянцеву, тогдашнему командующему Первой армией, Екатерина II, пересказывая сообщение Маруцци, интерпретировала его по-своему: “Еще имею известие, что некоторый бей египетский прислал в Венецию, дабы себе открыть сношения с нами”33. Этим сообщением, как и прочей оптимистической информацией императрица намеревалась побудить Румянцева к более активным действиям. Между тем, до сношений было еще далеко.
На свое августовское донесение Маруцци получил из Петербурга инструкции Н.И. Панина, побуждавшие подобное выяснение провести, и в новой депеше от апреля 1770 г. он сообщал, что направил верных людей к Али-бею, чтобы узнать о его намерениях. С этого времени имя Али-бея почти не сходит со страниц переписки Екатерины и Вольтера, живо обсуждавших успехи и неудачи главы Египта, а поверенный в делах в Венеции получил благодарение императрицы за рвение в службе. Три месяца спустя маркиз Маруцци доносил, что все еще не имеет известий от своих доверенных лиц и из-за большой деликатности дела не смеет предпринимать действия, рекомендованные Паниным.
В это время Али-бей, направивший свою армию в Аравию, предпринял шаги к установлению самостоятельных сношений со странами Европы; он прислал письмо главам Венецианской республики, в котором предлагал развивать взаимную торговлю, сообщая об установлении в Египте справедливого правления, устраняющего все препятствия для обмена34. Опасаясь обострить отношения с Османской империей, Венеция однако не спешила отвечать на послание и заняла выжидательную позицию.
В ноябре 1770г. Маруцци переслал в Петербург долгожданное известие о результатах своих разведывательных мер. Он сообщил, что Али-бей весьма удовлетворен “своевременными действиями” графа Орлова (имелась в виду, по-видимому, блокада берегов Османской империи. - И.С.). По мнению Маруцци, подобное отношение египетского правителя к блокаде позволяет А.Г. Орлову сделать свой шаг навстречу. Маруцци посоветовал Орлову при посещении французского судна, на котором будут возвращаться из Константинополя каирские купцы, проявить к этим купцам доброжелательность и в беседе с ними высказать комплименты в адрес Али-бея, сообщив о своем желании вступить с египетским правителем в добрые отношения, о своем намерении относиться с уважением к товарам Али-бея и рассматривать его подданых как российских друзей, а не находящихся в зависимости от Порты35. В условиях блокады Восточного Средиземноморья русским флотом подобные намерения имели существенное значение. Таким образом, план действий маркиза Маруцци, соответствовал этикету восточной политики. А.Г. Орлов, по-видимому, предпочел прямые действия.
После серии военных операций в северо-восточной части Средиземноморья, обеспечивших полное господство российского флота в этом регионе, 1 августа 1771 г. А.Г. Орлов направил брата Федора с небольшой эскадрой к острову Родос и далее к берегам Африки. Ф.Г. Орлов заболел и вернулся в порт Ауза - стоянку русского флота на острове Парос, но командировал к устью Нила капитана артиллерии Львова. Тот, следуя практике Архипелагской экспедиции, составил карты берегов Родоса, Кипра и устья Нила, послав тем временем переводчика Карбуни для тайной беседы с Али-беем36. Только после этой беседы с Карбуни Али-бей не позднее начала ноября 1771 г. отправил на Парос к А.Г. Орлову послание через Якова Армянина, который сумел передать его в руки Орлова лишь весной 1772 г. в Ливорно.