Ну, а теперь у тебя нет попреков, недовольства? ‑ спросил Сократ. ‑ Все в согласии живете? ‑ Какое согласие! ‑ отвечал Аристарх. ‑ Только и слышишь попреки да ссоры. ‑ Так вот что, ‑ сказал Сократ, ‑ и без работы у вас согласия нет и кормиться нечем. Ведь родных твоих знатность и благородство не кормят и согласие не дают. Так не сделать ли тебе вот что: не дать ли тебе им какую работу по силам? Не лучше ли будет, когда станут работать? ‑ Я бы сделал так, ‑ сказал Аристарх, ‑ да не понравится им это. Да и в городе меня, пожалуй, люди осудят. ‑ А теперь не осуждают? ‑ спросил Сократ. ‑ И теперь есть добрые люди, осуждают за бедность; осуждают, а денег не дают, чтобы мне поправиться. ‑ То‑то и есть! ‑ сказал Сократ. ‑ Так ведь всех пересудов не переслушаешь; а попытайся‑ка, посади их за работу, может, лучше дело‑то будет. И послушался Аристарх Сократа. Через полгода встретил опять Сократ Аристарха и спросил, как живет. И говорит Аристарх: ‑ Хорошо живу и все тебя благодарю. Послушался я тебя тогда и теперь совсем делами поправился. Поверил мне один человек шерсти в долг, домашние мои эту шерсть спряли, соткали сукна, потом нашили на продажу платья мужского и женского. Продали ‑ не только за шерсть деньги выручили, а и барыши взяли. С тех пор стали этим делом заниматься, и все мы сыты, и ссор у нас нет, и деньги заводятся. ‑ А люди что говорят? ‑ спросил Сократ. ‑ Да и люди не бранят, ‑‑ отвечал Аристарх и засмеялся.
* * *
Увидал раз Сократ, лежит на площади развалясь молодой господин и обмахивается от жара. ‑ Отчего же это ты так уморился? ‑ спросил его Сократ. ‑ Как не умориться, я нынче из деревни верст десять пешком прошел. ‑ Что ж уж очень уморился? Разве что тяжелое нес? Молодой человек обиделся. ‑ Зачем я понесу? На то раб есть; он нес, что со мной было. ‑ А он что ж, уморился или нет? ‑ Что ему делается! Он здоровый, всю дорогу шел ‑ песни пел, даром что с ношей. ‑ Жаль мне тебя, ‑ сказал Сократ, ‑ выходит, что твой раб и тебе и всякому человеку и себе служить может, а ты ни другим людям, ни себе даже служить не можешь.
* * *
Другой раз увидал Сократ, что один хозяин бьет плетью своего раба. ‑ За что ты его так больно бьешь? ‑ спросил Сократ. ‑ Как его не бить, ‑ отвечал хозяин, ‑ он обжора, лентяй, только и думает о том, чтобы ему спать, да веселиться, да послаще поесть. Ему и ста ударов плетей мало! Сократ отозвал хозяина в сторону и говорит: ‑ Ну, а ты о чем думаешь, кроме как о том, чтобы тебе помягче поспать, послаще поесть и повеселиться? Хозяин ничего не ответил. ‑ А если ты сам только об этом думаешь, то сколько же тебе плетей следует за то самое, за что ты наказываешь раба? Не с тебя ли он и пример‑то берет? Обиделся этот хозяин, ушел от Сократа.
V. КАК ЖИТЬ В СЕМЬЕ
Когда Сократ стал отрываться от своей каменотесной работы, чтобы ходить на площадь, учить народ, жена его обиделась, думала, что убытки будут; но когда стало собираться к Сократу много народу, утешилась, подумала: "За учение хорошо платят, учителя живут в довольстве; будем так жить и мы". А Сократ думал не так. Он думал: "Не могу я брать платы за ученье ‑ я учу тому, что мне голос Бога говорит, учу праведности. Как я за это деньги буду брать?" Хоть и много собиралось народа слушать Сократа, но он ни с кого не брал денег. А на содержание семейства зарабатывал своим мастерством: только бы хватало на необходимое. Жене Сократа жить бедно казалось и тяжело, и стыдно. Часто роптала она на то, что муж за ученье не берет денег. Доходило дело иногда и до слез, и попреков, и брани. Жена Сократа ‑ звали ее Ксантипа была женщина вспыльчивая. Когда рассердится, то рвет и бросает все, что под руки попадается. Доставалось от нее и детям и больше всего самому Сократу. Но он не сердился и или молчал, или уговаривал ее. Раз она бранилась, бранилась, а Сократ все молчит; досадно ей стало, и она со злобы вылила на него ушат помоев. ‑ Ну, так и есть, ‑ сказал Сократ, ‑ был гром, а после грома дождь. ‑ И стал вытираться. Так сам делал Сократ и тому же учил сыновей. Один раз старший сын нагрубил матери. Сократ и говорит: ‑ Что ты, ‑ говорит он сыну, ‑ думаешь о тех людях, которые добра не помнят? Хороши ли такие люди? ‑ Если люди не хотят делать доброго тем, кто им добро сделал, ‑ я думаю, что это самые дрянные люди, да так и все думают. ‑ Это ты верно рассудил, ‑ сказал Сократ. ‑ Ну, а теперь скажи, что если один человек другого, когда у него нет силы, носит с места на место, кормит, обшивает, одевает, спать кладет, поднимает, за больным ходит, болезни за него принимает, его злобу с любовью переносит. Что ‑ такой человек сделал добро другому? ‑ Сделал большое добро, ‑ сказал сын. ‑ Ну, ведь вот это самое, еще больше того сделала для тебя твоя мать. Она и носила, и кормила, и ночи не спала, и не знала сама, дождется ли она когда‑нибудь от тебя благодарности или помощи. А ты что ей за это воздаешь и почитаешь ли ее, как следует благодарному человеку? Смутился сын, но не хотел покориться и стал оправдываться: ‑ Я бы ее почитал, если бы она была другая, а то накричит, обидит ни за что. Вот и не выдержишь. ‑ А ты, когда маленький был, все по делу кричал? А переносила же она, и любила тебя, и ухаживала за тобой. Так‑то и тебе делать надо, ‑ сказал Сократ.
VI. ПОЧЕМУ СОКРАТУ НЕ НУЖНО БЫЛО НИ ДОРОГОЙ ПИЩИ, НИ ДОРОГОЙ ОДЕЖДЫ
Пришел к Сократу раз один учитель, посмотрел на его жизнь и говорит: ‑ Ну, видел я теперь твою жизнь, Сократ; ешь ты самую грубую пищу, одежду носишь тоже самую простую, да и без перемены, ту же и зимой и летом; а обуви у тебя и вовсе нет. Для чего же тебе твоя мудрость, если от мудрости твоей жизнь твоя тяжелая? ‑ А ты слышал ли, чтобы я когда жаловался? ‑ спросил Сократ. ‑ Нет, не слыхал; ты не жалуешься. Да все‑таки житье твое неприятное. Пищи и питий у тебя вкусных нет, и не знаешь ты удовольствия. ‑ Нет, ‑ сказал Сократ, ‑ никто так приятно не ест и не пьет. А отчего? Я тебе сейчас скажу. Ты сам знаешь, что самая простая пища кажется вкусней самой дорогой, когда проголодаешься; ну, вот я так и делаю, не ем, пока не голоден, не пью, пока пить не хочется, так на что мне дорогие кушанья и напитки? Мне простое вкусней дорогих. А об одежде скажу тебе, что никакой другой мне не нужно. Ты знаешь, что у людей две одежды ‑ одна на зиму, другая на лето, потому что им летом в зимней жарко, а зимой в летней холодно. Ну, вот я так приучил свое тело, ‑ сказал Сократ, ‑ что мне летом не жарко, а зимой не холодно. И по жаре и по холоду иду куда мне следует. Так зачем же мне заводить другую одежду? ‑ Положим, ты так приучил себя, ‑ сказал учитель, ‑ а зачем другим людям так жить, как ты живешь? Сократ сказал ему: ‑ А вот послушай. Придет ко мне человек в нужде и к тебе и скажет: помоги мне. Кому из нас легче помочь ему ‑ тебе или мне? Ты подумаешь: и рад бы помочь, да самому много надо. Отдал [бы] ему ‑ сам буду нуждаться. Помог бы ему в работе ‑ времени жаль; подумаешь: я за это время сколько могу заработать для себя. А вот мне ‑ другое дело. Я всегда готов помочь другому, потому что мне для себя немного нужно. И времени не жалею, потому что денег за него не беру: учу даром. ‑ Это так, ‑ сказал учитель. ‑ Или вот еще, ‑ опять сказал Сократ, ‑ положим, пришло трудное время для народа, нужно послужить обществу. Ты подумаешь: как бы только меня не выбрали, потому в своих делах мне тогда будет убыток. А меня ничто не держит, я с радостью иду служить. ‑ Твоя правда, ‑ сказал учитель, ‑ а все же я лучше бы согласился умереть, чем жить, как ты. Удивляюсь, что находится столько охотников слушать тебя. ‑ Слушают‑то многие, да исполняют немногие, ‑ сказал Сократ. ‑ Иные послушают‑послушают, да и уходят на прежнюю жизнь. А есть и такие, что остаются и живут так, как я советую, и так же, как и я, не жалуются и говорят, что стали счастливее, чем прежде. Мы знаем ваше счастье, потому что мы от него пришли к своему, а вы нашего не знаете, потому что вы его не испытали. Пошел от Сократа учитель и рассуждал сам с собой: "Как теперь думать о Сократе? Многие считают его полуумным чудаком, осуждают его, смеются над ним, а мне теперь кажется, что он хороший, справедливый человек".
VII. О БРАТСКОМ ЖИТЬЕ
Узнал раз Сократ, что один богатый купец разошелся со своим братом родным. Встретил он этого купца и стал ему говорить: Удивляюсь, ‑ говорит, ‑ тебе: ты человек умный, хозяйственный, стараешься побольше нажить, нанимаешь приказчиков, ищешь в свое дело товарищей, а с братом своим разошелся. Разве худо жить с братом в согласии? ‑ Жить с братом хорошо, ‑ отвечал купец, ‑ только с каким братом? Мой вот брат с чужими хорош, а я от него ничего хорошего не видал. ‑ Так ты сам, может быть, с ним дурно обходишься? ‑ спросил Сократ. ‑ Я умею ласково говорить с тем, кто ко мне ласков, и делаю добро тому, кто ко мне добр; а быть добрым к тому, кто словом и делом старается мне сделать неприятность, я не могу и не намерен, ‑ с огорчением отвечал купец. ‑ Скажи же мне, ‑ сказал Сократ, ‑ как поступил бы ты с человеком, если бы хотел с ним подружиться? ‑ Да как поступил? ‑ сказал купец. ‑ Как все поступают ‑ делал бы ему приятное: звал бы его к себе, угощал тем, что есть лучшего, помогал бы во всяком деле, давал бы денег, если ему нужны. ‑ Так ты вот это самое и сделай для брата и увидишь, что он к тебе переменится. ‑ Стану я ему первый кланяться, а он еще, пожалуй, отвернется. Только перед людьми стыдно будет. ‑ Поступать хорошо никогда не стыдно, ‑ сказал Сократ, ‑ и хорошие люди не посмеются над этим. А если брат и тогда не станет с тобой жить по‑братски, то ты будешь знать, что ты сделал что следует и что брат один твой виноват. Да и не будет этого, ‑ сказал Сократ. ‑ Ты только сделай так. Я знаю, как твой брат дружно умеет жить с людьми. Начните новую братскую жизнь и будете счастливы, потому что будете жить, как Бог велел. ‑ Два брата, ‑ сказал Сократ, ‑ все равно, что два глаза, две руки, две ноги у человека. Руки назначены Богом для помощи друг дружке, так же и брат брату. Что бы было, если бы одна рука стала мешать другой? А ты знаешь, руки не мешают, а помогают друг дружке. На то руки. И тем есть польза друг от друга. А брату от брата еще гораздо больше пользы, чем руке от руки, глазу от глаза, ноге от ноги: руки и ноги могут помогать друг другу только вблизи, немного дальше аршина, а брат помогает брату, хоть будь он на другом конце света. Оба глаза могут смотреть только в одну сторону, а брат более всего полезен брату там, где своими глазами он досмотреть не может. Братски Бог велел жить со всеми людьми, и уж кто со своим родным братом не живет по‑братски, тот не исполняет закона Божеского.