Вопросом универсальности, то есть, совпадением имен, мотивов, сюжетов, образов в произведениях культурно и исторически отдаленных литератур, мифологий, народно-поэтических традиций, занимались многие лингвистические школы. Одна из наиболее интересных концепций выражена в трудах Жирмунского, в которых вопрос о сравнительном изучении литературы принял четкие методологические формы, базируясь на различиях между генетическими и типологическими сближениями как текстов, так и их отдельных элементов (Жирмунский 1979). В основу исследований Жирмунского положен тезис Тейлора о стадиальном развитии мировой литературы (Тейлор 1989), в котором многим видится возможность признания “всемирной литературы”, так как именно в нем усматривалось главное условие историко-культурного “влияния” и “заимствования”. Однако Ю. Лотман, признавая ценность положений и выводов
Жирмунского, отмечал, что при попытках построения не просто стадиальнопараллельных, а имманентно автономных историй отдельных культур, за пределами внимания подобных исследований остается ряд фактов, в которых импульс к взаимодействию заключается не в сходстве, а в различии между ними (Лотман 2002), подтверждая тем самым постулат Хайдеггера о различии как сущности мира и вещи (Хайдеггер 1991). По мнению Лотмана, в процессе интериоризации “чужого” текста в “свой” существенную роль играют аналоговые механизмы творческого мышления. Творческим сознанием он называет интеллектуальное устройство, способное выдавать новые сообщения, то есть, те сообщения, которые не могут быть выведены однозначно при помощи какого-либо заданного алгоритма из другого сообщения. Целью каждого акта коммуникации является передача идентичных сообщений и создание единого для всего коллектива языка и однозначности взаимопонимания. Но в механизме культуры работают и прямо противоположные тенденции, связанные с усложнением и социокультурной жизни в целом, и структуры самой личности в частности, в результате чего культура приобретает статус совокупности не только семиотических систем (языков), но и всех имевших место сообщений на этих языках (текстов).
Человек в борьбе за жизнь включен в два процесса – в процесс потребления материальных ценностей и в процесс накопления сверхгенетической информации, являющейся одним из основных условий человеческого существования. Последний представляет собой сложный механизм не только хранения информации, но и генерирования новых способов ее передачи, кодировки и расшифровки, что позволяет определить его как организованный инструмент познания. Как считает Лотман, именно с момента возникновения знаков и знаковых систем – языков – возникает специфически человеческая форма накопления информации, а сама культура человечества принимает характер вторичной системы (первичная - принятый естественный язык) и строится как знаковая и языковая. Из данного тезиса неясно, как могла существовать культура без языка и, соответственно, язык без культуры.
Одна из популярных сегодня теорий – теория Универсальной Грамматики. В основе этой теории лежит положение о существовании в мозге каждого человека определенного, единого для всех языков, комплекта грамматических правил формирования предложений, названного “ментальным органом” (Chomsky 1965). Основатель теории Н. Хомский призывал изучать язык с позиций изучения любой анатомической и физиологической структуры человеческого организма (Chomsky 1975). Идея биологической, генетически обусловленной способности человека усвоения и использования языка обрела (Anderson & Lightfoot 2002) немало сторонников и послужила толчком для развития ряда научных гипотез таких, как, например, гипотеза Пинкера о ведущей роли естественного отбора (Pinker 1994) при овладевании языковыми навыками и Дикона - о параллельном развитии человеческого мозга и способности овладения речью (Deacon 1997). Приведенные выше гипотезы объединяет стремление к генетически-адаптационному, или ассимилятивному объяснению происхождения языка. Но главное противоречие остается без ответа – если человек генетически обладал “языковым органом”, не только оперирующим категориями грамматики, но и способным их дифференцировать в соответствии с особенностями языковых типов и правил, то остается неясным, каким образом подобный орган (или ген) мог образоваться в отсутствии практики речи, или как появилась сама речь в отсутствии данного органа (гена). Неудивительно, что результаты многих объективных исследований в области биологии и биохимии ставят под сомнение данные предположения, не предлагая, однако, более точных объяснений (Szathmary 2001).
В работах многих исследователей парадигма язык часто используется без четкого контекстуального определения, что приводит к отсутствию последовательности в изучении предмета исследования или к отождествлению значений: а) языка как физиологического феномена – природной способности человека воспринимать окружающий мир в виде системы знаков и выражать себя в соответствии с правилами этой системы при помощи любых физически доступных средств; б) языка как семиотического феномена – системы знаков, неречевых и речевых; в) речи как медии, представляющей собой лишь один из физических способов выражения; г) речи как особой грамматической форме упорядочения знаковой системы.
Теория Х. Вернера, как контроверсия генетическому происхождению языка, аппелирует к организмическому развитию, рассматривая возникновение языка из недифференцированного состояния, в котором “происходят процессы тела и зарождаются жесты и эмоции” (Werner & Kaplan 1984). Даже на этапе, когда язык становится самостоятельным, он не теряет связи со своим основанием – организмом, и поэтому многие первые “естественные” символы представляют собой моторные имитации предметов и явлений и вокализации, возникающие из телесноэмоциональных проявлений. Однако Вернер утверждает, что слова воспринимаются человеком в основном физиогномически, то есть, в каждом слове сохраняется внутренняя, основанная на организме, связь между символом и соответствующим ему объектом или явлением. Но какое из слов можно привести для иллюстрации его как символа какого-либо объекта? Как бы мы ни старались создать такое слово оно, уже в силу субъективности оценки качеств объекта, потеряет свой символический смысл. Символизация как многоуровневое ассоциирование представляется невозможным без включения нескольких медий или ряда словесных понятий, описывающих различные качества объекта (ассоциации), что делает символику уникальной за счет уникальности самого ассоциативного ряда. Наиболее важной проблемой в языкознании является теория частей речи, имеющая более чем двухтысячелетнюю историю. История этой проблематики представляет собой неравномерный процесс появления и отрицания различных по своему характеру и содержанию идей, отражающих философские воззрения данного промежутка времени. Своим появлением частеречевая теория обязана самообоснованию диалектического мышления в древнегреческой философии Платона и Аристотеля, и с тех древних времен анализ содержания речи традиционно проводился с гносеологических позиций. Гносеологический анализ и привел вначале к противопоставлению двух частей речи – имени и глагола, а выделение и описание остальных стало производным, вторичным (Лукин 1999). Как видно из приведенного краткого обзора, научная литература рассматривает различные аспекты и методы изучения доречевого языка, объясняя лингвистическую природу рисунка, танца и звука с точки зрения их физических качеств. Среди опубликованных источников не найдено практически никаких свидетельств объяснения данных категорий с точки зрения самой лингвистики. Аналогична ситуация и в определении сущности языка, которая часто традиционно истолковывается сущностью речи. Обобщенные М. Хайдеггером три наиболее распространенные характеристики языка включают в себя положения о языке как выражении, языке как человеческой деятельности и языке как изображении действительного и недействительного, упуская из виду восприятие как одну из основных функций любого языкового процесса. Одним из немногих, кто определил формы речи (письменная, устная, сценическая, орфоэпическая и др.) как формы применения языка, был Реформатский, хотя принадлежащее ему же определение самого языка как совокупности различных форм устной и письменной речи противоречит первому (Реформатский 1999). Опираясь на опыт фундаментальных исследований в других научных дисциплинах, использующих собственные научные критерии и терминологию, представляется целесообразным взглянуть на мир и с точки зрения лингвистической науки, а, точнее, с точки зрения основ изучаемого ею предмета (языка), и, не пренебрегая древними “отпечатками” основ сущности языка, назвать окружающие нас объекты и явления именами основных лингвистических категорий.
Новый метод - метод Триады - основан на исходном понимании тождественности языка и знаковой сути культуры, что представляет каждый культурный знак как языковой, передающийся всем возможным арсеналом средств доречевого языка. Для обоснования метода было выбрано устное народное творчество - часть фольклора, рассматриваемая с ударением на ее коммуникативную функцию, а так же как способа передачи тематически связанной информации от поколения к поколению. В основе всех видов и жанров фольклора лежат приемы и навыки примитивной языковой (доречевой) деятельности. На основании закономерностей их дальнейшего использования в новых, фольклорных, формах можно изучать и механизмы развития современных культурных процессов.