Смекни!
smekni.com

Политический портрет Витте (стр. 9 из 11)

Закончив свою миссию, Витте на расспросы членов делегации о его дальнейших планах отвечал, что по возвращении в Петер­бург он намерен подать в отставку и уехать за границу на про­должительное время. Давая такой ответ, он скорее всего лукавил. Еще не покинув США, он уже начал деловые встречи с предста­вителями американского бизнеса, обсуждая возможность участия их в размещении русского займа. Едва же оказавшись в Европе, он с головой погрузился в политику, стремясь восстановить пошат­нувшийся престиж России, упрочить ее роль в системе между­народного сообщества и, конечно, получить кредиты. Всюду его встречали как триумфатора.

Возвращение 15 сентября героя Портсмута в Петербург прошло почти незамеченным. Страна бурлила, и внимание влас­тей и общественности было приковано к завершавшемуся земско-городскому съезду, террористическим актам эсеров и ре­шению социал-демократов бойкотировать булыгинскую совеща­тельную Думу. Председателя Комитета министров встречали лишь несколько сотрудников. Такой прием подействовал на него удручающе. Но волнения оказались напрасными. Вскоре по­следовало приглашение на царскую яхту «Полярная звезда», где Николай II милостиво принял своего посланца, удостоив его во­инских почестей, поблагодарил за успешное выполнение слож­ного поручения и объявил о возведении его в графское досто­инство. Уверив его в своем расположении, император просил председателя Комитета министров продолжать координацию деятельности ведомств, столь необходимую в переживаемый труд­ный момент.

Воодушевленный царским приемом, новоявленный граф все усилия сосредоточил на борьбе с революцией, входившей с осени 1905 года в полосу своего высшего подъема. Вспыхнувшая со второй половины сентября стачка московских рабочих в те­чение первых дней октября переросла во всероссийскую поли­тическую забастовку. Бастовали все: рабочие, студенты, врачи, чиновники, артисты... Стачка железнодорожников, почтовиков, связистов парализовала всю жизнь страны. Первой реакцией правительства было ужесточение репрессий. Петербургский генерал-губернатор Д. Ф. Тренов 14 октября отдал знамени­тый приказ: «Холостых залпов не давать и патронов не жалеть!» Однако подавить движение оказалось невозможным. В ряде мест стачки начали перерастать в вооруженные выступления.

Размах борьбы насмерть перепугал царя: его яхта «Штан­дарт» стояла под парами, чтобы в критической ситуации вывести его и семью за границу. Растерявшийся самодержец собирал совещание за совещанием, пытаясь найти выход. В этих условиях Витте 9 октября представляет императору всеподданнейшую записку. «Волнение, охватившее разнообразные слои русского общества, не может быть рассматриваемо как следствие частич­ных несовершенств государственного и социального устроения, только как результат организованных действий крайних партий,— пишет он, пытаясь раскрыть перед царем скрытые пружины событий.- Корни этого явления, несомненно, лежат глубже... Россия переросла форму существующего строя. Она стремится к строю правовому на основе гражданской свободы». Обри­совав ситуацию, он убеждает Николая II, что еще возможно мир­ное разрешение кризиса. Правительство должно взять инициати­ву в свои руки, заручившись содействием «общественности». Для этого следует пойти на удовлетворение некоторых требо­ваний либералов о свободе печати, союзов, собраний, непри­косновенности личности, создании объединенного министерства с привлечением лиц, пользующихся общественным довернем. Последнее вполне возможно и при сохранении самодержавия -убеждал он царя, забывая о своих недавних, казалось бы, пре­достережениях. В самых общих чертах излагалась и программа социальных реформ, в значительной мере предусматривавших­ся еще дореволюционными указами: нормирование рабочего дня, государственное страхование рабочих, учреждение примири­тельных камер, продажа через Крестьянский банк казенных земель нуждающимся крестьянам и возможный выкуп крестья­нами части помещичьих земель.

В личных беседах с Николаем II 9- -10 октября, в присутст­вии императрицы, Витте более откровенно поделился своими замыслами. Он вновь поставил царя перед выбором - или назна­чение его, Витте, премьером, предоставив ему подбор министров и осуществление предложенной программы преобразований, или подавление «смуты» силой, для чего необходима военная дикта­тура. Последняя, но его мнению, в сложившихся условиях невоз­можна: нет ни достаточного количества войск, ни подходящей кандидатуры. Что касается реформистского пути, то Витте весьма откровенно и цинично объяснил свой план. «Прежде всего, - на­ставлял он царя,— постарайтесь водворить в лагере противника смуту. Бросьте кость, которая все пасти, на вас устремленные, направит на себя. Тогда обнаружится течение, которое сможет вынести вас на твердый берег» Расчет был на то, что предло­женная им программа вызовет замешательство и раскол в рядах освободительного движения, переход на сторону правительства умеренных либералов.

Еще неделя прошла в колебаниях и метаниях. Последней кап­лей в чаше сомнений стали заявления великого князя Николая Николаевича и Д. Ф. Трепова, отказавшихся от идеи военной диктатуры и принявшихся уговаривать Николая стать на путь реформ. Наконец Витте было поручено представить развернутую программу действий и проект манифеста. Издание манифеста, которым царь намерен был объявить о своем решении приступить к преобразованиям, кандидат в премьеры считал тактически оши­бочным, так как это накладывало на верховную власть опреде­ленные обязательства. По его мнению, целесообразно было опуб­ликовать его всеподданнейший доклад-записку с высочайшей резолюцией, что давало некоторый простор для деятельности правительства и могло способствовать постепенности мер по реа­лизации программы. К тому же последняя была весьма умерен­ной, нарочито расплывчатой. Так, в ней совершенно не упомина­лось ни о предоставлении Государственной думе законодательных нрав. ни о расширении круга избирателен. «Манифест, вспо­минал впоследствии Витте, был мне навязан...» Настойчивость царя в его издании в значительной мере объяснялась очередной кампанией правых кругов против Витте, пытавшихся убедить императора в стремлении его стать президентом Российской республики, приписать себе роль преобразователя.

17 октября Николай II подписал манифест, составленный кня­зем А. Д. Оболенским и Н. И. Вуичем под руководством Витте. Документ оказался радикальнее, чем мог предположить главный его автор. «Мои сотрудники по составлению манифеста шли даль­ше меня»,— вспоминал он позднее. Можно предположить, что он сознательно заострял формулировки, чтобы побудить импера­тора отказаться от его опубликования и согласиться па его вари­ант. Как бы то ни было, манифест возлагал на объединенное пра­вительство во главе с Витте выполнение «непреклонной царской воли» о даровании населению «незыблемых основ гражданской свободы» на началах действительной неприкосновенности лич­ности, свободы совести, слова, собраний и союзов. Провозглаша­лось, что никакой закон не может быть принят без одобрения Думы, причем круг избирателей предполагалось значительно расширить.

Условия, при которых Витте стал премьером, действительно были крайне сложные. Налицо была, как отмечал он впоследст­вии, «полная дезорганизация власти сверху донизу, от центра к периферии, раскаты революции, знаменитые иллюминации по­мещичьих имений, отсутствие войск для подавления беспоряд­ков, отсутствие денежных средств в казне для ликвидации послед­ствий злополучной японской войны и для ведения необходимой стране и государству финансовой политики». Среди сановников царил «полнейший сумбур», причем многие из них готовы были посягнуть на прерогативы верховной власти, общественные силы «оказались не на высоте своего призвания».

Издание манифеста и обещания преобразований предотвра­тили немедленное крушение самодержавия. Буржуазия полу­чила возможность начать легальную организацию своих поли­тических партий. У части рабочих и особенно демократической интеллигенции манифест вызвал определенную конституционную эйфорию. Забастовки временно пошли на убыль. Сам инициатор этой тактики впоследствии так оценил свой маневр: «Конечно, теперь я не стал бы рекомендовать того преобразования государственного строя, на котором я настоял 10 лег назад. Тогда надо было спасать положение вещей... Раздавить поднявшиеся и раз­делявшиеся буйные силы возможно было или вооруженной рукой и потоками крови, или компромиссом в виде народного предста­вительства. Все равно, рано или поздно, Россия пришла бы к та­ковому, а тут манифест сыграл роль громоотвода, и образовав­шиеся к тому времени партии бросились в рукопашную друг с .другом и перегрызлись между собою. Положение было спасено, ,ч тем временем с Дальнего Востока прибыли... воинские части. С их содействием оказалось возможным приступить к тушению пожара, который охватил всю Россию»".

Спасая царизм от немедленного краха, Витте начал искусно лавировать, заявив в правительственном сообщении от 20 октяб­ря, что провозглашаемые реформы требуют времени, а пока долж­ны действовать старые законы. Прежде всего он начал заигры­вать с общественностью, затеяв переговоры о вхождении в состав кабинета октябристско-кадетских деятелей. Одновременно он настоял на уходе из правительства наиболее скомпрометировав­ших себя министров. В конечном итоге из этого ничего не вышло, но определенный эффект все же был достигнут — у либералов окрепла надежда на возможность сотрудничества с властями. Не погнушался Витте и контактами с Гапоном. С его помощью Гапон, получивший из личных средств премьера 500 рублей, был выдворен за границу и оттуда но указанию главы правительства обратился с воззванием к рабочим, призывая их избегать насиль­ственных действий, требуя пока от правительства выполнения программы, намеченной Манифестом 17 октября, а также немед­ленного созыва Думы. С целью оживления гапоновских органи­заций в Петербурге Витте вступил в переговоры с известным гапоновцем Ушаковым.