Смекни!
smekni.com

Культуры территориальных общностей (стр. 1 из 5)

Вся культура человечества исторически делится на культуры территориальных общностей. Она внутренне дифференцируется на великое множество этнических, национальных, общенациональных, региональных, локальных культур, входящих в культурные регионы различного масштаба. Самосохранение и саморазвитие (образующих сложную, гетерогенную систему) культур территориальных общностей обеспечивается, прежде всего, исторической преемственностью и обогащением их коренных традиций, локализованных ментальных основ, картин мира, совершенствованием механизмов и форм избирательной коммуникации, а также генерацией и аккумуляцией непреходящих ценностей мировой культуры. Ее эталоны пронизывают все сложноорганизованное множество этнических, общенациональных, межнациональных, микро- и макрорегиональных культурных образований, укрепляя их глобальное вариативное единство и опосредуя многоканальный творческий диалог между ними. Иными словами, формы культурно- и социально-исторического развития разных стран и народов наполняются собственным духовным и творческим содержанием, которое обогащается фундаментальными достижениями мировой культуры и цивилизации. Последние сами находятся в процессе вечного становления и обновления.

Основной ячейкой культуры человечества является этнонациональная культура, которая подразделяется соответственно на этническую и национальную и в полиэтнических (полинациональных) обществах участвует в формировании общенациональной культуры.

Этническая культура

Этническая культура – традиционная народная культура, обращенная преимущественно в прошлое, нацеленная на воспроизведение в новых условиях исторического наследия этноса. Ее представители обладают унаследованными от предшествующих поколений психологическими и умственными склонностями, предрасположенностями к тем или иным видам деятельности, своеобразными нравами и репертуарами общения, социального поведения, преемственными традициями и нравственными привычками, устойчивыми чертами внутреннего характера, специфическим мировосприятием и стилем жизнесозидания, прочими характерологическими особенностями, в целом отличающими данный этнос от других (соседних) этносов.

Этническая культура может состоять из территориально дифференцированных, регионализированных культур этнических групп, обладающих своими особенностями, подчас различающихся диалектами. В Беларуси существуют крупные регионально-культурные общности Полесья, Северо-Западного, Северо-Восточного и Центрального регионов с многочисленными подразделениями на субрегиональные и локальные культуры (такие, например, как специфические культуры Глубокого, Шарковщины, Мотыля, Воронова).

К основным признакам этнической культуры относятся:

– общее имя этноса (например, «белорусы» – ассоциация с образами «белый», «чистый», «свободный»);

– генетические и антропологические признаки «природных жителей» (генотип белорусов является одним из самых устойчивых в славянском мире);

– традиционные черты этнической психологии, национального характера, менталитета (как уже отмечалось, белорусам присущи стремление к мере, устойчивая бытоприземленность, непреклонный практицизм, привычки к честному добровольному сотрудничеству и неистощимое упорство в создании надежного жизнеустройства, хозяйственной автономии, уравновешенной склонностью к избирательному добровольному кооперированию, завидное трудолюбие, миролюбие, традиционализм, толерантность и «паспалитасць», т.е. предрасположенность к примирению и согласованию в составе сложившихся социальных слоев гражданского общества различных интересов и к формированию совместных ценностей, норм и установок на всестороннее сотрудничество с демократически ориентированным государством);

– базисные символы национальной (художественной) картины мира (Земля – Курган – Мировое дерево в образе Матери-прародительницы в белорусской картине мира);

– неповторимые виды и формы аутентичного и стилизованного фольклора; унаследованные из далекого прошлого традиционные промыслы, художественные ремесла, формы и технологии прикладного искусства; преемственные стили народной архитектуры, провинциального культурного (художественного) быта;

– территория расселения этноса, не всегда совпадающая с границами государства (культура Гродненщины граничит с культурой польской Белостокщины и образует с ней качественно дифференцированную бирегиональную культуру);

– распространенные на данной территории этнические стереотипы, мифы, легенды (миф о волочебниках), обряды, ритуалы, праздники, стили народной одежды;

– регионально диалектизованный язык повседневного речевого общения, особые формы речевого этикета (для белоруса характерен «сдвиг коммуникации» в сторону собеседника, признание его личной активной позиции, уважительное, почтительное отношение к нему).

Особо следует сказать о специфическом отношении белорусов к религии (ведь религия – это основа культуры). Религия исторических белорусов представлена преимущественно священными образцами духовно-практической этики, высшего руководства жизнью. Русский этнограф П. В. Шейн в конце XIX – начале XX в. провел и обнародовал исследования культурного (и религиозного) быта белорусских крестьян и пришел к выводу о том, что природные белорусы представляют Христа в пределах земного обетования. Они рассказывают о нем в своих сказках, легендах как о добром пастыре душ, который ходит по городам и весям и по справедливости решает спорные жизненные вопросы людей, гоняя своего «шкодливого противника» черта то из дома, то из сада, то из жита и наказывая его за крупные и мелкие проделки. Характерно, что к черту у белорусских крестьян отношение толерантное и не боязливое, а скорее насмешливо-юмористическое (почти как к юнговскому архетипичному трикстеру – «лукавому обманщику»).

Анализируя ответы крестьян из восточных и центральных белорусских земель на вопросы о характере их веры, П.В. Шейн подметил достаточно скептическое отношение опрашиваемых к картинам потустороннего мира, библейским изображениям рая, ада. Они высказывали (совсем по С. Будному) сомнение по поводу существования бессмертной души отдельно от тела и при этом не проявляли страха смерти, относясь к ней по-язычески («на земле выросли и в землю уйдем»).

Воспитанный исторически и географически отдаленной от белорусов культурой Омар Хайям в поэтических изображениях-рефлексиях картин загробной жизни проявлял еще больший философский и житейский скептицизм:

Каждый молится Богу на собственный лад. Всем нам хочется в рай и не хочется в ад. Лишь мудрец, постигающий замысел Божий, Адских мук не страшится и раю не рад.

Есть метафизические вопросы, которые человек, обладая земной природой, не в состоянии разрешить:

Владыкой рая ли я вылеплен, иль ада, Не знаю, но знать мне это и не надо: Мой ангел, и вино, и лютня здесь, со мной. А для тебя они – загробная награда.

И ад, и рай, по Хайяму, грезятся в земной жизни и имеют вполне чувственные формы:

Этот райский, с ручьями журчащими, край – Чем тебе не похож на обещанный рай? Сколько хочешь валяйся на шелковой травке, Пей вино и на ласковых гурий взирай!

Иначе говоря, ад и рай ментально выплывают из нашей разорванной на части души:

«Ад и рай – в небесах», – утверждают ханжи. Я, в себя заглянув, убедился во лжи: Ад и рай – не круги во дворце мирозданья, Ад и рай – это две половинки души.

Поэтому имманентную религию (переживание Абсолютного), считает О. Хайям, следует предпочесть трансцендентной (объективированию данного переживания). Неразрывная с имманентной религией философия размеренного счастья – неизбывная руководительница жизни – позволяет человеку выстоять, хотя его жизнь сопровождают тайны смерти, бесконечности, за которыми кроется «непостижимый вездесущий дух».

Христианско-языческий менталитет белорусов стихийно совпадает с хайямовским стоицизмом и, будучи возвышен до уровня философского мировоззрения, приводит к следующим выводам: религия – это, прежде всего, духовно-практическая этика; человек – это свободно мыслящее, самодостаточное, самоценное существо, которое должно взять на себя всю полноту ответственности за происходящее. Он обязан по-скориновски отвечать за качество данной этики и регулируемой ею жизни. Высокие цели человека мотивируются вырастающими из внутреннего духовного опыта переживанием и пониманием Абсолютного, совмещаемого (но не отождествляемого) с относительным в действительности.

Правда, иногда белорус, апеллируя к приземленным послеобразам и смыслам Библии – насколько возможно для него – возвышал верховную инстанцию христианского Бога до уровня грозного судьи и нравственного очистителя мира. Но опять же этот судья представлялся приземленным существом, к которому можно свободно обращаться и от имени которого провозглашаются вполне посюсторонние, просто выраженные моральные требования. Яркой иллюстрацией такого отношения к Богу может служить образец живого поэтического фольклора, обнаруженный в конце XIX в. этнографом И.Д. Орловским в крестьянской среде:

Не осуди меня Гришка

Няужель вы гэта не бачете,

И не осуди Тарас:

Што мы стоим у порога?

И ня просите вы Бога.

Я гэтому не виновен, братишка, А вы ящо тольки курдочете

Тут много есть про нас.

Хотела б душа у рай, Да грахи не пускаюць. Ты видишь наш хитрый край, Нас тольки ласкаюць.

Все скоро сотреть у прах, И богачей ожидають слезы, Бо вяликий настанет страх От беды великой дозы.

Такое настало время, Что и брат брата ненавидить. Вот и людям настае время, Бо Бог усё гэта видить.

Ни трэба нам за богатством гайсать Для житка одной минуты. То не лучше нам души свои спасать, Каб пазбавитца вечной пакуты...

Молитцися братцы Богу, Каб Бог дау нам скруху. Без его мы не до порогу,