Другая важнейшая категория - «декорум» - отбор соответствующих тем и сюжетов. В них входят только «достойные»: исторические, героические. Натюрморт и пейзаж объявлены низшими, «недостойными» жанрами, а традиционные мифологические сюжеты подвергаются «переработке» и «цензуре». Портрет — признается лишь тогда, когда он выражает «благородство и величие». Бернини часто говорит о «большом стиле» и «большой манере» - это его любимые термины. Он прибегает к ним, когда хочет подчеркнуть торжественность, особенный пафос и декоративный размах истинного Барокко. На первое место постепенно выходит категория «величественного», она обозначается латинским словом «sublimis» - высокий, крупный, возвышенный. В парадных живописных портретах эпохи Барокко постоянны укрупненные, утяжеленные формы роскошных мантий, драпировок, архитектурный фон. Стандартные аксессуары: колоннады, балюстрады, летящие гении Славы, античные жертвенники, и фигуры портретируемых в рост, уподобленные монументам, породили название - «большой статуарный стиль». Известными мастерами такого стиля были А. Ван Дейк и Дж. Рейнолдс в Англии, Ш. Лебрюн и И. Риго во Франции (см. «Большой стиль»), В. Боровиковский в России (см. екатерининский классицизм). Искусственная экзальтация, театральность приводили к тому, что и в жизни распространенными прилагательными становились: роскошный, божественный, блестящий, великолепный.
Художники и заказчики произведений называли друг друга не иначе как гениальный, чудесный, неподражаемый и, вполне серьезно, именовали себя новыми Плутархами, Цезарями, Августами... Главный способ художественного выражения в живописи Барокко - иносказание, аллегория. Превыше всего ценился «благородный замысел» и декоративное расположение фигур. Все это именовалось словом «кончетта» (итал. concetta - представление, выражение). «Кончетта» в своей основе имело литературную программу, часто в виде развернутого текста, сочиненного людьми, имеющими специальное образование. Они назывались «инвенторами» (от лат. inventio - изобретение, сочинение). Сюжеты и аллегории были настолько запутаны, что несмотря на труды инвентора и прилагаемый к произведению текст, приходилось включать в изображение пояснительные надписи - в обрамлениях, на лентах - бандеролях, стягах и вымпелах, картушах.
Для искусства Барокко характерно смешение в одной композиции античных и библейских ветхозаветных и новозаветных персонажей, аллегорических фигур, символов, атрибутов. Рядом могли оказаться Христос и Юпитер, Мадонна и Диана. Крест сравнивался с трезубцем Нептуна, а колесница Гелиоса- Аполлона символизировала Вознесение. Вполне прозаические фигуры заказчиков - донаторов - изображались на Олимпе, среди языческих богов, а рядом с ними могли оказаться и христианские святые. Церковь то протестовала, то мирилась с подобной неразберихой, которая, тем не менее, была отражением эстетической программы стиля (сравн. «Война богов»). Посредством неожиданных сопоставлений, сравнений, метафор, инверсии, точно также, как в формальных приемах ракурсов, эффектах светотени - анаморфозах (обманах зрения), художники Барокко создавали особую фантастическую атмосферу несоединимого и небывалого. Возникали новые смысловые связи, олицетворения, исторические аллюзии, ассоциации и тем самым расширялись возможности искусства, ломались традиционные жанровые преграды. Воображению художника тесно в пределах одного архитектурного сооружения или рамы картины. Искусство Барокко выплескивается на улицы и площади Рима, а затем других городов Европы.
Идеи барочной организации больших пространств рождают колоссальные ансамбли площадей с фонтанами и египетскими обелисками, перспективами улиц, аллей садов и парков, украшенных каскадами, водоемами и статуями. Площадь перед собором Св. Петра в Риме, площадь Согласия в Париже, Версаль, Петергоф и Сан-Суси, несмотря на все различия, - порождения одной эпохи Барокко. Все эти ансамбли построены на театральном эффекте неожиданных контрастов, смены впечатлений: кулисы, «задник», внезапно открывающиеся перспективы. Ведь не случайно эпоха Барокко - время театрального искусства, декорационной живописи, грандиозных дворцовых празднеств и маскарадов с фейерверками. Стиль Барокко поражает странным сочетанием возвышенности, экзальтации на пределе человеческих возможностей, с мелочностью, путанностью мысли; грандиозности масштабов, истинного драматизма и мощи с надломленностью, почти беспомощным смакованием прозаических деталей.
Эпоха Барокко - это мир крайностей, контрастов возвышенного и земного, прекрасного и низменного, пышной метафоры и уродливого факта. Поэтому искусство Барокко - это не только шедевры. Как и в период поздней Готики, необычайная возбужденность, чувственность довольно часто выливалась либо в надуманную экзальтацию, наигранную страстность, либо в слащавость и сентиментальную пошлость.
Как и в архитектуре Готики, постройки Барокко осваивали «романтику масштабов» посредством сочетания разных мер и модулей. Это затрудняло восприятие, вызывало чувство напряжения у зрителя. Если попытаться обобщить развитие барочных качеств архитектуры на основе принципов атектоничности, деструктивности и живописности, можно сказать, что сущность этой тенденции заключается в создании образа непрерывного движения, «перетекания пространства»: от внешнего к внутреннему, от экстерьера к интерьеру, от горизонтали к вертикали. Предыдущие эпохи в этом отношении были беднее. Однако термин «Барокко» в России долго не мог утвердиться. Например, еще в середине XIX в. русская критика, ниспровергая стиль Классицизма в архитектуре, тем не менее, «не видела альтернативы колоннам и куполу». Обсуждались достоинства стилей Неоготики и «неоренессанса», но слово «барокко» избегали употреблять.
Архитектор А. Брюллов во время пенсионерской поездки 1822 г. в Италию возмущался «развращенным вкусом» и нелепостью построек Ф. Борромини. Только в 1880- х гг. исследователь древнерусского зодчества Н. Султанов ввел термин «русский Барокко», обозначив им допетровскую архитектуру Руси XVII в. С тех пор существует устойчивая концепция, согласно которой первая фаза стиля «русского барокко» сложилась в 1640- х гг. и этот стиль развивался «в непрерывной последовательности, вплоть до завершивших его произведений В. И. Баженова».
По определению Д. Лихачева, «русское барокко приняло на себя многие из функций Ренессанса, поскольку... настоящий Ренессанс ранее так и не сумел достаточно полно проявиться на Руси». Этот вывод следует из «особенной уплотненности» развития художественных стилей на Руси, в корне отличающих их духовное содержание от западноевропейских прототипов. «Русское барокко в целом, выполняя свою возрожденческую функцию, исторически противостояло средневековью, а не Ренессансу. Отсюда его жизнерадостность и его умеренность, чуждая патетичности западного Барокко». Термин «русское барокко» принимается не всеми, в любом случае он условен и его следует брать в кавычки. По формальным качествам этот стиль ближе к Маньеризму; в нем выделяют стадии «голицынского» и «нарышкинского барокко» - архитектуру «русского узорочья» конца XVII в., «петровское барокко» первой четверти XVIII в., «зрелое русское барокко» елизаветинского времени. Последний стиль получил наиболее яркое воплощение в творчестве выдающегося зодчего Ф. Б. Растрелли Младшего в Петербурге. В эти годы Россия стремительно догоняла Европу и в оригинальной архитектуре, созданной Растрелли, соединились композиционные приемы европейского Классицизма, Барокко и французского Рококо (см. елизаветинское рококо). Поэтому исследователи справедливо отмечают, что сохранение элементов Классицизма, рационализм и прагматизм архитектуры петровского времени обеспечили легкость и естественность перехода к Классицизму второй половины XVIII столетия, «почти минуя стадию истинно- европейского Барокко».
Также своеобразно проявился стиль Барокко, экспортированный из Испании в страны Латинской Америки. В архитектуре Мексики, Аргентины, Уругвая складывался фантасмагоричный стиль, именуемый «ультрабарокко». Он впитал элементы мистического испанского Барокко, напитанные декоративностью испано-мавританского зодчества, и местные фольклорные традиции. В этом стиле все доводилось до бурлеска. «Здесь развивалась архитектура еще более барочная, варварская и фанатичная, безумная в наращивании декора, перед чрезмерностью которого бледнеют даже самые смелые произведения европейского Барокко». Отмечают также, что «благодаря особенности формообразования именно стилю Барокко легко удавалось внедрять классическую ордерную архитектуру в иную культурную среду» и в этом проявлялась важная «цивилизующая роль» стиля Барокко. Даже если учитывать только это, есть все основания считать Барокко великим стилем.
Но в середине XVIII в. с началом эпохи Неоклассицизма и французского Просвещения барокко стало внушать ужас. Французский просветитель Ж.- Ж. Руссо считал этот стиль проявлением дурного вкуса и «искажением прекрасного», да и не он один... Так разительно отличались барочные формы от классицистических и мало кто тогда замечал их внутреннее единство. Тем не менее господство стиля Барокко, хотя и не полное во всех странах, охватывает огромный исторический период, часто называемый «эпохой Барокко» — около двух столетий (1550- 1750 гг.). В этом случае именем Барокко называется «та особенность целостности в культуре эпохи, которая позволяет рассматривать ее как художественный феномен, так как это период гегемонизма стиля, завоевания им одной из главных функций в культуре». Немецкий архитектор и историк культуры К. Гурлитт на примере личности саксонского курфюрста Августа II Сильного (см. саксонское искусство) предложил в начале XX в. термин «Человек Барокко». По определению Гурлитта, это понятие выводится «в силу особого способа существования личности», когда возникает «попытка реконструкции средневекового христианского единства... соединения им- персонализма и субъективизма и... выдвижение личности на сверхличностную роль». Культура эпохи Барокко оказывается «специализирующейся на порождении гениев... возникновении нового типа человека». В таком контексте Август II Сильный - «человек неуравновешенной художественной фантазии», достойный представитель своей эпохи, когда «культ им- персонализма, богатства, роскоши, придворности и взрывоопасной радости жизни» противопоставляется гармоничной и уравновешенной личности «человека Ренессанса». В то же время, «магистральный путь развития задан Ренессансом - освобождение внутреннего человека». А через «усиление внешнего», в единстве мировоззрения люди эпохи Барокко «находили свободу духа».