В общелитературном ключе рассматривал творчество Достоевского и К.Г. Щенников. Он называет «Записки из Мертвого дома» «своеобразным художественным исследованием кардинальных философско - социологических проблем»[14]. Исследователь также поднимает проблему добра и зла в человеке, как ее понимал Достоевский. «В «Записках из Мертвого дома» автор и его двойник Горянчиков оценивали уровень современной цивилизации психологией каторжников и палачей»[15], - считает он.
Щенников рассматривает творчество Достоевского во взаимосвязи с творчеством других, русских и зарубежных писателей[16]. Он говорит о близости Достоевского и Гюго в поэтике и стиле, в вере в силу нравственного начала в человеке, однако считает, что герои Достоевского сложнее, психологичнее и ярче, чем у Гюго.
Т.С. Карлова обращается к структурному образу «Мертвого дома»[17]; по ее мнению, метафора «Мертвого дома» определяет структуру «Записок» в целом, и несет в себе социально политический и этический подтекст. Карлова уделяет большое внимание особенностям функционирования пространства и времени в произведении, определяя последнее как «одновременность разновременного». Она считает, что «о каторжной тюрьме Достоевский писал как об особой физической данности со своими законами времени и пространства»[18].
Композицию «Записок из Мертвого дома» Т.С. Карлова сравнивает с каторжной цепью, размыкаемой на вход и выход. А сама каторга «в изображении Достоевского…являлась захоронением живых людей. Этот особый мир «мертвой» жизни раскрывался в подчеркнуто строгой, реалистической манере повествования»[19].
Андрей Битов в статье «Новый Робинзон», посвященной 125-летию выхода в свет «Записок из Мертвого дома»[20], сравнивает Ф.М. Достоевского с Робинзоном Крузо, называя писателя «первооткрывателем как материала, так и формы» «Записок». Битов обращается к особенностям стиля Достоевского и утверждает, что феномен его стиля заключается в «новом способе мысли». Он называет книгу Достоевского философской, посвященной теме заключения как такового и теме жизни как таковой.
Среди нескольких исследователей, писавших о Викторе Гюго, хочется выделить двух, наиболее часто цитируемых во 2-й главе данной дипломной работы.
В. Николаев называет В. Гюго «романтиком прогрессивного лагеря», сыгравшим большую роль в становлении реализма[21]. «С чувством человека, освободившегося от пут, молодой драматург ломал и отбрасывал правила, требующие строгих единств, уничтожал размеренное развитие действия, вводил в свои пьесы новых героев из народа, сопоставлял честность низов с бесчестностью двора»[22]. Этот исследователь придает большое значение выдвинутым Виктором Гюго в предисловии к драме «Кромвель» принципам новой романтической литературы. Николаев считает, что важнейшей специфической особенностью демократического реализма в Европейских странах первых десятилетий девятнадцатого века стало то, что «еще на ранней ступени своего развития он сыграл большую роль в становлении реализма».
В. Гюго смело вводит в свои произведения речь простонародья, поскольку ценит и любит французский язык как великое творение нации.
Н. Муравьева в книге «Гюго», вышедшей в серии ЖЗЛ, обращаясь к повести «Последний день приговоренного к смерти», задумывается вслед за автором над образом героя: «Кто будет героем его повести? Парижанин. Обыкновенный человек. У него жена и дочь. Он совершил преступление. Какое? Об этом в повести не будет и речи. Важно передать чувства и мысли, страх и отчаяние человека, которого ведут на казнь. Дни ожидания. Последние минуты. Перевоплотиться в этого человека…»[23]
Муравьева считает «Последний день приговоренного» шагом к одному из крупнейших романов Гюго – «Отверженным». Однако повесть имеет огромное значение и как самостоятельное литературное произведение, поскольку открывает новые темы, еще не затронутые литературой того времени, и становится предвестницей целой череды позднейших социально – психологических романов и повестей.
В заключение следует упомянуть, что в данной квалификационной работе широко применяется метод компаративизма, позволяющий провести сравнительную характеристику «Последнего дня приговоренного» В. Гюго и «Записок из Мертвого дома» и «Кроткой» Ф.М. Достоевского, с тем, чтобы выявить степень жанрового сходства и различия вышеназванных произведений, а также определить уровень влияния творчества Гюго на творчество Достоевского.
ГЛАВА 1.
ОСНОВНЫЕ ПРОБЛЕМЫ В РАССМОТРЕНИИ ТЕРМИНА «ЖАНР».
Данная дипломная работа напрямую связана с таким литературоведческим понятием как «жанр». Поскольку речь идет о «Записках из Мертвого дома» и рассказе «Кроткая» Ф.М. Достоевского и «Последнем дне приговоренного к смертной казни» Виктора Гюго, то можно с уверенностью сказать, что вопрос жанровой принадлежности этих произведений неоднократно поднимался многими исследователями. Он вызывает дискуссии и сегодня. В своей работе я также включаюсь в полемику.
Но для того, чтобы решить, к какому жанру принадлежат творения вышеназванных авторов, необходимо установить: что мы понимаем под самим термином «жанр», и что понимали под ним Гюго и Достоевский.
Заранее следует отметить, что глава 1-я будет носить во многом цитатный характер, поскольку я хочу показать многообразие точек зрения на этот вопрос, различия и, подчас, противоречия во взглядах разных исследователей и литературоведов по данной проблеме.
Сам термин «жанр» в качестве литературоведческого понятия возникает во Франции в 16 веке и в переводе на русский язык означает «род, вид». Уже в самом переводе заложена возможность многоаспектной трактовки термина. (Ведь в литературоведении существуют также понятия род литературный и вид литературный, не калькирующие понятие литературного жанра.)
Краткая литературная энциклопедия раскрывает понятие «жанр» следующим образом: «Жанр литературный – это исторически (здесь и далее – курсив мой. О.М.) складывающийся тип литературного произведения; в теоретическом понятии о жанре обобщаются черты, свойственные более или менее обширной группе произведений какой-либо эпохи, данной нации и мировой литературы вообще».[24]
Словарь литературоведческих терминов под редакцией Л.И. Тимофеева и С.В. Тураева дает следующую трактовку: «Под жанром понимается повторяющееся во многих произведениях на протяжении истории развития литературы единство композиционной структуры, обусловленной своеобразием отражаемых явлений действительности и характером отношения к ним художника».[25]
Несложно заметить, что в критериях определения жанра разные справочные издания делают акцент на разных аспектах понятия. В первом случае напоминается об обобщении в определенном жанре общих черт, свойственных довольно большой группе произведений какой-либо эпохи или какой-либо нации. Во втором – повторяющееся «на протяжении истории развития литературы» единство композиции, причем уточняется, что это единство обусловливается характером отношения художника к явлениям изображаемой им действительности.
Литературная энциклопедия терминов и понятий под редакцией А.Н. Николюкина дает два варианта трактовки термина «жанр»:
«Жанр – тип словесно-художественного произведения, а именно: 1) реально существующая в истории национальной литературы или ряда литератур и обозначенная тем или иным традиционным термином разновидность произведений; 2) «идеальный» тип или логически сконструированная модель конкретного литературного произведения, которая может быть рассмотрена в качестве его инварианта (это значение термина присутствует в любом определении того или иного жанра литературы)».[26] Другими словами, под жанром понимается не какой-либо эфемерный, а именно реально существующий в литературе тип художественных произведений, обозначаемый традиционным термином. Произведение, созданное в русле определенного жанра, конструируется по законам, долгое время существующим в литературе. Таким образом, вновь подтверждается принцип обобщения.
Однако большинство литературоведов не могут не говорить о том, что на протяжении исторического развития мировой литературы вообще и ее отдельных направлений в частности жанры значительно видоизменяются и, теряя свой прежний облик, либо отмирают, либо начинают сверкать новыми гранями. Но все изменения в русле жанра покоятся на твердом фундаменте, остающемся неизменным.