Несмотря на скептическое отношение Достоевского к вопросу о сценическом воплощении «Дядюшкиного сна», повесть эта рано проникла на сцену, и ее инсценировки неизменно пользовались в театре большим успехом. Впервые спектакль по повести под названием «Очаровательный сон» был поставлен в московском Малом театре уже при жизни Достоевского, в 1878 г[12].
Большинство исследователей сходятся в едином мнении, что хотя данная повесть и не характерна для Достоевского, но созданные типы получат развитие в позднейшем творчестве.
Так, в книге В. Н. Захарова «Система жанров Достоевского. Типология и поэтика» говорится о том, что «в творчестве Достоевского представлены две разновидности повести. Одна из них развивала концепцию «петербургских повестей» Пушкина и Гоголя. Вторая обязана своим появлением концепции жанра, сложившейся в русской литературе 20-30 годов, согласно которой повесть – «тот же роман, но меньший в объеме», «роман в миниатюре», «глава, вырванная из романа». Эта концепция жанра представлена повестью «Дядюшкин сон»[13].
Другой исследователь Д. О. Заславский[14] пишет:
«Достоевский не улыбается ни на одной из известных нам фотографий и картин. Драматическое, трагическое – на первом плане его повестей и романов. Сюжетная основа влечется почти во всех крупных произведениях к убийству, самоубийству или сумасшествию. Истеричность — черта многих героев. Они не говорят, а «вскрикивают». Их чувства болезненны. Часто они «в горячке».
И тем не менее смех звучит в очень многих, если не во всех произведениях Достоевского. Смех временами озаряет их страницы. Это разного рода смех. Он может быть злым, желчным, но нередко и добрым, светлым. Не подлежит сомнению, что Достоевский любил смеяться, высоко ценил юмор и превосходно владел им.
Конечно, таких произведений «единственно для смеху» в обширнейшем творчестве Достоевского очень мало, и они не характерны. Но вообще юмор присутствует почти всюду, даже в самых драматических произведениях, он не случаен, он — в самой писательской натуре Достоевского. Иначе и быть не могло у писателя, который вышел из великой гоголевской школы и придавал огромное значение смеху.
Достоевский писал о «страшном могуществе смеха» Гоголя, о том, что это могущество не выражалось так сильно «еще никогда, ни в ком, нигде, ни в чьей литературе с тех пор, как создалась земля» (XIII, 103). Отметим тут же, что он называл этот смех «маской» Гоголя, прикрытием для чувств, совсем не смешных.
Юмор и сатира играют такую существенную роль в творчестве Достоевского, что заслуживают особого рассмотрения. Они проходят через все противоречия литературно-художественного облика Достоевского и сами трансформируются в соответствии с этими противоречиями».
Поэтому «Дядюшкин сон» интересен в этом плане.
«Сатирический пафос, также как пафос многих произведений так называемой обличительной литературы второй половины 50-х годов, был прямо направлен против основы самодержавной власти – дворянско-помещичьего общества. Выводя на сцену своей провинциальной комедии представителей мордасовского общества («Дядюшкин сон») Достоевский подобно автору «Губернских очерков», вышедших за два года до появления его повестей, раскрывает всю ограниченность и пошлость, провинциальное одичание и нравственный распад правящего сословия, его паразитизм по отношению к эксплуатируемому крестьянству, тяжкий труд которого, например, для бездельника, волокиты и болтуна князя К., промотавшего за свою жизнь не одну сотню душ, служил лишь средством для веселых и бездумных развлечений», - отмечает Н. П. Утехин[15].
Несмотря на значимость повести Достоевского в дальнейшем его творчестве, «Дядюшкин сон» исследован частично и в основном затрагивает связь с литературной традицией предшественников.
В построении ситуаций и композиции образов Достоевский широко пользовался свидетельствами действительности и любил исходить из ее данных. Огромное художественное чутье и уверенный опыт романиста обычно подсказывали Достоевскому основной закон подлинного искусства портретирования: типизация действительности, преображение факта до его творческого выражения, возведение реального случая в закономерность художественного замысла и подчинение зыбкого жизненного явления твердым принципам идеи, формы и стиля.
Достоевский никогда не стеснял себя данными действительности и подлинными признаками прототипа; ему нужна была не определенная конкретная фигура во всех ее житейских особенностях, а лишь ее художественная выразительность[16].
Комедийные герои по преимуществу психологически однолинейны. Психологическая емкость и разнообразие характеров в великих комедиях – лишь различные вариации одних и тех же их пороков.
Но такого рода психологическая односторонность, лишенная оттенков, как раз и была чужда творческому методу Достоевского. Достоевский в своих произведениях отразил эпоху распада буржуазного сознания, выразил в них совершенно иное, чем прежде, мировоззрение, « сильно шокирующее интеллект, оперирующий старыми дуалистическими категориями».
В творениях Достоевского как бы нарушалось привычное для традиционного эстетического сознания ясное ощущение «точной меры …отклонения героев от нормы», от привычных нравственных ориентиров, что безусловно отменяло и традиционную логику комических конфликтов. Созданные им «чудаки» с характерным для них сложным переплетением стремлений и страстей, глубоко погруженные в окружающий их мир, все более теряли свою исключительность и психологическую определенность[17].
Таково описание одной из главных героинь повести «Дядюшкин сон» Москалевой Марьи Александровны. Достоевский не дает ее портрета вообще, а знакомит с ней читателя через образ поведения, поступки, с помощью речевой характеристики. Мы узнаем, что она первая дама в Мордасове. Властная, взбалмошная и честолюбивая. Мужа своего не ставит ни в грош и держит его в деревне. Известно, что почти никто в городе ее не любит, а многие ненавидят.
Образ ее подается с едкой иронией. Рассказчик много говорит о ее уме и «комильфотности» (comme il faut – умение себя держать), которое, в частности, проявляется в умении «...убить, растерзать, уничтожить каким-нибудь одним, словом соперницу… а между тем покажет вид, что и не заметила, как выговорила это слово»[18].
Ловкая и беспринципная, способная на все для достижения своих целей, властолюбивая Марья Александровна Москалева, отличающаяся, впрочем, по меткому выражению сатирика, «от Наполеона тем, что у нее даже на самых высоких вершинах славы никогда не кружилась голова»[19].
Очень емко изображает героиню в течение всего текста речевая характеристика. Например, мы наблюдаем два проявления Марьи Александровны.
В разговорах с князем, дочерью (с целью воздействия на чувства и достижения желаемого результата), Мозгляковым, провинциальными дамами:
«Но, князь, - поспешно перебивает Марья Александровна, - я слышала об ужаснейшем происшествии! Признаюсь, я была вне себя от испуга… Не ушиблись ли вы? Смотрите! этим пренебрегать невозможно…[20]»
«Ты не веришь мне, Зина! Не сотри на меня враждебно, дитя мое! Я не осушала глаз эти два года, но скрывала от тебя мои слезы, и, клянусь тебе, я во многом изменилась сама в это время! Я давно поняла твои чувства и, каюсь, только теперь узнала всю силу твоей тоски…»(С. 386)
«Ах, Боже мой, как вы наивны, mon cher Paul. Напротив, нам надобно молить Бога о его здоровье. Надобно всем сердцем желать долгих дней этому милому, этому доброму, этому рыцарски честному старичку! Я первая, со слезами, и день и ночь буду молиться за счастье моей дочери…»(С. 425)
«Я уже не говорю о том, можно сказать, восторге, который я чувствую, видя вас обеих у меня, и еще вечером, - запела Марья Александровна, оправившись от первого изумления, - но скажите, пожалуйста, какое же чудо зазвало вас сегодня ко мне, когда я уже совсем отчаялась иметь эту честь?» (С. 443)
Марья Александровна учтива, любезна, использует все возможные средства, чтобы завладеть разумом собеседника, не пренебрегает лестью, возвышенными словами.
Наедине же с собой, иногда при дочери, с мужем Афанасием Матвеевичем героиня искренна и груба:
«Ах, Боже мой! – вскричала она, - черт несет эту сороку, полковницу!» (С. 392)
«Ах ты, харя! Ах ты, осиновый кол! Ну, слыхано ли что-нибудь глупее такого ответа?…как смеешь ты напоминать мне, что я твоя жена?» (С. 429)
«Ах, черт бы их взял! я и не подумала об этом театре! изловчились,
сороки!» – прошептала Марья Александровна вне себя от бешенства» (С. 444)
Таким образом, мы рассмотрели образ Москалевой Марьи Александровны, в котором речевая характеристика играет ведущую роль.
Дан краткий портрет Зинаиды Афанасьевны: «Она хороша до невозможности: росту высокого, брюнетка чудными, почти совершенно черны ми глазами, стройная, с могучею дивною грудью. Ее плечи и руки — античные, ножка соблазнительная, поступь королевская», «она одета в простое белое кисейное платье» (С. 361). Достоевский неслучайно облачает свой героиню в белый цвет, который весьма символичен и дополняет образ девушки, чистой, честной, справедливой.