2) Хожение гостя Василия. "Православный палестинский сборник", т. II, вып. 3, СПб., 1884, стр. 4.
3) На часть этих терминов указал еще И. Е. Забелин - Русское искусство. М., 1900, стр. 68, 81-83.
4) Песни, собранные П. Н. Рыбниковым, т. II. М., 1910, стр. 156.
5) Народное представление об архитектуре, как "естественном порождении земли", метко подчеркнул А. М. Горький. Один из его героев так описывает вид Киево-Печерской лавры: "Вечер был. Торопливо катит воды свои мутный Днепр, а за ним вся гора расцвела храмами: трепещет на солнце кичливое золото церковных глав, сияют кресты, даже стекла окон как драгоценные камни горят, - кажется, что земля разверзла недра и с гордой щедростью показывает солнцу сокровища свои... Словно сказка, кем-то мудрым и великим рассказанная, застыла там за рекой; прибегают издалека волны Днепра и радостно плещут, видя ее... Как сильно было начато, как могуче строено!" М. Горький. Исповедь. Собр. соч., т. 8, М., 1950, стр. 314-315.
6) Немец Блазиус, увидевший Василия Блаженного, "никак не мог опомниться и понять, что это такое: колоссальное растение, группа крутых скал или здание". Другой иностранец сравнивал этот памятник со "слеплением сталагмитов" (И. Забелин. Ук. соч., стр. 5 и 10). Теофилю Готье Василий Блаженный показался "архитектурной грезой... зданием из облаков, причудливо окрашенных солнцем". Русский историк искусства В. А. Никольский писал, что "Василий Блаженный вырисовывается гигантской группой деревьев. Вокруг высокой старой ели сгрудились естественной пирамидальной группой другие деревья поменьше... Во всех древнерусских постройках соборного типа, где здание является группой связанных и объединенных построек (напр., Коломенский дворец, деревянные храмы севера), чувствуется подчас некая схема русского лесного пейзажа, органически роднящая памятники зодчества с окруностью именно русской национальной архитектуры, незнакомой западному миру. С этими особенностями образа названных памятников связано его на редкость "земное", материалистическое содержание, чуждое мистики и "ухода от мира", - "готической выспренности у нас не замечается нигде" 1). Эти черты мы должны оценить, как отражение в архитектурной концепции данных памятников той же народной, крестьянской идеологии, именно народное мировоззрение, столь властно пронизывающее образ названных выдающихся памятников эпохи Грозного, поставило их под сомнение в условиях церковной реакции XVII в.
Все эти, намеченные в тезисной форме, положения требуют тщательной и углубленной разработки, так как сила и решительность, с которой вторгаются в архитектуру XVI в. народные начала, с особой ясностью освещают глубину исторических противоречий этого времени и удельный вес народного вклада в созидание русской национальной культуры. Анализ архитектурных памятников показывает конкретно, что дала для нее деревня, являющаяся "хранительницей национальности" 2), в каких именно формах отлился "сгусток впечатлений, полученных от окружающей среды", в архитектурном произведении. Огромный исторический интерес этих вопросов делает их разработку одной из первоочередных задач историков древнерусского зодчества 3).
Однако было бы ошибочным полагать, что "народность" архитектуры проявляется лишь в тех или иных, больших или малых, мировоззренческих или архитектурных "влияниях" художественных взглядов народа на монументальное зодчество господствующего класса.
Видимо, к числу национальных особенностей древнерусского зодчества, как и древнерусской литературы, следует отнести его историзм. "Дух историзма, столь свойственный древнерусской политической мысли, литературе, грандиозно развившемуся летописанию, пронизывал собой и русское средневековое искусство. Зодчество и политика, зодчество и историческая мысль были тесно объединены между собой. Возведение крупных архитектурных сооружений всегда имело в древней Руси определенный исторический смысл" 4). Действительно, пожалуй ни у одного народа средневековой Европы не проявлялась с такой ясностью историческая значимость произведений архитектуры. Сооружение зданий в древней Руси очень часто связывалось с определенным событием в поступательном развитии государства или в истории 'русского народа, память о котором и увековечивалась в данном здании, в его образе. Так, здание становилось мемориальным сооружением, "памятником" в буквальном смысле слова. Не случайно русские летописи
жающей их природой" (В. А. Никольский. Старая Москва. Л., 1924, стр. 53). Ср. высказывание Н. В. Гоголя в статье "Об архитектуре нынешнего времени": "Город нужно строить таким образом, чтобы каждая часть, каждая отдельно взятая масса домов представляла живой пейзаж". Представление об архитектурном ансамбле как пейзаже, видимо, связано с народными, крестьянскими представлениями.
1) И. Забелин. Ук. соч., стр. 136.
2) И. В. Сталин. Марксизм и национально-колониальный вопрос, стр. 107.
3) Отметим здесь важность исследования вопроса о происхождении шатрового зодчества в "историко-статистическом" плане, учета и картографирования всех данных опубликованных и особенно неизданных писцовых книг и иных переписных документов о деревянных шатровых храмах XV-XVII вв. Подобное исследование подвело бы серьезную историческую базу под эту тему, выявив районы и время распространения этих построек в сельской периферии, а также установив, в строительстве каких общественных слоев был особенно популярен данный тип здания.
4) Д. С. Лихачев. Культура Руси эпохи образования Русского национального государства. Л., 1946, стр. 103.
проявляли столь большой интерес к монументальному строительству, а известный московский строитель В. Д. Ермолин был заказчиком особого списка летописи, в которой были особо тщательно отмечены его работы. К древнерусской архитектуре более, чем к другим отраслям искусства, применимы слова русского художника XV11 в. - предтечи реализма Симона Ушакова, сказанные им о живописи: "изображение это жизнь памяти, памятник прежде жившим, свидетельство прошлого, возглашение добродетелей, изъявление силы, оживление мертвых, бессмертие хвалы и славы, возбуждение живых к подражанию, воспоминание о прошедших делах..." 1).
Действительно, достаточно вспомнить важнейшие памятники древнерусского зодчества, чтобы стало ясным их мемориальное, символическое значение. Киевская София - символ расцвета Киевской державы, предание связывало ее сооружение с местом, где Ярослав разбил печенегов; Димитриевский собор во Владимире - храм, воплощающий идею апофеоза власти "великого Всеволода"; Троицкий собор в Пскове XIV в. - памятник обособления Пскова из системы Новгорода, символ "псковской свободы"; Успенский собор в Коломне - памятник Куликовской победы; Успенский собор в Москве - памятник торжества Москвы в объединении Русской земли; храм в Дьякове - памятник венчания на царство Ивана Грозного. Храм Василия Блаженного - памятник разгрома последнего оплота татар - Казани, обращавший богатство своих сказочных архитектурных форм к "простому всенародству" русской столицы, - справедливо сравнивали со "скульптурным монументом". Таким образом, выдающиеся памятники древнерусского зодчества приобретали очень широкое народное значение, с ними связывались патриотические идеи силы и независимости родной земли, близкие и дорогие простому народу.
Поэтому эти лучшие памятники русского зодчества глубоко народны. Именно поэтому в таких произведениях, как псковский Троицкий собор, Дьяковская церковь или Василий Блаженный, и прорываются с необычайной силой и смелостью новые художественные формы, воплощаются новые, прогрессивные художественные взгляды, во многом и обязанные своим появлением народному творчеству.
Таковы некоторые примеры проявления народности, национальных черт в древнерусской архитектуре.
Следует, однако, еще раз подчеркнуть, что национальные, народные черты в культуре, и в архитектуре в частности, нельзя рассматривать вне породившей их классовой почвы, нельзя растворять классовое в национальном. Именно только учет конкретной исторической обстановки, в которой создано данное архитектурное произведение, учет конкретного положения заказчика и его класса в данной исторической ситуации позволяет с должной точностью оценить степень и характер проявления в данном памятнике национальных черт, его народности.
В этом плане особенно интересен пример ярославского зодчества. Его давно отмеченными типичными чертами являются разнообразие живописной композиции храма, исключительная нарядность и богатство внешнего и внутреннего убранства, сочная пластичность декоративных деталей. Эти особенности были также правильно оценены, как проявление народных художественных взглядов. "Узорчатость" архитектуры XVII. в. была типичным явлением, отражавшим общий процесс "обмирщения"
1) Т. Филимонов. Симон Ушаков и современная ему эпоха русской живописи. "Вестник Общества древнерусского искусства", 1874, № 1-3, стр. 22.
культуры, превращения храма в пеструю "веселую" постройку. В Ярославле этот процесс нашел своеобразное выражение. Строителями ярославских храмов были именитые купцы и гости, крупнейшие представители торгового капитала. Сами недавно поднявшиеся из посадской или крестьянской среды, они еще не утеряли ее вкусов; но их продвижение вверх, их связи с феодальными кругами и царским двором воспитывают в их сознании интерес к пышной представительности архитектуры, отвечающей их социальному весу, выражающей ясно и зримо их экономическое могущество. Поэтому в их постройках сочетается в очень своеобразном единстве монументальное величие старозаветного соборного храма, увенчанного "освященным пятиглавием", с богатейшим развитием декоративного узорочья во внешнем и особенно во внутреннем убранстве здания. Существенно отметить и здесь пластический, подчеркнуто сочный и материальный характер деталей, особенно ярко сказывающийся в купеческих постройках Мурома (ансамбль Троицкого монастыря). Эти черты купеческого строительства XVII в. дают интереснейший материал для суждения о художественных взглядах и - шире - идеологии верхов городского посада, в которой причудливо переплетается старое и новое.