Обозначение подлога документов через преступление нам представляется не совсем точным. Подлог документов становится преступным только при наличии определенной совокупности необходимых признаков, различных для каждого отдельного состава. Поскольку подлог документов нередко выступает лишь способом совершения других преступлений, однозначно относить его к преступлениям также нельзя. В связи с этим анализируемое определение, строго говоря, применимо только к специальным видам подлогов, оно не может рассматриваться как обобщенное теоретическое понятие подлога документов. На наш взгляд, подлог документов — это прежде всего действия, акт сознательного человеческого поведения, деятельности. Сущность подлога заключается в совершении действий определенного характера, определенной направленности. Именно через действия целесообразно определение подлога документов. Эту позицию разделяет большинство исследователей.
Однако есть и другие мнения. В частности, Б.И. Пинхасов считает, что подлог возможен в результате бездействия. В подтверждение данного тезиса он приводит пример исключения при составлении документа сведений, имеющих правовое значение. Предполагается, что противоправность в данном случае возникает не в момент включения в документ требуемых сведений, а при окончании процесса написания документа. До этого действия субъекта вполне правомерны, а решимость совершить подлог (поскольку она не материализована) — не наказуема. Обоснование Б.И. Пинхасова построено, по нашему мнению, по законам формальной, а не диалектической логики. В приведенном случае налицо бездействие, сопряженное с активными действиями (составление документа). Изготовление фиктивного документа путем полного бездействия невозможно, поскольку документ — материальный продукт. Следуя логике, если преступный умысел материализовался после составления документа, то совершенные действия будут являться преступными. Если же фиктивный документ был создан непредумышленно, а после его создания у лица возникло намерение использовать его, то наказуемыми будут исключительно действия по использованию (введению в обращение) подложного документа[3].
Однако если в последнем случае лицо было лишь пассивным субъектом, то его действия либо непреступные, либо подпадают под признаки другого преступления, например халатности. Иными словами, при подлоге документов бездействие невозможно.Содержание действий при подлоге документов сводится к изготовлению фиктивного документа (полностью или путем частичного изменения) и (или) его использованию. Подлог включает в себя либо изготовление подложного документа, либо его использование, либо обе формы практически одновременно. «Понятием подлога в широком смысле слова охватываются, во-первых, подделка документов изготовление фальшивого документа целиком или внесение в подлинный документ исправлений или дополнений, содержащих ложные сведения), во-вторых, использование подделанных документов (их предъявление или представление)». Действия по подделке или использованию подложного документа весьма разнообразны (исправление или уничтожение части текста, внесение дополнительных данных, проставление чужой подписи, нанесение поддельной печати или штампа, предъявление или представление фальсифицированных документов и т. п.).
Здесь важно подчеркнуть, что данные действия являются юридически равнозначными, каждое из них образует подлог документов.Такой подход к понятию подлога документов прослеживается и в законодательстве. Должностной (служебный) подлог в соответствии с прежним законодательством (УК РСФСР 1922 г., УК РСФСР 1960 г.), в частности, заключался в составлении и выдаче подложных документов, т. е. охватывал и конструктивную часть подлога — последующее использование фиктивного продукта. В ст. 282 УК РФ (1996 г.), устанавливающей ответственность за служебный подлог, действия по использованию подложных документов не предусмотрены. Между тем подобные действия органически входят в состав других специальных подлогов, регламентированных, к примеру, ст. 142, 185, 303 УК РФ. В самом деле, фальсификация избирательных документов (ст. 142 УК РФ) означает не только их заведомое искажение, но и представление этих документов в соответствующие инстанции, введение содержащихся показателей в сводные данные, иное их обращение.
Внесение в проспект эмиссии ценных бумаг заведомо недостоверной информации и иные злоупотребления при выпуске ценных бумаг при условии причинения крупного ущерба (ст. 185 УК РФ) однозначно предполагают подложность таких действий, как регистрация выпуска эмиссионных ценных бумаг, изготовление сертификатов ценных бумаг, размещение эмиссионных ценных бумаг и т. п. Игнорирование рассматриваемых форм подлога документов, в свою очередь, приводит к ошибочным выводам при квалификации преступлений. Ошибка при этом обычно заключается в том, что использование подложных документов, являющееся конструктивным способом совершения конкретного преступления, отождествляется с собственно подделкой (подлогом) документа. Отсюда делается неправильный вывод о том, что подлог документа является органичным признаком состава иного преступления и не требует самостоятельной квалификации.
Справедливо в этом отношении высказывание Б.И. Пинхасова о том, что «указание закона на подлог документов, как на один из способов совершения рассматриваемых преступлений, трактуется не как учинение подлога, а как использование подложных документов». Полагаем, что не нуждается в дополнительном обосновании также положение о том, что подлог документов может быть совершен только в форме прямого умысла. Данное положение не является спорным в науке уголовного права и достаточно основательно аргументировано многими учеными. Умышленность действий, реализующих подлог документов, — одно из существенных, дополнительно характеризующих признаков данного понятия.Одним из дискуссионных, трудноразрешимых в отечественном уголовном праве вопросов подлога документов является вопрос об объекте данного преступного посягательства. Анализ работ по рассматриваемой проблематике позволяет проследить эволюцию взглядов на объект подлога. Прояснение представлений на объект подлога б значительной степени было связано как с углублением исследований подлога документов, так и с теоретической разработкой общих вопросов об объектах уголовно- правовой охраны.
В этой связи следует сказать, что в разное время объектами подлога считались: неприкосновенность документов или удостоверительных знаков, документы, чужое имущество, подлинность и истинность исходящих от государственных или общественных предприятий, учреждений документов. Вместе с тем и сегодня в отношении как непосредственного, так и родового объектов подлогов документов ученые не пришли к общему мнению. Поиск ответа на вопрос, имеют ли рассматриваемые преступления свой особый, единый для них объект, не получил должного разрешения.Отвечая на данный вопрос, заметим, что до недавнего времени общепринятой считалась трехуровневая классификация объектов преступления (общий, родовой, непосредственный). После принятия нового УК РФ, структурировавшего преступления в разделы и главы, стала очевидной необходимость выделения дополнительного — видового объекта.
При этом общим объектом преступлений, предусмотренных УК РФ, является совокупность всех охраняемых законом общественных отношений, касающихся прав и свобод граждан, правопорядка, государственной безопасности (ч. 1 ст. 2 УК РФ). Под родовым объектом понимается группа однородных и взаимосвязанных между собой общественных отношений, защищаемых уголовным законодательством. Видовой объект образует группа отношений, которым причиняется вред или создается угроза вреда преступлениями конкретного вида. Непосредственный объект — конкретное общественное отношение, на которое посягает данное преступление. В некоторых работах была высказана точка зрения о том, что каждый специальный вид подлога документов имеет свой родовой объект.
Содержание данного объекта составляют общественные отношения, на которые посягают преступления, входящие в ту же главу уголовного кодекса, где находится конкретный состав подлога документов. «Поэтому едва ли следует признать теоретически и практически оправданными попытки конструирования специального объекта для различных видов подлога», — пишет Б.И. Пинхасов. Эта точка зрения нам представляется спорной. Обосновывая свои выводы, Б.И. Пинхасов излишне категорично считает, что непосредственный объект преступления должен соотноситься с родовым, как часть — с целым. Отсюда все остальные общественные отношения, лежащие за рамками непосредственного объекта, он рассматривает как второстепенные.Мы полагаем, что более правильной основой классификации объектов уголовно-правовой охраны «по вертикали» (общий — родовой (видовой) — непосредственный) следует считать соотношение философских категорий «общее — особенное — отдельное».
При этом нужно учитывать положение о том, что общее — это сторона, признак, часть отдельного. Вместе с тем отдельное включает в себя элементы, не являющиеся общими, оно всегда богаче, конкретнее общего. В связи с этим для установления специального (общего) для различных подлогов документов объекта посягательства необходимо определить однородные, одинаковые социальные отношения, которым причиняется ущерб каждым подлогом. Заметим, что отнесение конкретного состава преступления в ту или иную главу (раздел) уголовного кодекса — практически всегда спорный и трудноразрешимый вопрос. Редкий исследователь конкретного преступления или вида преступлений, а равно объектно-предметных отношений в науке уголовного права не высказывает предложений об изменении законодательного месторасположения состава, о перестройке сложившейся структуры глав уголовного кодекса, добавлении или выделении отдельной главы.