Смекни!
smekni.com

Самообразование путем начетничества (стр. 2 из 4)

В связи с апокрифами были назидательные священно-исторические чтения вроде Палеи, Пролога, Златоуста, Маргариты, Измарагды, соборников и т. п. Палея содержит изложение ветхозаветной истории, дополненное разными апокрифическими сказаниями, вследствие чего ветхозаветная история, чудесная сама по себе, в изложении Палеи делается еще чудеснее. Толковая Палея заменяла даже Библию наших предков.

Пролог содержал указание памятей святых в порядке церковного календаря, с житием святых греческих и русских и с разными назидательными повестями и поучениями. Златоструи, Златоусты, Маргариты, Измарагды, Пчелы и т. п. представляли собой сборники разных поучений и статей преимущественно Иоанна Златоустого, потом некоторых других отцов и разных писателей, а иногда поучения и статьи и русского происхождения. Все эти произведения усердно читались и оказывали большое влияние на настроение и даже на мировоззрение наших набожных предков.

Светские знания, точнее научные, были не особенно велики и достоверны у наших предков. Источниками исторических сведений служили старинные летописцы и хронографы. Большим почетом и широкой известностью пользовались в Древней Руси два исторических произведения: "Летописец эллинский и римский", составленный из двух византийских хроник в Болгарии и рано перешедший в Россию, и "Хронограф", имевший в основе также византийские хроники. Эти два произведения сокращались, дополнялись и всячески изменялись в Древней Руси, так что в конце концов сделались вполне русским достоянием. "Летописец" и "Хронограф" сообщали ветхозаветную и новозаветную историю, повествовали о четырех древних монархиях, о троянской войне и чудесах древнего мира, содержали статьи о Магомете, об открытии Америки, а позднее сообщали сведения по истории Западной Европы. Само собою разумеется, что вставлена была и русская история, составленная в национально-патриотическом духе. С течением времени, согласно новым требованиям, хронографы и летописцы переделывались, не изменяясь по существу, так что до самого XVIII века источником познаний по истории служил, по выражению Пыпина, "заматерелый византийский хронограф". Философия хронографов и летописцев была незамысловата: ненавистник рода человеческого — дьявол — внушал людям различные деяния; исторические бедствия суть божеские наказания людей за их грехи. "Богу же попущающему, а врагу действующему"... "И искони в российской земле лукавый дьявол всеял плевелы свои"... Историки до Петра задавались постоянно таким коренным вопросом: кто виноват в том, что меч ярости Божией столько лет подряд поражает Русь не переставая? Как вся еврейская история некогда приводила к уклонениям евреев в идолопоклонство и к наказаниям Иеговы за эти отступления от веры в истинного Бога, так вся русская история в древности сводилась к божеским наказаниям за грехи людей, за отклонения их с пути добродетели и благочестия.

Понятно, что и естественные сведения московской Руси не могли отличаться научной объективностью и точною беспристрастной наблюдательностью. В этом отношении особенно характерны географические представления наших предков, их путешествия, или "хождения". Они показывают, что путешественники видели и чего не видали, к чему привлекалась их наблюдательность, что составляло предмет их внимания и чего они не замечали, чем не интересовались, хотя телесно, очами, и видели. Весьма типично "Хождение" игумена Даниила (1106–1108). Даниил был начитанный человек, библейскую историю и апокрифы знал прекрасно, в описании Иерусалима и святых мест он весьма точен и обстоятелен: но зато, кроме святых мест, он в путешествии ничем не интересовался и ничего не видел. У него нечего искать сведений о природе пройденных им стран, их жителях, быте, нравах, торговле, о политическом устройстве; он интересовался только святыми местами и видел почти исключительно только предметы религиозного поклонения. Мимоходом лишь он замечает об островах, где добываются мастика, овощи, сера, где родится ладан-темян, который падает с неба на деревья, как роса. Зато по части предметов религиозного значения он видел, заметил и записал очень много, ему удалось наблюдать такие вещи и явления, которые едва ли бы увидел ученый-путешественник современного склада мыслей. Так, на острове Кипре он видел на высокой горе великий крест, поставленный святой Еленой "на прогнание бесов и всякому недугу на исцеление". "Стоит же на воздухе крест тот, ничем же не придержится к земле, но тако Духом Святым носим есть на воздухе. И ту недостойный аз поклонихся святыне той чюдной и видех очима своими грешныма благодать Божию на месте том и походих остров тои весь добре". В Иерусалиме Даниил видел жертвенник Авраамов, где Авраам намеревался принести в жертву Исаака; видел камень, на котором Иаков имел свое известное сновидение и боролся с ангелом; в Вифлееме видел вертеп, где совершилось Рождество Христово, ясли Христовы, пень того древа, из которого был сделан крест Христов. В праздник Пасхи Даниил видел, как свет небесный сходил ко гробу Господню, не в виде голубя или молнии, невидимо сходил с небеси благодатию Божиею и зажигал "кандила" на гробе Господнем — видел и пришел от того в великий восторг. В истине такого схождения света он свидетельствуется Богом, гробом Господним и множеством достоверных очевидцев.

Другой путешественник (около 1200 г.) в Константинополь, архиепископ новгородский Антоний, совсем не видал Царьграда как столицы культурного государства, как будто не был в нем как богато культурном центре, а видел в нем лишь собрание богатых храмов, мощей, памятников ветхозаветной и новозаветной истории, одним словом, неисчислимое множество всякого рода святынь. Антоний видел в Константинополе трапезу, на которой Христос вечерял со своими учениками в великий четверток, пелены Христовы, златые сосуды, принесенные в дар Христу волхвами, скрижали Моисеева закона, киот, в котором сверлы и пилы, которыми делан был крест Господень, в царских златых палатах он видел орудия страдания Спасителя, честной крест, венец, губу, гвозди, багряни копье, трость. Видел вещи еще более удивительные: трапезу, "на ней же Авраам со святою Троицею хлеба ял; и ту стоит крест в лозе Нееве ученен, юже по потопе насади и сучей масличен тутоже, его же голу внесе, в той же лозе есть". Далее он видел еще трубу Иисуса Навина ("Иерихонскии взятия") и рога Авраамова овна, в которые "вострубят ангели во второе пришествие Господне", и еще много других чудесных священных предметов: ризу и посох Богородицы, "калигии (обувь) Господня" и т. д.

При таком легковерии и полном отсутствии критики, при таком упорном неведении самых поразительных предметов и явлений и необычайной восприимчивости к другим — из религиозной сферы, объективное мировоззрение, объективное наблюдение, точное знание природы было невозможно. Все перепутывалось с религиозными представлениями, все окрашивалось в господствующий фантастический цвет. Вместо точного знания получались какие-то чудесные построения и невероятные, якобы фактические сообщения. В одном Азбуковнике XVII века сообщались такие сведения о человеке и о земле: "человек есть животное геометрическое или землемерительное: голова и сердце его изображают нижняя часть тела — запад, правая — юг, левая — север; середина есть середина тела человеческого... три части света: Асиа — первая есть — земли студености ради так именуемые Африка же теплоты ради великия прозвася... Европе же третия часть земли дщери Агенаря царя именовася, юже Юпитер волхв, Зевесов сын, на Крите на повосхити... Америка же в Асии и во Европе... В той убо части Асии великого благочестия светлосиятельное государство Российского царства, пресветлая и Богом снабжая великая держава... В той части Африки государство Палестинское, идеже Аврамовы наследницы быша". Следует, впрочем, прибавить, что географический отдел в Азбуковниках большой и имел своим предметом описание по преимуществу тех стран, местностей, гор, городов, сел, морей, рек, озер, о которых упоминается в Священном Писании. Но есть описания и других местностей, замечательных в историческом или географическом отношении, и описания правильные.

По части общих представлений о земле и Вселенной большим авторитетом в течение целых веков (XIV—XVII) пользовался у нас монах Козьма Индикоплов, бежавший в Индию (но не доплывший до нее) в VI веке. Его сочинение представляет нечто вроде христианской топографии, физического и астрономического толкования Священного Писания. В древних рукописях оно носит такое заглавие: "Книги Козьмы порицаемого Индикоплова, избраны от божественных писаний благочестивых и повсюду славимым мир Козмою". Он восстает против системы Птоломея, против тех, "которые доказывают сферическое и кругообразное движение неба и хотят геометрическими вычислениями, на основании затмения солнца и луны, определить форму мира и фигуру земли". Сам Козьма основывается на Священном Писании. Для него земля имеет форму четырехугольной плоскости, длина которой вдвое больше ширины, потому что такова была форма престола в святая святых, устроенного Моисеем по подобию земли. Земля стоит на самой себе, потому что сказано: ты утвердил землю на ее основании. За пределами океана, окружающего земную плоскость, есть еще земля. Там был и рай. На краю этой земли поднимается высочайшая стена, которая сверху закругляется и образует небесный свод. Где стена начинает закругляться, растянута, наподобие скатерти, твердь и отделяет от земли небо, на котором живут Бог и святые. Небесные явления производятся шумными силами: ангелы движут звездами, они же собирают трубами морскую воду, чтобы пустить ее в виде дождя на землю. Конечно, при такой форме земли существование антиподов является невозможным.

Были и другие представления о земле, например, что она стоит на трех китах, что она поддерживается семью столпами. Апокрифические легенды рассказывали о людях, подходивших к концу земли и видевших, как хрустальный свод неба опускается к земле и соединяется с ней. Новгородские бывалые люди находили на море гору, за которой скрывался земной рай. "И видели они, что на той горе чудною лазурью написан Деисус, удивительно громадный по размерам, как бы не человеческими руками сотворенный... и свет в том месте был самосиянный такой, что человеку и не перерассказать... а на тех горах слышны были многие ликования и веселые голоса".