«На Немизе снопы стелют головами, молотят чепы харалужными, на тоце живот кладут, веют душу от тела. Немизе кровавы брезе не Бологом бяхуть посеяны, посеяны костьми русских сынов».
Через 17 лет после похода Ярославичей, в 1084 году, Минск вновь был разрушен киевским князем Владимиром Мономахом. Как хвастался сам Мономах, в городе не осталось «ни челядина, ни скотины». Возможно, именно после этих событий разрушенный дотла древний Минск и был перенесен сюда, на Свислочь.
Город рос, места жителям в замке не хватало – и вокруг замка вырос посад. Центром города замок оставался до 16 века. В 16 веке административный и торговый центр переместился к Верхнему Рынку, а возле замка сформировался рынок, который стали называть Нижним, или Старым.
По свидетельствам современников, здесь продавали белорусский сбитень, приготовленный в огромных самоварах из березовых листьев, аира, липового цвета и патоки, торговали баранками, кренделями, ветчиной, колбасами, сальтисоном, дичью, селедкой, сыром, горячими пирожками. В 19 веке при перепланировке города валы древнего замчища были срыты, а Нижний рынок существовал еще в 20 веке.
Нижний рынок был связан с Троицким предместьем перевозом, а позже мостом. Со стороны Нижнего города к мосту подходила улица Немига, чтобы в Троицком предместье превратиться в его главную улицу, Троицкую, ныне Богдановича.
Первыми постройками в Троицком предместье, на самом берегу Свислочи были бани, снесенные при реставрации квартала. Комплекс зданий в излучине Свислочи относится, как и весь квартал, к первой половине 19 века. Самое колоритное здание на набережной – корчма.
Корчма – своеобразный ресторан или гостиница прошлых лет. Два дома, поставленные торцами, соединены характерной белорусской «брамой» – крытыми воротами. За ними дворик, куда выходят двери обоих зданий. В левом разместилась корчма «Старовиленская», в правом, на втором этаже, куда ведет наружная кованая лестница – кавярня (кофейня). Оформление интерьеров выполнено в стиле ретро. В кавярне воссоздана печь, выложенная в белорусских традициях керамической плиткой – кафлей (кафелем), изготовленной по аналогии с образцами, найденными при расчистке подвалов в этом доме.
Здание корчмы всегда выделялось на фоне застройки: вход в нее освещали фонарями, массивные ворота украшали фигурные завесы, ручки, клямки. Вывески у входа зазывали зайти внутрь. Корчмам часто давали звучные и красноречивые названия: «Утеха», «Погулянка», «Последний грош»… Корчмы бывали незаезжие, где можно было просто выпить и закусить, и заезжие, где путники останавливались на ночлег. Корчма – это и место общения, своеобразный клуб прошлых веков. Здесь устраивали собрания, обменивались новостями. Сюда приходили и повеселиться, и потанцевать под нехитрый белорусский оркестр – скрипка, дуда и цимбалы.
Корчма – непременная спутница белорусских городов и местечек, почтовых трактов и проселочных дорог. Это были очень демократичные заведения. «В корчме, как в бане, все равны», – гласит старинная белорусская поговорка. А рядом с корчмой, как символ возвышенного рядом с земным – книгарня – книжный магазин.
Книжный магазин «Вянок», стилизованный под книгарню, книжную лавку прошлых веков магазин – дань памяти Максиму Богдановичу: так назывался единственный прижизненный сборник его стихов. В книгарне есть букинистический и антикварный отделы, где можно приобрести старые книги.
Начало белорусского и вообще восточнославянского книгопечатания связано с именем великого гуманиста и деятеля Ренессанса Франциска Скорины. Он окончил Краковский университет со степенью бакалавра свободных искусств, Падуанский университет со степенью доктора медицины. В 1519 году (на 47 лет раньше, чем Иван Федоров напечатал свою первую книгу в Московии) он издал Псалтырь и Библию на белорусском языке.
Дело Скорины продолжил Сымон Будный, философ, деятель Реформации 16 века, открывший типографии в Несвиже, Заславле, Лоске. Первые белорусские книги были в основном религиозного содержания, но были и естественнонаучные трактаты, сборники медицинских рецептов, рыцарские любовные романы. Большинство книг 16 – 17 веков были напечатаны на старобелорусском языке. Но уже к концу 17 века белорусский язык был вытеснен польским из государственной жизни и литературы. Этому способствовало объединение Польши и Беларуси в 1569 году в федеративное государство. В Российской империи, к которой Беларусь была присоединена в конце 18 века, белорусский язык был запрещен. На белорусском языке разрешалось печатать только этнографические труды. Белорусский язык был обречен на умирание. А между тем, как писал великий польский поэт, уроженец Беларуси Адам Мицкевич, белорусский язык – самый богатый и самый чистый из всех славянских языков. Возрождение белорусского самосознания, белорусской нации пришлось на конец 19 – начало 20 века. Это время расцвета не только белорусской литературы, но и музык, театра, изобразительного искусства. Многие деятели культуры белорусского возрождения были незаслуженно забыты во времена господства социалистического реализма, и только в последние годы их имена возвращаются к нам вновь. Один из них – самобытный Язэп Дроздович.
Здесь же установлен памятник Язэпу Дроздовичу, художнику и краеведу первой половины 20 века. Памятник отлит из бронзы и установлен в Троицком предместье в 1993 году. Это дипломная работа скульптора Игоря Голубева.
Скульптурная композиция, посвященная Язэпу Дроздовичу, носит название «Вечный странник». Дроздович изображен идущим по дороге в крестьянской свитке, с посохом в руке, с мольбертом через плечо. Он и был странствующим художником – ходил от деревни к деревне, останавливался в гостеприимных хатах, рисовал и оставлял картины хозяевам. За время путешествий по Западной Беларуси художник создал уникальные альбомы графики – сотни зарисовок городищ и курганов, замков, храмов и деревенских хат, которые и сегодня служат как источник для историков и этнографов.
Язэп Дроздович был не только художник. Он был поэт и философ, этнограф и педагог, мечтатель и фантаст. Его творчество – одновременно наивное и мудрое, реалистическое и фантастическое – отображено в дереве-мечте, корни которого уходят глубоко в землю, а крона устремлена в космос. В кроне дерева видны образы произведений Язэпа Дроздовича. Здесь и знакомые силуэты башен белорусских замков и храмов, и фантастические видения художника, и зничка – падающая звезда…
Памятник Язэпу Дроздовичу установлен в Троицком предместье не случайно. Здесь, на Троицкой горе, находилась высшая женская школа, в которой Дроздович преподавал рисование.
С Троицким предместьем связана жизнь и других деятелей культуры. Здесь была редакция журнала «Лучынка», в котором печатались Янка Купала, Якуб Колас, Змитрок Бядуля, Тишка Гартный. Редактировала журнал поэтесса Алоиза Пашкевич (Тетка). В Троицком предместье в духовной семинарии учился будущий языковед и фольклорист академик Карский. На Троицкой улице родился классик белорусской литературы, лирический поэт Максим Богданович. Сейчас это улица носит его имя.
В глубине Троицкого предместья расположен дом-музей Максима Богдановича. Деревянный дом, где в 1891 году родился будущий поэт, не сохранился, и музей создан в одном из уцелевших каменных зданий Троицкого предместья. Исследователи говорят о феномене Максима Богдановича: ведь он был с детства оторван от белорусских корней и белорусскому языку научился только из книг. Когда Максиму было пять лет, умерла его мать, и отец с осиротевшими детьми уехал в Россию, в Нижний Новгород. Там прошла половина жизни Максима Богдановича. Отец поэта Адам Богданович был известным этнографом и собрал богатую библиотеку книг о Беларуси. По древним сказкам и легендам, преданиям и поверьям открывал для себя будущий поэт далекую, загадочную и таинственную Беларусь.
В Минск Максим Богданович вернулся лишь за год до смерти. Судьба Богдановича трагична – с 18 лет он болел туберкулезом и умер в 25 лет. Последние дни жизни поэт провел у моря, в Ялте, куда уехал по настоянию друзей, но это уже не могло спасти его. При жизни Максима Богдановича вышел единственный сборник его стихов – «Венок». О нем вспоминал поэт в последнем своем четверостишии:
У краіне светлай, дзе я ўміраю,
У белым доме ля сіняй бухты,
Я не самотны, я кнігу маю
З друкарні пана Марціна Кухты.
Максим Богданович – поэт высочайшей культуры. Он читал в оригинале и переводил на белорусский язык Горация и Овидия, Гейне и Шиллера, Верлена и Пушкина. Он доказал, что белорусский язык – не только «мужицкий» язык, что им можно выразить самые высокие идеи, самые тонкие чувства.
Многие стихи Богдановича стали хрестоматийными, их поют как народные песни.
Максим Богданович был требовательным критиком. Ему принадлежат слова: «У нас нет белорусской поэзии, есть стихи, написанные на белорусском языке». Но творчество самого Богдановича стало началом истинной белорусской поэзии. Его печальные и в то же время жизнеутверждающие стихи изящны по форме и полны тончайшего лиризма. Особое настроение пейзажной лирике Богдановича придают мифические образы, почерпнутые из белорусского фольклора – лесовики и русалки, дух вьюги Подвей и Змеиный царь… Языческие поверья, до сих пор живущие в народе, вдохновили многих белорусских поэтов. Некоторые языческие обряды и праздники сохранились до нашего времени. Одному из них – Купалью – посвящена скульптурная композиция возле Дома природы.