Нынешняя Россия, к примеру, являет классический тип такой лишь внешне оформленной демократии. И какой бы внешне свободной страной она сегодня ни казалась, не препятствуя радикальным противникам демократии, она по сути обрекает себя на постоянную политизацию любых социальных конфликтов, экономических кризисов, административных и культурных реформ. Это перманентное противостояние с бесконечными "защитниками отечества" (от Тереховых и анпиловых до антисемит-ствующих губернаторов) не только выкачивает из страны дополнительные ресурсы и силы и дестабилизируют общество, но и препятствуют установлению тех экономических и социальных порядков, путь для которых и должна проложить демократическая система власти.
Эта однозначная, но трудно осуществляемая политика дерадикализации в институциональной сфере должна сочетаться с полным отказом от каких-либо ограничений, но уже на неэлитарном уровне. В сфере массового сознания даже молодое демократическое государство должно отказаться от каких-либо ограничений в плане формирования информационного потока, инокультурного обмена, в конечном счете обеспечивая свободный поиск гражданами своих жизненных и политических ориентиров. Иными словами, базовые ценности должны здесь складываться в результате свободного выбора и ориентации широких социальных кругов. (Свобода идейных экспериментов должна сочетаться с ограничениями, но только в том случае, когда отдельные лица переходят к политическому оформлению своих взглядов, противоречащих правовым нормам. Иными словами, политические ограничители демократии должны срабатывать здесь лишь при переходе политического протеста рамок закона). Сформированное таким образом ценностное поле политики первично для репродукции демократических институтов. И только в этом случае демократия приобретет ле-гитимность, обеспечивающую режиму необходимую и устойчивую поддержку снизу.
Памятуя об особенностях демократизации в нашем отечестве, следовало бы сказать о том, что в условиях повальной зараженности общественного мнения патриархальными настроениями властям надлежало бы (в сочетании с институциональными ограничениями) не столько прокламировать свою приверженность к определенным политическим идеалам, сколько стремиться к их нравственно-этическому оправданию, т.е. естественному для эмпирического сознания способу встраивания данных ценностей в систему жизненной ориентации населения. Ведь этически оправдать ценности - значит подготовить массовое сознание к реализации соответствующих политических целей. Это, на наш взгляд, не только располагает их к восприятию определенной системы политической ориентации государства, но и создает необходимый запас терпения, понимания со стороны населения действий властей.
Обозначенные информационные стратегии, осуществляемые государством как на элитарном, так и неэлитарном уровнях, должны быть достаточно гибкими, поскольку на пути качественных реформации невозможно избежать резких изменений в их идейном обеспечении, предполагающих порой значительные расхождения массовых и элитарных представлений. Так, по мнению ряда ученых, на определенном этапе модернизации институализация демократии предусматривает полный разрыв с политическим прошлым в сфере принятия решений [б]. Как показывает опыт ряда стран, именно это усечение духовного многообразия государственной политики должно выступать условием сбалансирования отношений реформаторов и консерваторов.
Учитывая особую роль информационно-политических технологий для конституали-зации демократии, следует учитывать еще одно противоречие, раскрывающее зависимость форм организации власти и управления от воплощения определенной иерархии ценностей. Иначе говоря, демократия способна конституировать определенные формы правления, только закрепив в организационной форме те или иные идейные императивы. Одни из этих ценностных императивов приоритетны, и потому ни одна, даже самая молодая демократия не может возникнуть без их актуализации (например, закрепления систематических выборов как главного механизма обеспечения конкуренции элит). В то же время реализовать другие идеалы представляется возможным только на очень высокой стадии зрелости демократического устройства (подлинный приоритет гражданского общества над государством, уважение прав меньшинства и др.). По сути признание иерархичности демократических ценностей означает проблему выбора правящей элитой тех или иных демократических порядков.
В целом, можно заключить, что известные ценности (и соответствующие им формы) демократии могут существовать друг без друга. Но насколько жизненны такие внутренне усеченные формы демократического устройства? Вопрос можно было бы перевести в плоскость риторических, если бы не понимание того, что его решение в большей мере зависит от наличия политической воли властей.
В России, например, за годы постперестройки институциональное закрепление получили не только систематически проводимые выборы, но и свобода слова, идейный плюрализм. Значительно сложнее обстоит дело с наличием правил и институтов, которые могли бы разделить власть и уравновесить влияние различных сегментов правящей элиты, обеспечить подлинное равенство групп и граждан как участников политического процесса перед лицом государства, вытеснить экстремистов на обочину политической жизни. Уже всем стала ясна неспособность государства в исторически обозримом будущем гарантировать и защитить права личности, сформировать единое ценностное поле, интегрирующее государство и общество, обеспечить приоритет норм кодифицированного права перед своеволием политико-административных элит при решении социальных конфликтов. Не оттого ли в стране многие государственные институты постоянно скатываются к элементарным формам административного диктата, а то и откровенной полицейщине?
Есть в проблеме соотношения ценностной и институциональной составляющих демократии и еще один весьма существенный для судеб власти аспект. Еще Д. Хайек предупреждал, что духовная свобода неизбежно предполагает расширение информационного поля власти, а такая ситуация уменьшает возможность целенаправленного информационного регулирования. Так что демократия должна соединять принятие решений в государстве с наличием Центра, чье мнение и позиция должны априори сохранять более высокий статус, нежели другие источники влияния. Ведь благодаря идейно-информационному многообразию демократия - это та "институциональная неопределенность" (А. Пшеворский), которая должна быть урегулирована из единого центра управления и власти. Это то свойство, которое, может быть, наиболее резко отличает демократию от тоталитарной и авторитарной власти, создавая ей не только привлекательность, но и постоянную проблематичность в сфере управления государством.
Режим должен придерживаться определенной политической линии, а многообразие политических идей, проектов и программ подрывает способность демократии как режима власти выстраивать единую генеральную стратегическую линию развития. Демократия постоянно порождает многомыслие, диверсифицирует духовное пространство, в то время как форма власти она обязана препятствовать социальной энтропии и пытатьсялнтегрировать общество.
Как институциональное-явление демократия представляет собой форму организации власти, постоянно сортирующую любые (но не всегда самые лучшие, гуманные или оптимальные) альтернативы, которые отбираются реальным, а не выдуманным обществом. По сути своей демократия как раз и есть набор всевозможных проектов, корректирующих и изменяющих настоящее и будущее. Здесь заложена возможность перманентного оппонирования выбранному политическому курсу под влиянием мнений и настроений общественности. И в этом смысле в демократическом обществе практически всегда присутствует возможность победы антидемократии. Иными словами. демократия всегда содержит альтернативу себе самой. Она технологически обратима. В ней изначально заложены реверсные механизмы, которые каждый раз необходимо как-то купировать. Так что демократия как бы постоянно вынуждена отстаивать свою привлекательность у политически разноликого общества, не всегда имея внутренние гарантии своего сохранения.
В условиях модерна это наиболее ярко проявляется в кризисе проникновения, определяющем практически постоянную неспособность центральной власти добиваться реализации своих решений. Прежде всего это связано с особенностями начальной концептуализации демократического режима, выступающего в виде полиакратии, т.е. такой структурной организации, при которой полномочия Центра постоянно подвергаются оспариванию, а его функции перехватываются многочисленными региональными, местными властями или же группами давления, теневыми структурами и т.д. В силу этого центральным властям для сохранения демократического устройства и одновременного решения задачи обеспечения выбранного курса необходимо создавать особые управленческие механизмы, способные приостанавливать интервенционализм иных центров влияния, обратив особое внимание на конструкцию принудительных механизмов, поскольку решения должны осуществлять и несогласные с ними. И при этом власти необходимо полностью использовать свои полномочия, свой полученный от населения мандат.
Как мы хорошо знаем, модернизируемые страны практически всегда сталкиваются с наличием антидемократической оппозиции. Поэтому, чтобы удержаться в рамках собственно демократических границ, властям необходимо не обманывать себя романтическим отстаиванием принципов формальной демократии, а всемерно бороться с силами, пытающимися свернуть страну к авторитарным и тираническим порядкам. Демократия - это форма организации власти, а не бесформенный поток жизни, увязающий в бесконечных дискуссиях. Поэтому она обязана в процессе своего становления предельно жестко ограничить возможности сил, выступающих против установления такого рода порядков. Именно здесь коренятся возможность и оправдание демократически просвещенного авторитаризма (впрочем, осуществляемого в гуманных формах, ибо гуманизм представляет собой высшую систему духовной ориентации демократической власти). Правда, повседневную и универсальную ценность такого императива существенно снижает практическая истина: стать гуманной демократия может не сразу и не по заказу, а только научившись гуманизму в процессе конкуренции, борения разных точек зрения, соперничества власти и населения, последовательной защиты прав каждого человека в отдельности.