Смекни!
smekni.com

Краткий очерк христианской антропологии (стр. 23 из 23)

4. Те, кто носятся со своей свободой, как курица с яйцом - тут их-де ущемляют, тут их-де порабощают - никакой свободы не имеют. Они меняют работы, ссорятся, выясняют отношения - и всё из-за того, что бояться потерять свободу, но им просто нечего терять. Это показывает их повышенная чувствительность к внешним условиям, внешней свободы, ибо они обезличены, выброшены во вне. Свободен же тот, чья свобода не зависит ни от чего внешнего. "Не то, что входит в вас, оскверняет вас, а то, что исходит от вас". Только наше личное отношение к потенциальному поработителю - отношение злобы или подчинения - способно лишить нас свободы. Никто не в силах поработить человека, если только он сам не сделается рабом.

"Как птица, когда летает в высоте, не имеет забот, не боится ни ловцов, не хитрых зверей и, паря высоко, над всем посмеивается; так и душа, прияв крила Духа и воспаряя в небесные высоты всего выше, над всем посмеивается (Св. Макарий Великий)". Вот истинное состояние свободы, когда свободный не боится за свою свободу, когда свободный не вынужден отвечать на гнев гневом, на оскорбление оскорблением, а "посмеивается", вопреки всем внешним препятствиям продолжая быть самим собой и быть с Богом, быть личностью в этом мире, любить, а не ненавидеть.

Несвободны и никогда не станут свободными те, кто чают обрести свободу в смене общественных отношений, ибо они полагают свою свободу во вне, они зависят от внешних, вещественных, экономических или политических отношений, и из этой зависимости никогда не возникнет свободы. Бунт рабов всегда останется бунтом рабов. Революция может быть оправдана только свержением человеконенавистнического режима, но свободы после и во время революции не станет больше, чем было в сердцах людей до нее. Верно отметил Бердяев, что революция является таковой только в зависимости от того, сколь много в ней использовалось насилия и террора. Какая же это революция, если насилие и произвол в ней торжествуют так же, как торжествовали и ранее? За тысячей убитых не последует миллион счастливых. Арифметический подход не применим к людям, к личностям, количественно сравнивать можно только вещи.

5.Смирение часто понимается как духовная сломленность, опять же, как безволие. Но на самом деле смирение может проистекать только от духовной силы, смирение есть выражение свободы и величия человеческой души, независимости ее от внешнего мира, от греха и зла, царящих в нем. Тщеславие же и самопревозношение (внутреннее или внешнее) всегда означают духовную пустоту, застой. Гордость безмерная и бессилие непомерное - отличительные черты любых демонических идей. Гордость проистекает от бессилия или же есть его начало.

Ненависть, злоба и насилие - вот показатели величайшего бессилия и унижения того человека, от которого они исходят. Он унижен и хочет унизить других, он обижен и хочет обидеть других. Неспособность прощать - это высшая степень несвободы человека, когда он полностью подчинен исходящим извне обидам и злобе. Злоба и месть - это показатели мелочности человека, его суетности, его лишенности, его несчастья как личности, его бессилья в себе. Желание сделать на зло может возникнуть только у несвободного, у того, у кого нет ничего своего. Лишь в жалости проявляется величие личности.

Демоническое отрицание всего сущего, кроме себя, есть только иллюзия самоутверждения, в действительности же потребность такого отрицания обусловлена страхом перед миром, незнанием личности, как образа Божьего, и потому боязнью растворится в ином. Такой боящийся за себя (вернее, за свое эго) человек начинает, мысленно или даже действием, разрушать и презирать все сущее, не понимая, что оно есть сторона его бесконечного бытия. Крайний индивидуализм (как, впрочем, и коллективизм) - философский или практический, состоящий (в теоретическом или практическом плане) в постулировании ничтожности и иллюзорности всего, кроме себя самого, всегда вызван слабостью собственного самосознания, личностного, человеческого бытия. Только тот без опаски и открыто может смотреть в мир, кто осознает свою вечность, кто верит в Бога. Всё и этот мир реальны, и их реальность предполагается моей реальностью как человека. Человек может взять на себя крест всего мира, потому что с ним Бог, он может победить весь греховный мир, победить, значит не разрушить, а преобразить, освободить из-под власти греха. Личность не может бояться раствориться во всем, ибо она предполагает своим бытием всё, реальность бытия всего берет начало в ее реальности.

Стыд есть чувство своего достоинства: стыдно - значит, не достойно меня. Аскетизм - это показатель свободы личности, ее независимости от темной, родовой, животной стихии, распутство же всегда вызвано несвободой, ущербностью человека, его подчинением животным страстям+.

Один из центральных моментов христианской этики - это призыв Спасителя "возненавидеть душу свою в мире сем", возненавидеть свое эго, отказаться от духовного мещанства, от эго-бытия, и обратится к Богу, открыться для бесконечности и открыть в себе бесконечность.

6. Человека, личность, можно уподобить ковчегу. Каждый человек в этом греховном мире существует как бы в преддверии потопа и в то же время уже в его волнах. Всё уносится потоками времени или будет унесено, всё меняется или всё изменится. Но человек способен ввести сущее в свой ковчег, всех зверей и птиц, все его многообразие, своеобразие. Поэтому ничто не сгорит в огне последнего Дня, ничто не будет унесено потоками, когда вода отступит - ничего из того, что дорого, что ценно, что своеобразно - исчезнут лишь силы, обезличивающие и уничтожающие, изменится сама структура бытия. Человек всё сохраняет и с Богом всё преобразит, ничто из того, что было прожито и сделано не исчезнет, оно лишь преобразится из конечности в бесконечность, семена, взятые в ковчег, прорастут и станут райским садом, где львы не будут терзать агнцев, где всё будет свободно, где всё будет таково, как оно хочет быть, где восторжествует свобода, и бог будет всё во всем, ибо Он есть только в свободе. Человек, услышавший зов Божий, есть ковчег всего. Бог вводит в него всю вселенную и в нем она становится Вселенной, и в человеке остается место. Человек, распахивающий окно, вот человек христианской антропологии.