Ширинянц А. А., Мячин А. Г.
Имя Константина Николаевича Леонтьева (1831–1891) принадлежит к числу имен тех русских мыслителей и философов, которые были или незаслуженно забыты общественным сознанием или насильственно вычеркнуты в силу идеологических соображений деятелями «пролетарской» эпохи нашей страны. «Кромвель без меча», «политический Торквемада», «русско‑православный Жозеф де Местр», «реакционнейший из всех русских писателей второй половины XIX столетия»... — вот только некоторые из оценок личности русского мыслителя. Неудивительно, что на его идеи в советское время было наложено как бы негласное табу, а если его имя и появлялось на страницах изданий, то сопровождалось расхожими клише типа «реакционер», «апологет самодержавия» и т. п. Возвращение Леонтьева, осмысление и переоценка его творчества чрезвычайно важны для возрождения национальной русской культуры.
Судьба Леонтьева трагична и неразрывно связана с кризисным состоянием российской и европейской действительности второй половины XIX — начала XX в. Глубочайшие социально-экономические и политические сдвиги в обществе, ускоренные либеральными реформами Александра II, не уступали революции по своему воздействию на современников. Для духовной жизни российского общества того времени характерной была ожесточенная борьба различных общественно-политических направлений и групп, в центре которой стоял вопрос: какой быть России, в каком направлении двигаться?
Столь милая сердцу дворянина Леонтьева патриархально-сосредоточенная Россия превращалась в хаотически разлагающийся организм, где остатки былого феодального величия съедались прожорливой буржуазной саранчой. Для Леонтьева «эгалитарно-либеральный прогресс», как он называл такое направление развития цивилизации, и означал не что иное, как революцию, финальным аккордом которой будет тотальное торжество «среднего человека», уничтожение оригинальных и самобытных национальных культур, воцарение серой и однообразной стандартно-рационализированной действительности, в которой не останется места «живой поэзии».
Пытаясь если не остановить, то хотя бы на время притормозить несущийся, по мнению Леонтьева, в никуда, к гибельному разложению и всесмешению локомотив российской и мировой цивилизации, мыслитель обратился к поискам средств, могущих отсрочить апокалиптический конец мира. Можно согласиться с мнением В.А. Котельникова, что «Леонтьев есть человек реакции (беря это слово в полном объеме его значений)» [104. С. 51]. Конечно, не в том узком, бранном понимании этого слова, а в смысле реакции организма на боль от входящего в него холодного стального лезвия, в смысле реакции чувства и мысли живого страдающего человека на опутывающую его тенетами лжи и бессердечия безликую машинно-унифицированную реальность, где вместо Бога на алтарь водружается золотой телец, а птичью трель заглушает индустриальный грохот и чад.
Судьба
Константин Николаевич Леонтьев родился 13 января 1831 г. в небогатой семье в родовом поместье с. Кудинове Мещовского уезда Калужской губернии. Был седьмым, самым младшим из детей. Матери его, происходившей из старинного, но обедневшего рода Карабановых, до реформы принадлежало несколько десятков крепостных душ. Леонтьев очень гордился своим дедом Карабановым, имевшим вспыльчивый, непредсказуемый характер, в котором одновременно уживались и любовь к красоте и жестокость, склонность к разврату.
Мать философа — умная, властная, верующая женщина — оказала большое воздействие на воспитание сына, детство которого прошло в патриархально-религиозной атмосфере домашнего очага. Отца своего, умершего, когда Леонтьеву было 8 лет, он почти не помнил. Соприкосновение с христианством уже в раннем детстве сказалось на формировании устойчивого влечения к поэзии красоты, которое мыслитель пронес до конца жизни.
Биография Леонтьева поражает своей неординарностью, необычностью, почти мистическим характером. Стоит проследить хотя бы ее внешнюю канву: 1831 год — рождение, 1851 — пик духовного кризиса, обусловленного переходом от детской веры к «естественно-эстетическому чувству», первые «пробы пера», 1861–1862 — резкая смена мировоззренческой ориентации, 1871 — духовный переворот, 1891 — смерть.
Еще ребенком, побывав как-то в Оптиной Пустыни, он заявил матери: «Вы меня больше сюда не возите, а то я непременно тут останусь» [4. Т. 9. С. 27]. И остался, правда через несколько десятков лет, уже к концу жизненного пути.
Окончив в 1849 г. гимназию, Леонтьев поступает в Ярославский Демидовский лицей. После перевода в ноябре того же года «по чисто внешним обстоятельствам» на медицинский факультет Московского университета юный Леонтьев под сильным влиянием окружающей его студенческой среды постепенно охладевает к вере.
О перемене своего мировоззрения философ впоследствии выразился так: «Я был тогда точно человек, с которого сняли кожу, но который жив и все чувствует, только гораздо сильнее и ужаснее прежнего» [4. Т. 9. С. 71]. Модная тогда в русском интеллектуальном обществе увлеченность гуманистическими идеями, чтение либеральной и демократической литературы, «Гоголя, Белинского и других замечательных людей 40-х и первых 50‑х годов» [3. С. 459], не могли не отразиться на романтическом, чувствительном юноше. Позднее он брезгливо отозвался об этой поре своей жизни как «мечтательной, тщеславной и отвратительно-страдальческой».
Но продолжалось это недолго. Как и всякая склонная к быстрым сменам умонастроения юная эмоционально-чувственная натура, Леонтьев впал в другую крайность. Сострадание сменилось презрением ко «всему некрасивому, жалкому, бедному, болезненному с виду» [4. Т. 9. С. 77], восторженное отношение к натурально-критической школе — ее резким неприятием.
Большое значение для становления Леонтьева-писателя имело знакомство в 1851 г. с И.С. Тургеневым, ставшим его наставником и другом на долгие годы — до их разрыва в 70-х гг. по политическим причинам. Тургенев способствовал началу его литературно-критической деятельности, помог ощутить в себе художнические дарования. Ранняя писательская деятельность, начатая еще в студенческие годы, одобрительные отзывы Тургенева и других авторитетов способствовали утверждению честолюбивого, с претензиями на общественный успех, леонтьевского характера.
Окончив факультет в 1854 г., ранее положенного срока, в связи с началом Крымской войны, имевшей столь значительные последствия как для судьбы страны, так и для его собственной, Леонтьев направляется добровольно в Крым в качестве военного врача. Начав службу в военном госпитале в Еникале, он переводится в 1855 г. в Донской казачий полк. Леонтьев окунается в бурную, полную приключений жизнь, отвечавшую его романтическому настроению. Лихо занимается мародерством, похищает в Феодосии дочь небогатого греческого торговца, красавицу Лизу Политову, ссорится с начальством, самовольно оставляет службу и вновь возвращается... С трудом дождавшись отставки, Леонтьев приезжает в 1857 г. в Москву, однако задерживается там ненадолго и устраивается в нижегородском имении барона Д.Г. Розена домашним доктором.
В начале жизненного пути для философа характерны увлечения естественнонаучными занятиями, медициной, физиологией. Уже тогда проявляется своеобразие леонтьевского понимания окружающего мира, заключающееся в стремлении дать всему эстетическую оценку, неотделимое от его натуралистических изысканий. Политические взгляды Леонтьева в это время представляют не что иное, как аморфный либерализм, обусловленный духом эпохи и окружающей обстановкой. «Я смолоду имел глупость тоже либеральничать (вполне искренно, и это-то и глупо)!» [3. С. 462].
К окончанию его пребывания в доме Розенов у Леонтьева усиливается желание заняться литературной и философской деятельностью. Он принимает решение отправиться в Петербург, чтобы сказать людям новое слово, открыть им глаза на красоту жизни, которой они обычно не замечают. В конце 1860 г. он прибыл в столицу, где с восторгом встретил манифест 1861 г., который, по его мнению, должен был открыть эру новой жизни в России, способствовать укреплению ее своеобразия и самобытности. В том же году он внезапно отправляется в Крым, где венчается с Политовой, как из чувства обязанности, так и из-за стремления «соригинальничать».
1861 г. — год духовного разочарования Леонтьева, чему способствовали непонимание окружающими его эстетических взглядов, трудности с публикацией сочинений, обманутые надежды на особое послереформационное развитие страны, стремительно терявшей свои отличия от буржуазного Запада. Рост нестабильности в обществе, эстетическая неудовлетворенность предлагаемым демократами общественным идеалом резко изменили его идейно‑политическую позицию, вызвав в начале 60-х гг. разрыв с либерализмом.
Материальные затруднения подтолкнули его к устройству в феврале 1863 г. на службу в Азиатский департамент министерства иностранных дел. А уже осенью он отправляется на Восток, в балканские владения тогдашней Османской империи. Восток произвел на Леонтьева неотразимое впечатление, время его пребывания здесь — это время поклонения «поэзии жизни» в ее языческо-эллинском восприятии, окончательного оформления резко негативного отношения к «серой», «скучной» Европе денежного мешка и мещанского сюртука.
Жизнь на Востоке изобиловала многочисленными происшествиями и приключениями. Так, на о. Крит Леонтьев ударил французского посланника Дерше, представителя ненавистной ему страны — авангарда буржуазного «разложения и всесмешения», за оскорбительный отзыв о России, но, правда, легко отделался переводом на другое место службы. В целом дипломатическая карьера «несла» Леонтьева в гору.
Служебную деятельность он чередовал с разнообразными развлечениями. Если местные «приматы», как он называл высшее обуржуазившееся сословие турецкой Греции, его невыносимо раздражали, то общение с простолюдинами доставляло ему истинное удовольствие. Особенно увлекся он атлетической борьбой, причем нередко сам устраивал состязания.