Экзистенциализм основывается на этике и, следовательно, ведет своё происхождение из более ранних философских систем. Вместо этого его методология, обеспеченная феноменологией, которую лучше всего сформулировал Эдмунд Гуссерль (1859–1938 гг.), является предельно новой. Важность метода заключается в том, что он утверждает субъективную этику. Чьи-то чувства могут стать настоящей философией. В рамках этого метода пытаются «заключить в скобки» полученные выводы и таким образом выстраивать картину мира на основе восприятия человека. Такая точка зрения является общепринятой в философии и поэтому важно очертить более точные отличия. В этом не усматривается ни картезианское верование в то, что самыми чистыми и самыми точными являются математические идеи, ни юмовский взгляд на индивидуума как на пассивного получателя чувственного опыта. Индивидуум обрисовывается как деятель, который вступает в контакт с миром согласно со своими жизненными планами. Реальность – это мир жизни (Lebenswelt), и за её рамки выйти невозможно.
Выдающимися экзистенциалистами считаются Мартин Гайдеггер (1889–1976 гг.) и Жан-Поль Сартр (1905–1980 гг.). На основе их трудов «Бытие и время» (1927 г.) и «Бытие и ничто» (1943 г.) можно вывести главные принципы экзистенциализма. Существование не имеет формы и сути, поэтому индивидуум погружён в хаос случайностей. Нет объективных моральных правил, которые бы направляли индивидуума, как нет и пред-существующей сути человеческой, которая бы указывала направление жизни. Задание философии в этой ситуации – указать способ восприятия мира. Наибольшая глубина для мыслей экзистенциализма содержится в анализе чувств ужаса, собственного ничтожества, страха перед другими людьми и в осознании своей смертности.
Возможно, главный парадокс экзистенциализма заключается в том, что экзистенциалисты чувствуют себя способными производить в рамках этого достаточно-таки мрачного взгляда на условия человеческого бытия более позитивные установки. Все зависит от индивидуума – всегда свободного, дееспособного и вынужденного делать выбор, а, следовательно, становиться кем-то другим, чем тем, кем он был еще так недавно. В связи с этим моральные установки очень сильно отличаются. Гайдеггер выдвигает более пассивную точку зрения: принятие конечности человеческой жизни позволит индивидууму молча согласовать любую жизнь с миром. Вместо этого Сартр все настоятельнее отстаивает активную политическую деятельность.
Связь экзистенциализма с политикой очень сложна. На первый взгляд, поиск настоящей моральной жизни, казалось бы, ставит экзистенциализм промежду левыми политическими течениями, сторонники которых выступают за свободу человека и ее освобождения. Имеется много высказываний экзистенциалистов, которые отвечают этому, да и Сартр когда-то провозглашал, что экзистенциализм должен быть гуманизмом. Но все намного сложнее. Время от времени экзистенциалистов привлекали активные и волевые люди, поскольку они пытаются по-настоящему действовать. Однако этика свершения не вызывается автоматически к рациональности, она не волнует левых политиков. Если же говорить серьезно, то не существует и гарантий того, что экзистенциализм приобщится к платформам политиков-демократов. Если большинство людей живёт ненастоящей жизнью – им не удаётся примириться с условиями человеческого бытия, то возможно ли, чтоб гений, который пережил одиночество, ужас и тоску, выполнял свой долг и становился харизматическим лидером? Утверждают, что общая атмосфера, отображённая и усиленная экзистенциализмом, имеет какую-то связь с подъёмом нацистского движения. Действительно, на протяжении короткого времени Гайдеггер имел позорную связь с нацистами; хотя позже он и отошел от них, но с того времени не оставлял поисков моральной политики. Подобную политику резко критиковал Гюнтер Грасс в романе «Собачьи годы» (1963 г.) за её пустую и метафизичность, невзирая на всю её саморекламу. Политика немецких экзистенциалистов основывается преимущественно на общекультурном уважении к политической жизни греков, что обусловило их всеобъемлющее недоверие к современной практике.
Вместо этого французские экзистенциалисты занимают достаточно четкую позицию, став благодаря господству во французской интеллектуальной жизни марксизма в один ряд с левыми. Мерло-Понти и Сартр детально проанализировали связь между крайней индивидуалистской этикой и коллективистским духом марксизма, и одна из работ последнего под названием «Критика диалектического ума» (1960 г.) стала величественным монументом их примирению. Хотя попытки соединить эти два подхода оказались напрасными, но созданные в результате этого политические теории составляют огромный интерес. В труде «Критика...» рассматривалось возобновление жесткой авторитарной политики, призванной решить «проблему бытия», то есть покончить с трусливыми попытками человека избежать ответственности за свободу. В связи с этими политическими теориями невозможно не вспомнить высказывание Руссо относительно существа, «обреченного быть свободной».
Наивысшим достижением экзистенциализма стало описание болезненной эндемии человеческого существования. Здесь могут иметься некоторые сомнения по поводу принятого нами предположения, поскольку большинство граждан индустриального общества в обычных обстоятельствах всё же сталкиваются наедине не только с одними ужасами и болью, так ярко обрисованными в славных литературных произведениях, которые берут начало из экзистенциализма. Большинство людей находит достаточно много смысла в своей жизни. Они обычно не ощущают того, что они живут в вакууме. Возможно, экзистенциализм рассказывает нам преимущественно об отчуждении в современных условиях интеллектуалов, подобных Николаю Гоголю, Достоевскому и др., а не обычных людей. Эта точка зрения подтверждается упоминанием о том, что наибольшую популярность эта философия приобрела после поражения в войне, то есть во времена, когда многие люди были охвачены чувством отчаяния.
В философском плане экзистенциализм имеет два значительных недостатка. Во-первых, его философия сознания показная и весьма поверхностна. Доказательством того, что мы свободны, может быть просто то, что мы чувствуем себя свободными. Лично я не чувствую такой свободы, и это всё, что должен быть сказать, как это доказывает Ноам Хомски относительно попыток объяснить поведение человека посредством средств, которые идут вне его сознания. Вторая точка зрения очень близкая к первой. Экзистенциализм никогда не обременял себя проблемами современной науки, разве что перечеркивая её значение. Этого нельзя делать. Наука трансформировала современную политику, обеспечив благосостояние, но, как доказывает Макс Вебер, всему этому имеется человеческая цена. Научная точка зрения пытается уничтожить приобретенные навыки и знания. Мы не в состоянии больше доверять нашему Lebenswelt (жизненному пространству), следовательно, должны иметь в настоящее время возможность объяснить наши собственные действия с научной точки зрения.
Средоточием экзистенциальной рефлексии мыслителя всегда была «живая душа» человека, в противовес «мёртвой», а также полнокровность человеческой жизни. Ощутимо ярко видится эта позиция в произведении «Вий», где Гоголь сюжетно разворачивает противостояние не столько добра и зла, сколько внутреннюю борьбу в глубине человеческой души. «Философ» Хома борется не с обстоятельствами, а с собственной покорностью влияниям внешнего мира.
Творчество Николая Гоголя и внутренняя красота человека
Николай Гоголь дебютировал в литературе как автор весёлых рассказов из жизни украинского села, преисполненных мотивами басен, живым народным украинским юмором и карнавальными радостями. Однако финал его литературной жизни был обозначен недовольством собственной судьбой, а также очень критическим отношением ко всему, что он сделал. Это дало многим исследователям основание говорить о кризисе его творчества под воздействием религиозных идей, которые – якобы – привели его к смерти. Можно заметить, что из-под внешней темы его произведений постоянно пробиваются другие темы, показывающие художественную проницательность и силу данного произведения.
Исследователи жизни и творчества Гоголя уже давно отметили, что такими темами – можно сказать, главными в творчестве Гоголя – были зло и борьба со злом, грех и смерть. Поэтому еще в начале тридцатых годов прошлого века Борис де’Шлозер писал, что всё творчество писателя находится под знаком смерти – sub specie mortis.
Выдающийся российский религиозный философ Николай Бердяев в книге «Русская идея», презентуя развитие российской религиозной мысли в ХІХ веке, охарактеризовал Гоголя таким образом: «Он переживал своё христианство страстно и трагически [...]; Исповедовал религию страха [...]; Искал, прежде всего, спасения».
Эти темы пронизывают всё творчество Гоголя. Но если в ранних произведениях писателя они выражают органическую связь с украинским народным творчеством, то в более поздних произведениях более выразительным является экклезиальный характер, связанный с аскетической традицией Отцов Церкви.
Изменение в творчестве автора «Мёртвых душ», которое мы выразительно видим после 1840 года, не является переходом на другой путь, а интенсивной борьбой за красоту человека, но будто с другой стороны. Если красота расходится с добром, то не является правдивой красотой, а пустой формой, искушением. Гоголь постоянно занят проблемой: как сберечь эстетичный элемент в человеке? Как спасти в человеке то, что является человеческим? Как повернуть ее добру, от которого оторвалась современность в своих эстетичных поисках? Отсюда возникает навязывание им искусству теургического задания: «Нельзя повторять Пушкина, – говорил он. – Сейчас перед искусством стоит другое задание – инспирировать человечество к борьбе за Царствие Божье». Это означает сочетание творчества с той услугой миру, какая присущая Церкви.