Платон (как, впрочем, и вся древнегреческая философия) не использовал и не мог, по известным причинам, использовать термин "рациональность". Но он, между прочим, не пользовался и термином "идеальность" ("идеализм") В этой ситуации, встав на формальную точку зрения, не составило бы труда доказать, что основоположником философского идеализма его считают по недоразумению. Дело, конечно, вовсе не в термине, а в существе самой концепции рациональности, в основе которой в конечном счете лежит гениальная древнегреческая философская конструкция, именуемая Логосом.
Ratio и rationalis не были и не могли быть особой проблемой античной философской классики по меньшей мере по двум причинам. Во первых, как уже отмечалось, они являлись исходным условием самого философствования. Во-вторых, не-разум и иррационализм были еще достаточно далеки от претензий на статус особой философской доктрины. Именно философия оказалась исторически первой формой общественного сознания, положившей ratio в основание собственного "здания". В этом и состояло ее принципиальное отличие от своих "старших сестер"
- искусства, мифологии, религии. Последним отнюдь не была чужда разумность, но разум никогда не был главным и тем более единственным средством их самореализации. Таким он стал именно в философии, которая, однако, избежала соблазна превратить средство своего существования в единственную цель. Благодаря этому она и сохранила себя, не растворилась в науке, не превратилась в чистую рациософию. Христианство устами Апостола Павла призвало к безумию во имя мудрости, Рационализм Нового времени, в свою очередь, предложил принести на жертвенный алтарь чистого разума весь нерациональный человеческий "хлам". Культ Веры был заменен культом Науки. Так с рождества Христова человечество разделило свои симпатии и молится двум "богам", забыв предостережение Платона: тем, кто не обладает собственным разумом, опасно пользоваться молитвами.
Преимущество великих античных любителей мудрости перед будущими их последователями и подражателями, почитающими себя поклонниками Разума, состоит, кроме всего прочего, в их умении и желании сохранить в себе то, что Ницше впоследствии назовет "толикой чокнутости". "Чокнутый" Сократ, испытывавший материальную нужду, отказывался от денег за свой просветительский труд. "Чокнутый" Диоген ходил средь бела дня с зажженным фонарем в поисках человека в толпах афинских насмешников. "Чокнутый" Платон лелеял мечту пробудить чувство справедливости и милосердия у тирана. Да мало ли было таких "чокнутых" мудрецов среди древних греков! Но эта "чокнутость" отнюдь не была насмешкой над разумом, напротив - его спасением. Величайшую опасность для последнего философы видели в соблазне самоизоляции, самодостаточности, в иллюзорности его попыток освободиться от всяких "помощников", по выражению Платона. Но если разум не желает 47 мириться с такими не-разумными спутниками как справедливость, порядочность (даже космический порядок Сократ воспринимал как производное от порядочности), мужество, воздержанность и т.п., то он обречен. Разумно, рационально то, что духовно, полезно, справедливо.
Рафинированная пифагорейская рассудочность в своей абсолютности столь же ущербна, скаль и безграничная гомеровская "сладость". Величие Платона в том, что он раньше других отыскал разумную ("золотую") середину на этой жизненной дистанции, превзойдя, по мнению своих античных поклонников, поэтов - рассудительностью, а ионийцев - вдохновением. Платон, конечно, не раскрыл всех тайн и возможностей разума, но он попытался помочь человечеству понять его силу и его слабость. А это уже немало.