Формирование концепции «русского социализма» происходило под значительным влиянием разочарований в прежних формах социалистического утопизма. Герцен и Огарев выступили как наиболее последовательные и глубокие критики капитализма. Они отвергали не только его социально-экономические основы, покоящиеся на частной собственности на средства производства, но и весь образ жизни, называемый ими буржуазным мещанством, «ничем не обуздываемым стяжанием». Критика капитализма естественно подвела к идее «перескока» Россией буржуазной стадии, которая позже оформилась в теорию некапиталистического развития. «Мы можем и должны пройти через скорбные, трудные фазы исторического развития наших предшественников, но так, как зародыш проходит низшие ступени зоологического существования»[6], - писал Герцен. Идея подкреплялась ссылками на объективные социально-экономические предпосылки, которые связывались с общиной, отсутствовавшей в западной «формуле развития».
В обращении Герцена и Огарева к общине можно усмотреть связи с славянофильством. Но эта связь чисто внешняя, ибо защита общинных принципов подчинена учению о социализме и продиктована не склонностью к национализму, а желанием соединить достижения западной цивилизации с особенностями жизни русского народа. В отличие от славянофилов они не отрицали внутренней противоречивости общины: с одной стороны, связи с признанием равного права каждого на пользование землей, коллективизмом, без которых невозможен социализм, с другой стороны, ее косности, проявляющейся в существенном ограничении ею возможностей свободного развития человека. «Община - это детище земли — усыпляет человека, присваивает независимость», - отмечал Герцен[7]. В снятии этого противоречия - «как развить личность крестьянина без утраты общинного начала, ... в этом-то и состоит весь социализм»[8]. То, что это противоречие преодолимо, Герцен и Огарев не сомневались. «Дайте общине свободно развиваться, она договорится до самоопределения отношений лица к общине, она даст право независимости лицу», - убеждал Огарев[9]. Община, способная к развитию и обеспечивающая свободное развитие личности, видилась как основание, зародыш будущего общества.
В доводах основоположников «русского социализма», однако, полностью отсутствовали элементы социального мистицизма и мессианизма, которые были характерны для первых интерпретаторов идеи преимуществ «новых» и потому отставших» народов, в частности для Чаадаева. В равной мере в них не было и акцента на насильственных методах и коренном разрушении существующих социальных структур, что будет характерно для последующих защитников этой идеи.
Историософское обоснование идея «перескока» нашла в гeрценовской философии случайности: будущее за Россией, но сама возможность вырваться вперед связана с тем, что ход истории не так предопределен, как обычно думают, ибо в формулу ее развертывания входит много изменяемых начал и соответственно возможность случая, в силу чего она склонна «к импровизации». Социализм в экономически отсталой стране вполне может быть результатом такой импровизации. В истории нельзя сказать: позднему гостю - одни лишь кости. На этом тезисе - о роли случая и склонности истории к импровизации в силу заложенных в ней возможностей двигаться в разнообразных направлениях - основана идея о социализме вообще, и о достижении его в России, в частности. Очевидно, что и в таком обосновании идеи немало утопизма, несмотря на очевидный сциентизм (рацианальность) исходных философских посылок. Как отмечал В.В. Зеньковский, именно включением в модель исторического развития категории случайности «Герцен открыл для русской мысли очень плодотворную и творческую основу для разных утопических и теоретических построений»[10].
Эта «основа» определила наиболее существенные отличия «русского социализма» как от западных социалистических утопий, так и от других социалистических моделей, получивших распространение в русской общественной мысли позже. «Русский социализм», с одной стороны, был бесспорно «навеян» национальными и остро развитыми патриотическими чувствами его основателей, с другой стороны, он очевидно тяготел к рационалистическому обоснованию, к философски оформленным сциентистским (научным) доводам, что придавало ему черты универсальности. Да и сами основоположники «русского социализма» вовсе не отрицали иных, кроме как через крестьянскую общину, путей к социализму. «Мы представляем частный случай нового экономического устройства, новой гражданственности, Одно из их приложений», — подчеркивал Герцен, убежденный в том, что социалистические идеи в своем воплощении будут обладать многообразием форм и применений.
Существенной особенностью «русского социализма> была попытка «навести мосты» (Герцен) между идеалом и исторической действительностью. «Без всякого сомнения социализм связан с наукой действительного опыта и расчета», в свою очередь «наука опыта и расчета ... связана с философским реализмом, она не может взять себе другого основания, не изменяя самой себе; от этого Сен-Симон уклонялся — и в этом его ошибка»,— упрекал учителя Огарев. «Наука опыта и расчетов» напрямую соотносилась с экономическими вопросами, под которыми поднимались вопросы материального благосостояния народа и которые рассматривались в качестве главных вопросов социалистической теории. «Наука общественного устройства все больше и больше приходит к необходимости принять за свое средоточие экономические отношения общества. Таким образом, основная задача переходит из неопределенности слишком широкой постановки в пределы, яснее очерченные. Мы сводим постановку основной задачи на экономические отношения общества» - писал Герцен.
Так понятая задача обращалась к политической экономии, которая, как писал Огарев, «крепко уселась на почве» и потому вынудит социализм поставить свои идеи на земную основу, что свою очередь «вдохнет» воздух в саму политическую экономию. Соединение политической экономии с социализмом на территории» идеи о роли общинного землевладения, таким образом, разворачивало социалистический идеал к реальной жизни, давало ему необходимое «экономическое начало». Чуть позже из такой постановки проблемы вырастет народнический социализм, а еще позже - экономический материализм.
Важно отметить еще один момент. Герцен и Огарев не принимали западные социалистические утопии без критики. Среди отмечаемых ими «нелепостей» этих учений чаще всего фигурировали требование регламентации индивидуальной жизни, дух уравнительности и нивелирования - то, что потом найдет законченное выражение в «казарменном коммунизме»[11]. Последнему Герцен и Огарев, как, впрочем, и их последователи, категорически отказывали в социалистических началах: социализма нет, если нет свободы личности, а свобода личности невозможна, если есть жесткая регламентация со стороны государства (и общества). «Нелепости» западной теории во многом связывались ими со слабостью философской проработки социалистической идеи. Сами создатели «русского социализма» пытались «опереть» последнюю на гуманизм антропологической философии Фейербаха и диалектику Гегеля, утверждающую изначальное стремление истории (Духа) к разумному строю.
Подводя некоторый итог, приведем следующее определение «русского социализма», сделанное Герценом за два года до смерти: «Мы русским социализмом называем тот социализм, который идет от земли и крестьянского быта, от фактического надела и существующего передела полей, от общинного владения и общинного управления, — и идет вместе с работничьей артелью навстречу той экономической справедливости, к которой стремится социализм вообще и которую подтверждает наука»[12].
3. Чернышевский: экономическое обоснование социалистического идеала. Народнический социализм.
В конце 50-х годов идеи социализма развивал Николай Гаврилович Чернышевский (1828 — 1889). Правда, его взгляды на общину и на вопрос о судьбах социализма на Западе не во всем совпадали с герценовской концепцией. Модель Чернышевского называют «крестьянским, общинным социализмом». Главным в его теории было экономическое обоснование социалистического идеала.
Однако нужно отметить, что еще раньше, в конце 40-х годов о значимости экономических вопросов для социалистической теории много писал близкий по своим взглядам к петрашевцам Владимир Алексеевич Милютин (1826-1855), критиковавший западно- европейское общество и апологетическую буржуазную политическую экономию в работах.: «Пролетарии и пауперизм в Англии, во Франции», «Мальтус и его противники», «Опыт народного богатства, или о началах политической экономии». Ставя вопрос о преодолении утопизма социалистических теорий, Милютин подчеркивал, что последние, если хотят быть на уровне науки, должны решать прежде всего экономические вопросы. Социалистическая теория должна соединиться с политической экономией, это придаст ей необходимый философско-исторический характер, включит в нее знание об объективных законах истории. Философия истории, общая цель которой связана с доказательством существования «независимых от воли человека законов», занимает, по мнению Милютина, «среднее» положение между чистым идеалом и чистой действительностью. Вот почему философия истории освобождает утопию от элементов мечтательности и пророчеств и придает ей рациональный характер. Последнее принципиально меняло отношение социалистического идеала с действительностью, делая возможным переход ее «мало-помалу» из несбыточной мечты в «идею совершенно практическую», основанную на знании, что человечество не может по своему желанию перейти в состояние «полного и безусловного совершенства». Такой переход требует определенных приготовлений, которые, считал Милютин, связаны с постепенным усовершенствованием экономической организации общества.