Чернышевский высоко ценил труды рано ушедшего из жизни Милютина. На рубеже 50 - 60-х годов, обратившись к глубоким политэкономическим исследованиям, он продолжил разработку его идей социализма в данном направлении. В это время в «Современнике» выходят его работы «Критика философских предубеждений против общинного владения», «Капитал и Руд», «Очерки политической экономии (по Миллю)». Опираясь в своих исследованиях на таких классиков, как Сен-Симон, Фурье, Оуэн, используя некоторые построения Луи Блана, Чернышевский приходит к выводу: «социализм есть неизбежный результат социально-экономической истории общества по пути к коллективной собственности и «принципу товарищества»[13].
Чтобы преодолеть «догматические предвосхищения Идущего», как он характеризовал социалистические утопии, Чернышевский делает предметом своего исследования исторический процесс, пытаясь выявить механизм перехода от старой к новому, от «сегодня» к «завтра». Эти поиски приводят его к убеждению, что в основе перехода лежит объективная закономерность. Хотя, следует заметить, в целом его взгляды на исторический процесс не выходили из рамок просветительской теории, анализ исторического процесса и экономического развития капиталистической цивилизации подвел Чернышевского к выводу, что вектором последней является рост крупной промышленности и возрастание обобществления труда, что в свою очередь должно с необходимостью привести к ликвидации частной собственности.
Чернышевский был уверен, что «опасаться за будущую судьбу труда не следует: неизбежность ее улучшения заключается уже в самом развитии производительных процессов»[14]. Правда, сделанный вывод не поколебал его веры в русскую общину (что и объясняет во многом, почему Чернышевский остался на позициях утопического социализма). Сделанный вывод «работал» на обоснование другой идеи, а именно - об исторически приходящем характере и ограниченности капитализма. Мыслитель уверен в исторической обреченности частнособственнических порядков и в реальности ситуации, «когда отдельные классы наемных работников и наниматели труда исчезнут, заменившись одним классом людей, которые будут работниками и хозяевами вместе»[15]. Свой идеал собственности он связывал с государственной собственностью и общинным владением землей, которые, по его мнению, «гораздо лучше частной собственности упрочивают национальное богатство». Но главное, им соответствует освобождение личности, ибо основа последнего — соединение работника и хозяина в одном лице. И даже если при этом будет в чем-то проигрывать производительность труда — это не столь важно, уверен Чернышевский. «На какой фабрике больше производится продуктов: на фабрике, принадлежащей одному хозяину — капиталисту, или на фабрике, принадлежащей товариществу трудящихся?» - спрашивает Чернышевский. И отвечает: «Я этого не знаю и не хочу знать; я знаю только, что товарищество есть единственная форма, при которой возможно удовлетворение стремления трудящихся к самостоятельности, и потому говорю, что производство должно иметь форму товарищества трудящихся»[16].
В постановке экономических вопросов — экономической рациональности, эффективности - Чернышевский не был свободен от элементов романтизма, свойственного раннему утопическому социализму 40-х годов. За свои идеи и за десять лет активной пропагандистской деятельности Чернышевский поплатился 19-ю годами каторги. В июле 1862 года он был арестован, а в мае 1864 года на Сытинской площади Петербурга был совершен обряд гражданской казни, после чего Чернышевский был отправлен в Нерчинск. Заключенный до вынесения приговора в одиночную камеру Алексеевского равелина Петропавловской крепости, он написал роман «Что делать?», где обрисовал контуры будущего общества и вывел литературных героев, ставших прообразами тех «новых людей», которые некоторое время спустя составили многочисленные отряды народовольцев[17].
Таким образом, двигаясь в русле утопического социализма, Чернышевский сделал по сравнению со своими предшественниками шаг вперед: обращение к политической экономии, исследование законов истории дало ему некоторые преимущества в «прорисовке» будущего общества, в частности его социально-экономических и духовно-нравственных контуров. Социализм Чернышевского предполагает соединение труда и собственности в одних и тех же лицах», исчезновение класса наемных работников и класса нанимателей руда, соединение «ренты», «прибыли» и «рабочей платы» в одних и тех же руках, уравнительный принцип распределения, заботу государства о содержательном использовании свободного времени, участие трудящихся в управлении производством и др. Для Чернышевского социализм - это такой тип организации общественной жизни, «которая дает самостоятельность индивидуальному лицу, так что он в своих чувствах и действиях все больше и больше руководится собственными побуждениями, а не формами, налагаемыми извне»[18]. Поставив вопрос «Что делать?», Чернышевский дал на него свой ответ, связав осуществление социалистического идеала с крестьянской инволюцией, правда, тщательно подготовленной пропагандой социалистических идей в массах. Чернышевский был противником стихийных, бунтарских выступлений, убежденный в их бесплодности. Необходимое условие успешной народной революции — это ее «надлежащее направление», которое под силу осуществить только организации революционеров, способных подготовить народ к сознательным революционным действиям, пусть и «кровавым». Чернышевский, таким образом, открыл путь для соединения социалистической теории с революционной практикой.
4. Политическая позиция «позднего» Белинского
В 70-х - 80-х гг. ХХ в. Б. Егоров указал на замалчивание в нашей литературе вопроса о пережитом Белинским в 1846 году «перевороте, по масштабам почти не уступающем отказу от «примирения с действительностью» при переезде в Петербург в 1839 году». Оказывается, Белинский отказался к 1846 году от ожидания скорой революции и широкого народного движения в России, отмежевался он и от былых увлечений утопическим социализмом и перешел к «утопизму» 1846 - 48 гг. - «отчаянной вере в освобождение крестьян cвepxy»!»[19] Исследователя поддержали с рядом оговорок и уточнений Н. Гей, М. Поляков, И. Клямкин, Е.Плимак[20]. С возражениями по адресу новой концепции выступил Ф. Прийма. Его позиция была сугубо ортодоксальна, а заглавия статей прямо-таки уничтожающи: великий критик не сворачивал с «большой дороги», на которую вышел в начале 40-х гг., он по-прежнему «верил» в «широкое народное движение в России»[21]. Это и станет для меня важным в дальнейшем повествовании, тем более, что многие историки именно с данной «новой» позицией Белинского связывают то, что она помогла стать реалистом в политике Чернышевскому, взгляды которого уже были рассмотрены выше.
Начнем с того, что первой половине XIX в. осознание необходимости обновления страны проникает постепенно и в правительственные сферы. Еще Бенкендорф предупреждал Николая I: «Крепостное право есть пороховой погреб под государством»[22]. Правда, хлопоты секретного комитета 6 декабря 1826 г. остались втуне. План комитета 1835 года, выработанный под руководством П.Д. Киселева, свелся к созданию бюрократической опеки над государственными крестьянами. Наконец, в 1839 году Николай создал очередной сугубо секретный комитет, призванный вторгнуться в самый больной для России вопрос - в сферу отношений между помещиком и крепостным. Вторжение оказалось незначительным, но все же замеченным. Некий дух «реформаторства» начал с 40-х годов витать в воздухе.
Напряженное положение в деревне, отметил Белинский, заставляло правительство идти к осознанию принципа: «лучше нам отдать добровольно, нежели допустить, чтобы у нас отняли». В письме Белинского П.В. Анненкову критик сообщал своему адресату о стремлении Николая I узнать, не откажутся ли сами дворяне от крепостного права; главная трудность состояла в том, отдавать ли крестьянам хотя бы часть помещичьей земли»[23].
Ныне мы знаем, что либеральные правительственные поползновения 1847- 1848 гг. остались безрезультатными, но предвидеть заранее такой их исход не было дано никому. Белинский подмечает и определенный сдвиг в общественном сознании: «Движение это отразилось, хотя и робко, и в литературе ... Помещики наши проснулись и затолковали. Видно по всему, что патриархально-сонный быт весь изжит и надо взять другую дорогу».
Подчеркнем, что Белинский в последние свои годы четко выявляет различие задач освободительной борьбы в России и в Европе: «То, что для нас, русских, еще важные вопросы, давно уже решено в Европе... Перенесенные на почву нашей жизни, эти вопросы те же, да не те и требуют другого решения». Эти чуть завуалированные мысли можно истолковать таким образом: до решения вопросов капитализма и социализма Россия еще не доросла, что же касается ликвидации феодализма, то она должна быть проведена у нас иным, чем в Европе путем. Петровского типа реформа становится в центр внимания Белинского: «Для меня Петр - моя философия, моя религия, мое откровение во всем, что касается России, - писал он в одном из писем КД. Кавелину. Это пример для великих и малых, которые хотят что-нибудь делать, быть чем-нибудь полезными».
В «Современнике» Белинский также ведет проповедь освобождения крестьянина сверху»: «Путь мирный и спокойный, ручающийся за достижение великой цели общего благосостояния! Петр Великий направил Россию на этот путь и указал ей ее цель; и с тех пор до сей минуты она была верна указанным ей ее Моисеем пути к цели, ведомая достойными потомками великого предка, преемниками его власти и духа... ».