"Объективная" эффективность или неэффективность (царство количества) этического действия не может иметь здесь принципиального значения. Важен танец сам по себе, этический танец как новая форма бытия. В таком поведении новый человек обретает вполне оригинальную форму свободы от мира.
14
В профанно-остывающем, рассудочно-машинном мире, люди, озаренные сакральностью глубинной интуиции, не могут не держаться за нее как за путеводную нить. Что может быть важнее, чем оставаться свободным от притязаний мира, барахтающегося в быстросменяющихся ценностях и в тщеславных играх? Быть свободным - следовательно, отыскать магическую дверцу в резервуары бесконечности. А это значит быть причастным Тайне, то есть неизмеримым пространствам непознаваемого, чистой энергии, струящейся сквозь тебя; быть причастным духу. Несомненно, тайная страсть подобной причастности и одолевала Швейцера на всем протяжении его жизни. Его этический танец и есть форма такой причастности, форма молитвы и форма отрешенности. Служение духу - вот подлинный императив его действий, в том числе медицинских, как, впрочем, и всех остальных, вплоть до таскания тяжелых чемоданов и писания бесконечных писем. (Осязаемая конкретность служения и таким способом поразительная конкретизация духа, касание его усталой плотью и тем самым одухотворение оной.) Служение духу - сияющему тайно во всем. Оттого эта неизъяснимая сладость терпения, оттого эта сверхмирная выносливость, неугасимость действенности без всяких оглядок на отплату: дух воздает немедленно и воздает именно тем, что не оставляет тебя. Он ведет тебя, внутренне отрешенного от тленного, по ликующе-осанным тропам нетленного. Вспомним хоралы и кантаты Баха!
И в самом деле, что может быть страшнее для человека, чем оказаться навсегда отрезанным от духа (= бесконечности), от источника тайного чистого струенья? И что может быть великолепнее, чем отыскание внутри себя этой серебряной нити? Камо грядеши?
Примечания
1 Швейцер жертвовал, быть может, своими гедонистически-художественными устремлениями ради той воли-к-жизни в себе, которая была поставлена во главу угла и требовала своего совершенствования в неизмеримо большей степени, нежели, скажем, органная игра. Во всяком случае, здесь был реализован императивный импульс "или - или". Рильке же и в писании писем оставался художником, хотя и в изрядно сублимированном виде. Во всяком случае пространство его стихов и писем - гомогенно.
2 Сама эта формула может оказаться сегодня столь "захватанной", что с нее взгляд просто-напросто соскользнет. На самом же деле она синонимична по смыслу благоговению перед Тайной, перед неизвестностью, перед громадой непознаваемого, то есть, в сущности, перед Духом, который манифестирует себя во всем живом. Швейцер жил в измерении именно такого благоговения. Он стоял перед Тайной на коленях, стоял перед Духом, который всем управляет. Чтобы это ежедневно чувствовать, нужно обладать колоссальнейшим энергетическим воображением и прочищенным каналом интуиции. Говоря о Швейцере, утверждать, что он опирался всецело на сострадание, - неверно. Сострадать может человек, склонный жалеть и себя, сострадать себе. К тому же сострадание не та эмоция, которую можно растянуть на пятьдесят лет.
3 Тема двойного бытия, конечно, не нова. Вспомним нашего Федора Тютчева:
О вещая душа моя,
О сердце, полное тревоги -
О, как ты бьешься на пороге
Как бы двойного бытия!..
Так ты - жилица двух миров,
Твой день - болезненный и страстный.
Твой сон - пророчески-неясный,
Как откровение духов...
Пускай страдальческую грудь
Волнуют страсти роковые -
Душа готова, как Мария,
К ногам Христа навек прильнуть.
Мне кажется, феномен колоссальной "разорванности" психики Тютчева до сих пор слабо понят, хотя ведь чего ни коснись в его судьбе - везде "двойное бытие": две родины, двуязычие, двойные любови, "двусемейность", идеологическая амбивалентность и т. д. и т. п.