Эти мифологемы заключили адептов кемализма в замкнутые рамки особого метафизического мира, не очень коррелирующего с миром внешним, никогда не принимавшим эти опусы всерьез. В этой связи внешний мир стал рассматривается во многом как “неправильный” и иррациональный, хотя бы уже потому, что “правильным” и рациональным может быть только “мир, в котором мы живем”. Турецкая ойкумена в народном мышлении оказалась окруженной областями “иными”, “зазеркальными”, хаотическими - картина, рисуемая многими космологическими системами. Там можно пропасть, а можно, например, проработав несколько лет на немецкой фабрике или отрыв пекарню в Сочи, добыть несметные богатства и чудо-невесту (обладание женой – европейкой считается вернейшим признаком «успеха в жизни»). Мечта о поездке на работу за границу остается для многих сказочной, как поход мифического героя в подземный мир. Причем, зарубежье воспринимается достаточно недифференцированно: высшей похвалой товару является его определение в качестве «импортного». Вопрос о том, из какой он страны, нередко ставит продавца в тупик; собирательным является образ «Европы» – вполне уместны такие высказывания: «в европейских языках это слово произносится как …», «мой сосед долгое время работал в Европе».
Всех «врагов Турции» обыденное мышление также склонно сводить к единому архетипу Врага: считается очевидным тесное сотрудничество между нелегальными армянскими и курдскими организациями, которым помогают Сирия, Греция, Кипр и СССР/Россия. Причем, эти страны вместе с Арменией, Сербией и часто Ираком без устали заключают различные тайные союзы, носящие прежде всего антитурецкую направленность. Необходимость следования архетипу заставляет военных, политиков и журналистов чаще не называть врагов поименно, как правило, это «подрывные сепаратистские организации», «недружественные» или просто «соседние» государства, а то и некие «враги туркизма». Короче – «злые силы». Примечательно, что парадигма «священной войны» с ними принимает онтологический характер и помещается явно в сакральный временной пласт: боевые действия или спецоперации сегодня оказываются неотделимыми от аналогичных событий в прошлом: высадка десанта на Кипре, как, впрочем, и любое обострение турецко-греческих отношений, немедленно вызывают в СМИ и в выступлениях политиков параллели с взятием Константинополя турками-османами и национально-освободительным движением греков в середине XIX в., очередные раунды переговоров о режиме Проливов сопровождаются потоком напоминаний о стремлении России в позапрошлом и прошлом веках установить свой контроль над Борсфором и Дарданелами - практически любые внешнеполитические осложнения с любой страной воспринимаются как продолжение борьбы с ней турок или их предков (единых с “нами сегодняшними”) и перерастает в очередной эпизод борьбы “от века” чуть не со всеми иными нациями планеты.
Ощущение враждебности внешнего мира облекается порой в крайние формы: “Сын мои Ягмур!… Придерживайся моих советов, будь хорошим турком. Коммунизм - враждебное нам ремесло. Хорошенько это запомни. Евреи - тайные враги всех наций. Русские, китайцы, персы, греки - наши исторические враги. Болгары, немцы, итальянцы, французы, арабы, сербы, хорваты, испанцы, португальцы, румыны - наши новые враги. Японцы, афганцы и американцы - наши завтрашние враги. Армяне, курды, черкесы, абхазы, боснийцы, албанцы, помаки, лазы, лезгины, грузины, чеченцы - наши внутренние враги. Должно тебе хорошо готовиться к битвам с таким количеством врагов. Да поможет тебе Бог!”.(12) Ну а пассажи типа "...у тюрок много врагов, друзей, кроме тюрок, у тюрок нет. Между разными тюрками разницы практически нет. Тюрки были лидерами мусульманского мира. Но им часто не везет, и им постоянно угрожают... Тюрки в первую очередь придавали значение военному делу, так как у них было много врагов…"(13) прорываются даже на страницы педадогической литературы. Все это выпестовало чувство превосходства над “неправильным” окружающим миром вкупе с комплексом неполноценности перед западной его составляющей – ведь никак пока недостижимое вхождение в “Западный” мир было объявлено “отцом-основателем” конечной целью развития страны.
Сердцевиной новой «религии» Республики Турция, стал культ Ататюрка, хотя сам он пытался скорее насадить культ турецкой нации, мифологиизировав ее историю и онтологию – в 20-е годы прошлого столетия анатолийское крестьянство было способно воспринять новую идеологию только в форме религии. Тем не менее, в силу специфических черт турецкого менталитета в сочетании с мусульманской традицией эти абстрактные объекты поклонения не привились. В результате сам Ататюрк стал субъектом мифологизированного ритуально-поэтического сознания, обожествленным «спасителем - пророком», стал воплощать в себе идеал Турка, каким хотела бы видеть его национальная ментальность, т.е. превратился в архетип Воителя/Мудреца/ Мужчины. Отсюда – наделение его образа качествами Абсолютного Воина, гениального полководца. Уже ученикам начальной школы внушается, что он сыграл решающую роль в победе над войсками Антанты, став организатором победы в "битве у Чанаккале" (т.е. в отражении попытки высадки десанта союзников в устье Дарданел), якобы изменившей ход первой мировой войны и, соответственно, мировой истории, затем разбил итальянских, французских и греческих агрессоров. Далее, он – гениальный государственный деятель, основатель современного турецкого государства. При этом его соратники, другие «отцы-основатели» настолько глубоко задвинуты в тень, что как-бы «нет у него сотоварищи», в полном соответствии со знакомой населению коранической традицией. Образ во многом оппозиционного Ататюрку Карабекира сведен только к «воителю», а ближайшего соратника Исмета Иненю - к ученику-продолжателю (некий собирательный образ четырех праведных халифов, поочередно возглавлявших некогда единую умму после смерти Мухаммеда). Рядом с ним поминаться могут лишь немногие борцы за новую «веру», в иконостас которых отобраны наиболее преданные соратники, а также ряд избранных лиц, погибших в борьбе за осуществление его идеалов. Его «божественность» должна подтверждаться и тем огромным вниманием, которое он уделял развитию авиации: ведь стихия светлых божеств — небо. Здесь и призывы к освоению воздушного пространства, и тот факт, что свою приемную дочь Сабиху Гекчен он превратил в первого турецкого пилота-женщину. Развивая эту традицию, сегодняшние власти страны продолжают пестовать давно уже ставшее анахронизмом, но основанное «Отцом турок» «Общество воздухоплавания» (приблизительный аналог советского «Осоавиахима»), о котором население, впрочем, вспоминает только в дни мусульманского(!) праздника жертвоприношения – шкуры зарезанных животных традиционно постуают в фонд этой организации.
После победы над Хаосом, согласно классической мифологической парадигме, наступает период обустройства, структуризации Космоса, все еще несущего на себе «родимые пятна» хаотического прошлого. Обустройство мира начинается с установления государственности в границах принятого парламентом «Национального обета», обозначенных достаточно произвольно – они очертили часть территории бывшей империи, в основном свободную на тот момент от оккупации (современная историография называет ее территорией с подавляющим турецким населением, но это не так – на значительной ее части и сегодня большинство жителей составляют курды или арабы). Эта произвольность, алогичность границ придала им непостижимый человеческим разумом сакральный характер установленных «свыше». В качестве победителя греческих агрессоров он воспринимается неким «змееборцем», подобно верховным божествам индоевропейских и семитских мифологий. Расправившись с «хтоническими» и заморскими противниками (напомним, что подавляющее большинство чудовищ – противников мифологических змееборцев являлись из моря – водная стихия – это всегда проекция стихии Хаоса), он приносит людям законы и морфологию общественного устройства (принятие кодексов ряда европейских стран), становясь основателем новой республиканской государственности, изменяя систему семейных отношений (моногамия), даруя людям новую письменность (латиница взамен арабицы), заставляя изменить пристрастия в одежде (европейский костюм) и стереотипы поведения (балы, концерты, употребление спиртного и т.д.), инициирует изменение до неузнаваемости словарного состава и даже грамматики языка. Здесь образ бога-устроителя дополняется чертами культурного героя. Меняется экзистенциальный статус всего населения – люди проходят через поголовную инициацию, обретая фамилии. Наконец, он устанавливает новый сакральный центр «турецкого космоса», провозгласив ничем не примечательный городок в центре страны новой столицей с центральным храмом новой веры – зданием Великого национального собрания (парламента) – символа новой республиканской государственности, порываюшей с монархическим устройством империи и возводимой самим Ататюрком в ранг сакральной модальности бытия нации, способной в дальнейшем поднять эту нацию на качественно новые онтологические уровни. Он даровал ей новую государственную символику, в частности, красное знамя. Здесь уместно будет вспомнить о распространнном во многих культурах планеты понятии магии крови как носителя жизненной субстанции, обладающей способностью к возрождению (покрытие тел покойников охрой в древности, окрашивание ладоней невесты хной у тюркских народов или обряжение ее в красный сарафан у славянских и т.д.).