Смекни!
smekni.com

Мораль помощи и взаимопомощи в дохристианский период Руси (стр. 6 из 11)

Можно предположить, что общность постепенно формирова­ла и другие институты поддержки сирот в Пределах своего ро­дового, общинного пространства. Первоначально, наверное, это были чисто экономические мотивы, но они возникали в систем­ных связях реципрокных отношений. Так, еще на стадии пер­вобытной коммуны возникли связи между членами разных об­щин — дарообмен. Дар представлял собой переход вещей из собственности одного субъекта в собственность другого и обяза­тельно предполагал отдар. Такая экономическая система дара и отдара хорошо просматривается в мотивах усыновления внут­ри родовой общины и появления института «приймачества» у южных славян. «Приймать» в семью сироту, как правило, мог­ли люди пожилые, когда им становилось уже трудно справлять­ся с хозяйством, или когда они не имели наследников. Приня­тый в семью должен был вести хозяйство, почитать своих новых родителей, а также обязан их похоронить. Здесь налицо прин­цип — «я — тебе, а ты — мне», или «дар - отдар».

Другая форма поддержки сироты — общинная, мирская помощь. Она по своему характеру совпадала с помощью «немощ­ным старикам», когда ребенок переходил из дома в дом на кор­мление. Сироте могли также назначать «общественных» роди­телей, которые брали его на свой прокорм. Однако, если сиро­та имел хозяйство, община противодействовала усыновлению. Такие сироты назывались «выхованцами», «годованцами».

Начинаются складываться новые подходы к поддержке вдов. Они, как и старики и сироты, считались социально ущербны­ми субъектами в родовой общине. Можно предположить, что оформление института вдов и его дальнейшая поддержка — явление исторически обусловленное, этапное в языческом мире. Думается, на ранних этапах российской истории института вдов просто не существовало, поскольку в соответствии с языческой идеологией жена была обязана следовать за своим супругом, т. е. ее после смерти мужа вместе с культовыми предметами, ут­варью хоронили или сжигали на костре. Свидетельства сожже­ния жены вместе с умершим мужем у славян-язычников предо­ставляет Майницкий, архиепископ Св. Бонифаций (ум. в 755 г.). Восточные путешественники ал-Массуди и Димешки тоже наблюдали подобный обычай у языческих славянских племен.

Появление института вдов у восточных славян происходит незадолго до принятия христианства. Не случайно, что «вдови­цы» как особые субъекты выделяются в первых русских зако­нодательных актах, к ним требуют особого внимания, в духов­ных наставлениях завещают им помогать и «оберегать» их.

Можно предположить, что первая форма помощи институту вдов развивалась во все той же парадигме дара — отдара в сис­теме сакральных отношений. Как «чистые», находясь близко к миру смерти, вдовы обмывали и обряжали умерших. Это — древний вид языческой магии, в качестве же отдара они полу­чали вещи покойного. Если верить Ахмеду Ибн Фадлану, то, со­гласно славянским обычаям, при погребениях, которые он сам наблюдал, имущество богатого человека разделялось на три ча­сти: «треть дают семье, за треть кроят ему одежду, и за треть покупают горячий напиток...» Учитывая, что соборование по­койника было делом вдов, возможно, именно они и получали одну треть. Сельская община предоставляла им землю, на них распространялись такие же «льготы» мирского призрения, как и на стариков.

Не менее древний обычай — хождение за «навалным» (встре­чалась в прошлом веке на юге Украины). Он состоял в том, что нуждающейся женщине оказывали помощь продуктами, обыч­но осенью, после уборки урожая. При этом соблюдался своеоб­разный ритуал. Он включал в себя особым образом организован­ный приход в дом, которому будет оказана помощь: иносказа­тельно приглашали в гости, а затем, когда «гости» приходили и приносили определенное количество запасов, предлагали им выпить и закусить.

Таким образом, мы видим, что уже на стадии родовой общи­ны зарождаются механизмы поддержки тех субъектов общно­сти, которые в силу разных обстоятельств не могут быть равно правными участниками ее жизнедеятельности. Однако парал­лельно с практикой индивидуальной помощи, возникают фор­мы взаимоподдержки. Они связаны не с индивидуальными фор­мами защиты, ас коллективными, когда поддержка оказыва­ется семье, соседской общине, целому роду.

В основе хозяйственных форм помощи и взаимопомощи ле­жит «всякая взаимовыручка, в более узком, экономическом смысле — форма обмена, зародившаяся в первобытной общине с появлением в ней распределения по труду и личной собствен­ности». Именно эти отношения Б. Малиновский обозначил по­нятием «реципрокация»,, когда материальные блага и услуги на­ходятся в постоянной циркуляции между субъектами на осно­ве их взаимных обязательств.

Ранние формы помощи и взаимопомощи первоначально но­сили ритуальный характер и до XIX столетия сохранялись в виде народных праздников. Исследователи, анализируя древ­нейшие земледельческие славянские праздники, связывают их с четырьмя временами года, каждому из которых соответство­вали свои «братчины, ссыпчины, холки, посиделки, беседы, Николыцины» (как правило, эти праздники связывали с риту­альным персонажем Ярил ой, который олицетворял плодоро­дие, прибыток, урожай).

Если проанализировать различные формы крестьянских « по­мочей», то при всем их многообразии просматривается опреде­ленный сценарий, в котором сохранены остатки магических аг­рарных культов. Он состоит из следующих элементов:ритуаль­ный договор (его обязательным элементом является «хлеб — соль и магарыч»), совместная трудовая деятельность в дого­воренные сроки и по завершению работ совместные трапеза, игры, танцы, катания. В народе «помочи» рассматривались как трудовой праздник, в котором принимало участие все сель­ское население независимо от социальной принадлежности се-лянина._

- Среди различных видов «помочей» как специфической фор­мы групповой поддержки выделяются обязательные внесезон­ные и сезонные. К первым относятся такие виды поддержки, которые обусловлены экстремальными ситуациями, напри­мер пожарами, наводнениями или массовым падежом скота (в последнем случае часть приплода отдавали пострадавшим без­возмездно). Особой формой поддержки считались «наряды ми­ром», когда в семье «работные люди больны» и необходима по­мощь в деле управления хозяйством (растапливание печи, кор­мление домашнего скота, уход за детьми). К этой группе поддержки можно отнести и обязательные «помочи» при постройке дома, мельницы (когда, как правило, за угощение осуществля­ли весь необходимый комплекс работ). К этим же видам «помо­чей» можно отнести сиротские и вдовьи «помочи» (когда дан­ная группа снабжалась за счет общества хлебом, дровами, лу­чинами).

Ритуализированные формы поддержки с древними сакраль­ными обрядами были широко распространены в практике кре­стьянского быта и в XIX в.

Разновидностью архаической модели помощи являются то­локи. В разных местностях они имели различную направлен­ность. С одной стороны, они представляли форму совместной деятельности, с другой — форму помощи бедным крестьянам. Толоки включали в себя не только совместную обработку зем­ли, но и различные виды перевозок сена, хлеба, навоза. Доволь­но своеобразна и форма складчины. Под этим явлением пони­мается не только совместное кормление, но и совместная заго­товка корма для скота. Особым видом толок былиркенские то­локи для «мятья льна». Такая форма взаимовыручки носила чисто экономический характер, поскольку давала возможность не топить овин несколько раз в одном доме.

Еще один вид хозяйственной помощи — совместное исполь­зование рабочего скота. На юге России он назывался «супряга», когда обработка земли осуществлялась «наемными волами». Этот вид помощи предусматривал взаимообмен услугами, при котором предоставляющий помощь в конечном итоге сам вы­ступал в качестве «нанимателя на работу».

Таким образом, в древнейший период славянской истории складываются основные праформы помощи и взаимопомощи. На этой стадии реципрокные и редистрибутивные отношения получают свое общественное признание, формируется древней­шая практика поддержки на основе сакральных смыслов, аграрно-магических культов, общинных норм поведения и ценностей, происходит оформление групповых форм помощи по отношению к таким основным субъектам, как старики, вдовы, дети.

В этот же период возникает явление «помогающего» субъек­та. Динамика его развития предполагает ряд стадий от «обере­га» к «волхву» как носителю различных групповых смыслов и этических принципов защиты нуждающихся, а также совокуп­ности определенных способов поддержки отдельных субъектов и группы в целом в разных экстремальных жизненных ситуа­циях.

Модели взаимопомощи носят не только внутриродовой ха­рактер, происходит расширение помогающего пространства, что позволяет вырабатывать принципы «соседской» взаимовы­ручки, архаические праформы которых дошли до XIX в. в виде совместных празднований, уборки урожая и т.п.

Нельзя не сказать и о том, что, возможно, именно на этой ста­дии оформляется закон «эквивалента», выражающийся в фор­муле «я — тебе, а ты — мне». В дальнейшем данный закон бу­дет иметь различную интерпретацию в зависимости от того, как понимается и что понимается в этих дихотомических противо­поставлениях, в зависимости от паттерна помогающего субъекта изменится идеологема помощи, что в конечном итоге повлияет и на формы поддержки.

Можно сказать, что философия жизни языческой общности вызывала к жизни определенные формы поддержки и защиты. Реципрокные и редистрибутивные социальные связи, поддер­живающие сохранение единого пространства жизнедеятельно­сти, важного для всех ее членов, сформировали особый нерв социогенома, а его архетипические формы существования, сло­жившиеся за многие столетия, стали основой для христианской модели помощи и поддержки нуждающимся. По мнению про­фессора Е. Аничкова, «... христианство на Руси уложилось в уже готовые формы дружинного быта, приспособилось к нему, влило в него новый смысл, привлекло дальше к знакомой из греческой канонической литературы государственности».