9 См. комментарии А. С. Долинина к письмам Ф.М. Достоевского (Достоевский Ф.М. Письма. М.; Л., 1930. Т.2. С. 491–492). С ним соглашается М.С. Алтьман (Альтман М.С. Достоевский: По вехам имен. Саратов, 1975. С. 104).
10 Фамилии Лебедев и Дроздов, как и некоторые другие (Иволгин, Снегирев, Лебядкин, Птицын и т.п.), образованы от названий соответствующих птиц. "Птичьи" фамилии достаточно характерны для ономастическогно творчества Достоевского, и это уже отмечалось в научной литературе (См.: Альтман М.С. Достоевский: По вехам имен. С. 2– 74).
11 Можно обратить внимание на то, что все буквы фамилии Гинч входят и в состав фамилии Горянчиков, причем сохраняется даже порядок следования согласных (г-нч). Не исключено, что данный антропоним повлиял на героя Грина при изобретении им своей второй фамилии.
12 Вполне понятно, почему В. Н. Топоров, рассмотревший специфические черты "петербургских" текстов в русской литературе, преимущественное внимание уделил прозе Достоевского: "... петербургский словарь Достоевского, с одной стороны, аккумулировал данные складывавшейся традиции, а с другой, послужил часто и разнообразно эксплуатируемой основой во многих продолжениях П.[етербургского] текста после Достоевского". Повесть Грина по ряду признаков обнаруживает явное сходство с петербургским текстом русской литературы. Петербург Грина изображается с определенным расчетом на соотнесение его с Петербургом русской литературной традиции (и прежде всего с Петербургом Достоевского). Для нас же очень важна "принципиальная установка "резонансного" П.[тербургского] текста на отсылку к уже описанному прецеденту, к цитате, аллюзии, пародии... к склеиванию литературных персонажей (или повышению их знакового ранга в целом П.[етербургского] текста...), к переодеванию, переименованию и иного рода камуфляжу..." (Топоров В. Н. Петербург и петербургский текст русской литературы // Труды по знаковым системам. [Сб.] 18: Семантика города и городской культуры: Петербург. Тарту, 1984. С. 23, 27).
13 Попутно укажем еще один момент, сближающий героев Грина и Достоевского: оба героя довольно часто становятся объектами рукоприкладства. В предисловии этот мотив заявлен сразу: автор передает свое впечатление от Лебедева, с которым он только что познакомился, краткой фразой: "Жизнь избила его – и он почесывался". В первом же эпизоде угрожает расправа и герою Достоевского: ""... если ты хоть раз про Настасью Филипповну какое слово молвишь, то, вот тебе бог, тебя высеку..." – вскрикнул Рогожин, крепко схватив его за руку. –"А коли высечешь, значит, и не отвергнешь! Секи! Высек, и тем самым запечатлел..."". Лебедева Достоевского "прибил" Келлер; его избил Рогожин и "собакой в Москве травил, по всей улице, борзою сукой"; Настасья Филипповна едва ему не вцепилась в волосы и т.д.
14 В частности, были проверены: Рыбакин А. И. Словарь английских фамилий. М., 1986; Большая Советская Энциклопедия: В 30 т. 3-е изд.. М., 1969–1978; Энциклопедический словарь / Ф.А. Брокгауз и И. А. Ефрон: В 82 т. Спб., 1890–1907; The Encyclopaedia Britannica: In 29 v. 15-th edition. Chicago, 1989 и ряд других изданий.
15 Рыбакин А. И. Словарь английских фамилий. С.233.
16 Рыбакин А. И. Словарь английских фамилий. С.290.
17 Название вымышленное, но местонахождение этого городка нетрудно определить с большой долей вероятности: это Урал или Приуралье. Поскольку отэтнонимические названия характерны для зон интенсивного общения двух этносов, топоним Башкирск мог возникнуть лишь на территории совместного проживания русских и башкир, а эта территория захватывает Приуралье и часть Урала.
18 Значение этого приема для выражения концептуального плана произведения не следует недооцениватть. Анализируя ассоциаты к некоторым литературным собственным именам, А. В. Пузырев вполне справедливо указывает на их значительную роль в интерпретации художественного текста (См.: Пузырев А. В. Роль ассоциативных доминант в интерпретации текста // Семантика целого текста. М., 1987. С. 136–137).
19 Столкновение противоположных по значению слов (прекрасным – отвращением) осуществляет ретроспекцию, возвращая читателя к заявленной ранее антитезе: "Гиену все презирают и чувствуют к ней отвращение. Лебедь для всех прекрасен". По И. Р.Гальперину, ретроспекция позволяет "актуализировать отдельные части текста, опосредованно относятщиеся к содержательно-концептуальной информации" (см.: Гальперин И. Р. Текст как объект лингвистического исследования. М., 1981. С. 106).
20 Вводимый в текст сравнительным оборотом мотив побоев и рукоприкладства, во-первых, участвует в интертекстуальной перекличке и обусловливает проекцию одного образа на другой, а во-вторых, соотносит эпизод со сценой другого любовного объснения (с незнакомкой) и последующего избиения Гинча ее супругом. Эти два эпизода оказываются построенными одинаково и прямо соотнесены в тексте: объяснение Гинча – отказ возлюбленной – злобная агрессия Гинча – смерть (во втором случае – обморок) девушки – избиение Гинча и его бегство. Совпадение касается даже жестов героя: после самоубийства Марии Игнатьевны Гинч "выбежал к калитке, закрывая руками голову...", а при встрече со смуглолицым господином Гинчу "хотелось закрыть голову руками и согнуться...". Дублирование сцены любовного объяснения помогает автору показать подлинную ничтожную сущность декларируемых "высоких" страстей.
21 Несомненно, Грин, создавая художественный текст, рассчитывает на сотворчество читателя и, в частности, на его высокую ассоциативную активность. Собственные имена Лебедев и Гинч, чьи ассоциативные свойства важны для раскрытия замысла автора и передачи содержательно-концептуальной информации, заложенной в тексте, подтверждают, что "на принципе ассоциативности построена вся гриновская система изобразительности..." (Ковский В. Романтический мир Александра Грина. М., 1969. С. 238).
22 Любопытно, что в романе "Бесы" капитан Лебядкин в своей речи использует тот же ономастический прием, сталкивая имена с разными коннотативными характеристиками, одно из которых является своеобразным символом отвергаемого образа жизни, постылой реальности, а второе символизирует некий идеальный жизненный статус, к которому устремлены мечты персонажа: "Сударыня, – не слушал капитан, – я, может быть, желал бы называться Эрнестом, а между тем принужден носить грубое имя Игната, – почему это, как вы думаете? Я желал бы называться князем де Монбаром, а между тем я только Лебядкин, от лебедя – почему это?". К слову сказать, фамилия Лебядкин, наряду с другими, рассмотренными выше, организует ассоциативный фон антропонима Лебедев. Сходство внутренней формы двух фамилий ("от лебедя") и яркий колорит комической фигуры капитана способствуют неизбежному ассоциативному сближению образов Лебедева-Гинча и Лебядкина. Принадлежа к той же группе характеров, что и Лукьян Лебедев, Лебядкин как литературный герой играет определенную роль в восприятии читателем гриновского персонажа.