Догматически твердить вслед за Шпенглером, что каждому обществу предопределён срок существования, столь же глупо, как и требовать, чтобы каждая пьеса состояла из одинакового числа тактов.
А теперь обратимся к ещё одной гипотезе предопределения, согласно которой цивилизации следуют одна за другой по закону природы, заданному космосом в бесконечно повторяющемся цикле чередований рождения и смерти.
Применение теории циклов к истории человечества было естественным следствием сенсационного астрономического открытия, сделанного в вавилонском мире в конце третьего тыс. до н.э. Открытие это сводилось к тому, что три астрономических цикла – смена дня и ночи, лунный месячный цикл и солнечный годовой – есть проявления космической взаимосвязи, значительно более широкой, чем солнечная система. Из этого проистекало, что вегетационный цикл, полностью определяемый солнцем, имеет свой аналог в космическом чередовании рождений и смерти.
Индуистские мыслители развили циклическую теорию времени, цикл стал называться «кальпе» и был равен 4320 млн земных лет. Кальпа разделена на 14 периодов, по истечении каждого из которых Вселенная возрождается. По этой теории мы находимся в седьмом из 14 периодов нынешней кальпы. Каждый период подразделяется на 71 Большой промежуток, а каждая из этих частей разделена на 4 Юги, или периода времени. Юги содержат соответственно 4800 , 3600, 2400, 1200 божественных лет (один божественный год равен 360 земным годам). Мы в настоящее время находимся в четвёртой из Юг, когда мир полон зла и несправедливости, и таким образом конец мира сравнительно недалёк.
Мы не можем принять циклическую версию предопределения как высший закон человеческой истории; цивилизации, которых уже нет, не являются «жертвами судьбы», а посему живая цивилизация, как, например, западная не может быть априори приговорённой к повторению пути цивилизаций, уже потерпевших крушение. Божественная искра творческой силы заложена внутри нас, и если ниспослана нам благодать возжечь из неё пламя, то звёзды не могут повлиять на стремление человека к своей цели.
По мере укрепления власти над окружением начинается процесс надлома и распада, а не роста. Проявляется это в эскалации внутренних войн. Череда войн ведёт к надлому, который, усиливаясь, переходит в распад. Война может стимулировать развитие техники, а значит, способствует углублению наших знаний о законах материального мира. Поскольку уровень человеческого процветания обычно оценивают по масштабам власти и богатства, часто случается так, что уже познанные главы истории трагического общественного упадка в обыденном народном сознании воспринимаются как периоды изумительного взлёта и процветания. Однако рано или поздно заблуждения проходят. Прозрение наступает, когда общество, неизлечимо больное, начинает войну против самого себя. Эта война поглощает ресурсы, истощает жизненные силы. Общество начинает пожирать самого себя.
В движении распада такты – это всего лишь повторяющиеся представления одной и той же пьесы. Вызов, на который даётся успешный ответ, порождает новый вызов, на который вновь следует успешный ответ и так до надлома – формула прогрессирующего роста. Формулой же для прогрессирующего распада будет следующее заключение: «Вызов, на который даётся безуспешный ответ, порождает другую попытку, столь же безуспешную, и т.д., вплоть до полного уничтожения». В истории падения любой цивилизации можно уловить ритм распада, имеющий, по меньшей мере, полтора такта. За спадом, который начинается в момент надлома, следует оживление, что совпадает с моментом основания универсального государства. Но и этот процесс завершается надломом, знаменующим начало нового спада, за которым уже не наступит оживления, но последует окончательный распад.
Универсальное государство возникает после, а не до надлома цивилизации. Универсальные государства – продукт доминирующих меньшинств, то есть тех социальных групп, которые когда-то обладали творческой силой, но затем утратили её. Универсальные государства – симптомы социального распада, это одновременно попытка взять его под контроль, предотвратив падение в пропасть.
Наблюдатель, который может оценить ситуацию со стороны, ясно видит, что универсальные государства находятся в состоянии агонии. Сами жители универсального государства неизбежно воспринимают свою страну не как пещеру в мрачной пустыне, а как землю обетованную, как цель исторического прогресса. Очень многие становятся жертвами этой странной галлюцинации.
А. Д. Тойнби. Постижение истории.– М.:1991. – С.20, 38, 40–41,80–81,83, 86,87–89,94–95,100, 104, 108, 113, 114–140, 181–182, 214, 217, 218, 220–222, 228–234, 250, 260–261, 295, 298, 300, 335, 475.
Ф. ФУКУЯМА. КОНЕЦ ИСТОРИИ?
В ХХ веке мир был охвачен пароксизмом идеологического насилия, когда либерализму пришлось бороться с остатками абсолютизма, затем с большевизмом и фашизмом и, наконец, с новейшим марксизмом, грозившим втянуть нас апокалипсис ядерной войны. Этот век возвращается не к своему началу ..., не к конвергенции капитализма и социализма, не к концу идеологии, а к неоспоримой победе экономического и политического либерализма.
Триумф Запада, западной и идеи очевиден прежде всего потому, что у либерализма не осталось никаких жизнеспособных альтернатив. То, чему мы свидетели – не просто конец холодной войны или очередного периода послевоенной истории, но конец истории как таковой, завершение идеологической эволюции человечества и универсализации западной либеральной демократии как окончательной формы правления. Либерализм победил пока только в сфере сознания, идей; в реальном материальном мире до победы ещё далеко... Ведь человеческая история с её конфликтами зиждется на существовании «противоречий». В общечеловеческом же государстве разрешены все противоречия и утолены все потребности. Нет борьбы, нет серьёзных конфликтов, поэтому нет нужды в генералах и государственных деятелях, а что остаётся – так это, главным образом, экономическая деятельность.
Я считаю, что и экономика, и политика предполагают автономное предшествующее им состояние сознания, благодаря которому они только и возможны. Состояние сознания, благоприятствующее либерализму, в конце истории стабилизируется, если оно обеспечено изобилием... Общечеловеческое государство – это демократия в политической сфере с видео и стерео в свободной продаже – в сфере экономики.
Действительно ли мы подошли к концу истории? Другими словами, существуют ли ещё какие-то фундаментальные противоречия, разрешить которые современный либерализм бессилен, но которые разрешались бы в рамках некоего альтернативного политико-экономического устройства?
В уходящем столетии либерализму были брошены два главных вызова – фашизм и коммунизм. Согласно первому, политическая слабость Запада, его материализм, моральное разложение, утеря единства – суть фундаментальные противоречия либерального общества; разрешить их могли бы, с его точки зрения, только сильное государство и «новый человек», опирающийся на идею национальной исключительности. Как жизнеспособная идеология фашизм был сокрушён второй мировой войной.
Гораздо более серьёзным был идеологический вызов, брошенный либерализму второй великой альтернативой – коммунизмом. Маркс утверждал, что либеральному обществу присуще фундаментально неразрешимое противоречие – между трудом и капиталом. Разумеется, классовый вопрос успешно решён Западом. Как отмечал Кожев (русский философ-эмигрант), современный американский эгалитаризм и представляет то бесклассовое общество, которое предвидел Маркс. Корни экономического неравенства – не в правовой и социальной структурах нашего общества, которое остаётся фундаментально эгалитарным, умеренно перераспределительным; дело скорее в культурных и социальных характеристиках составляющих его групп, доставшихся по наследству от прошлого. Негритянская проблема в США – продукт не либерализма, но рабства, сохранившегося ещё долго после того, как оно было формально отменено.
В Азии либеральная идея набирает силу. В настоящее время в СССР (1990 г.) никак не может считаться либеральной и демократической страной. в конце истории нет никакой необходимости, чтобы либеральными были все страны, достаточно, чтобы были забыты идеологические претензии на иные, более высокие формы общежития. Восстановление авторитета власти после разрушительной работы Горбачёва возможно лишь на основе новой и сильной идеологии, которой, впрочем, пока не видно на горизонте.
Остаются у либерализма ещё какие-нибудь идеологические конкуренты? Напрашиваются две возможности: религия и национализм. Оживление религии свидетельствует о том, что люди глубоко несчастны от безличия и духовной пустоты либерального потребительского общества. хотя пустота имеется и это, конечно, идеологический дефект либерализма, из этого не следует, что нашей перспективой становится религия. Вовсе не очевидно, что этот дефект устраним политическими средствами. Ведь сам либерализм появился тогда, когда основанные на религии общества, не столковавшись по вопросу о благой жизни, обнаружили свою неспособность обеспечить даже минимальные условия для мира и стабильности. Теократическое государство в качестве политической альтернативы либерализму и коммунизму предлагается только исламом. эта доктрина малопривлекательна для немусульман.