Таким образом, знакомство с римским правом, основанное на чтении первоисточников в оригинале, не только учит юриста выражать свои идеи, но и дает ему множество таких понятий и навыков, которые обогатят культуру его профессионального мышления и придадут его образованию классический «лоск».
Кроме цитат из юристов и классиков римской литературы — Цицерона. Горация. Сенеки. Вергилия. Тацита и Апулея — здесь приводятся и извлечения из латинского перевода Библии. Библейские тексты включены в учебник латинского языка для юристов из следующих соображений. Начиная с раннего Средневековья и до Нового времени в Западной Европе предпринимаются попытки связать воедино положения римского права с законами и заповедями, содержащимися в Ветхом и Новом завете, найти те общие ценности, которые регулируют человеческую жизнь и взаимоотношения людей как в римском частном праве, так и в Библии. Конечно, между библейско-христианским и римским пониманием права существуют колоссальные расхождения. «Римлянин вообще видит в мире только социальное; и это социальное он понимает си парно, то есть универсально-юридически. Тут всегда кто-то по нраву приказывает и всегда кто-то по обязанности повинуется» - пишет Д.Ф. Лосев в своей «Истории античной эстетики»2.
Военно-политическая экспансия Рима имеет общие корни с правовой vigilantia (неусыпностью), с постоянной юридической напористостью личности. «Я в своем праве, и мое право больше своего фактического жизненного осуществления, - слышится в вопросах, с которыми обращались к римских) юристам, - следовательно осуществить мою жизнь значит реализовать мое право». У римлянина всегда есть свой счет к миру, и он готов предъявить его — если не в судебном, то в военном порядке. Этот самоуверенный взгляд сильного человека, не привыкшего уступать, казалось бы, абсолютно несовместим с ветхо- и новозаветными понятиями о страхе божием, о законе и благодати, с христианским сомнением в безусловности и независимости естественных прав человека, т.е. основных постулатов римского права.
Но это еще не все. Римское частное право наделяет человеческий индивид такой свободой воли и так твердо убеждено в его возможности предусмотреть все возможные последствия своих поступков, что мера ответственности человека (если он не infans, дитя, или furiosus, безумный) за эти поступки не может быть смягчена ничем. Непредусмотрительность, бедность, слабость, нерешительность или глупость не имеют для римского юриста, решающего судьбу обвиняемого, никакого значения. Здесь слишком велика вера в рациональное начало и в необходимость абсолютной дисциплины и упорядоченности внутренней жизни индивида, в то, что человек наделен всеми необходимыми душевными и нравственными средствами, чтобы быть собственником своей судьбы. Эта мера свободы и ответственности, задаваемая римским правом, была великой истиной, которую Рим открыл себе и миру. Однако именно поэтому в римском праве напрочь отсутствуют понятия, без которых мы не мыслим себе современного правосудия. Здесь не придается никакого значения раскаянию, добровольному признанию вины, здесь отсутствует представление о смягчающих обстоятельствах, которые могли бы если не оправдать обвиняемого, то изменить меру его ответственности за содеянное. О раскаянии вора, возвращающего украденное владельцу, римский юрист говорит: nemo tali peccato paenitentia sua nocens esse desinit (совершив подобное, никто не перестает быть преступником благодаря своему раскаянию); о непредусмотрительности — что она предельно близка к злому умыслу. Блудница (употребим здесь библейский термин), даже оставившая свое ремесло, до конца жизни будет покрыта позором, который ляжет и на ее детей. Римское право (вплоть до эпохи Юстиниана) практически не признаёт понятия раскаяния, точно так же как римская этика не видит в жалости или надежде проявлений добродетели. Ригоризм нравственных требований и правовая бескомпромиссность, впрочем, всегда впадали в противоречие с культом силы, явлением того же логического ряда, стоило зайти речи о рабстве, этом проклятом вопросе римской юриспруденции. А именно, юристам приходилось обращаться к читателям своих трудов с настоящей проповедью ненасилия, когда они писали о захвате свободных граждан и превращении их в рабов, так как доказать, что кто-либо свободен после того, как его превратили в раба, «чрезвычайно трудно». Рим не знает оправдания слабости и не умеет оградить слабых от сильных (чем чрезвычайно привлекает иных новоевропейских филологов, слабонервных певцов языческой полнокровности и «естественного» взгляда на действительность наподобие «Антихриста»-Ницше), ибо для этого требуется совершенно иная идея. Но чем было бы право, если бы не имело в виду равное внимание к сильным и слабым? Чем было бы право без понятия раскаяния (и его религиозного первоисточника — покаяния)? Только учением о dominium (этот термин можно перевести словами «собственность» и «власть») и его проявлениях во всех отраслях жизни. Чем были бы призывы римских юристов к более благосклонному толкованию законов без идеи о благодатной природе человеческой жизни, как не рационалистическим проявлением обычной экономии хозяйственных и человеческих ресурсов?
Именно христианская идея богочеловечества была первым серьезным оправданием и милосердия, и жалости, и надежды. Здесь не отменяется постулат о свободной воле, но в основу этой свободы кладутся совершенно иные принципы. Здесь не уничтожается мысль об избранничестве человека, но избранничеством этим человек обязан не самому себе. Здесь остается и даже усиливается понятие ответственности. Но за ответственностью здесь стоит не столько факт правонарушения, сколько глубокое осознание своего несовершенства и благодарность Богу, чьи милости превыше всех человеческих заслуг. Идея того, что человек может преобразиться, подняться в покаянии и молитве над своей прежней жизнью и душой, стать в глазах Бога столь же чистым, как до грехопадения, можно сказать, не имеет ничего общего с основоположениями римского права. Могла ли эта великая идея ужиться с той концепцией общества и человека, которая лежала в основе римской цивилизации? Могли ли они соседствовать, не влияя одна на другую?
Две великие истины, противоположные по существу, не могут не замечать друг друга. Библейско-христианское мировоззрение становится той закваской, которая преображает ветхий античный мир. входя в историю народов, стран и идей. Христианство вносит в понимание права принципиально новый оттенок – мысль о преобладании над земными судами Божьего суда и о тех религиозных, внелогических корнях, которые питают идею справедливости, честности, внутренней, сердечной ответственности ближнего перед ближним. Эти восточные, по внешности, идеи, отвечают и мысли римских юристов о несовершенстве любого определения в гражданском праве, а также ясному пониманию того, что соображения страха и выгоды не служат закону столь надежным обеспечением, как вера в священность чужой жизни, чужой свободы, чужого имущества. Христианство и переосмысленная христианством ветхозаветная традиция привили общественному сознанию (даже во внерелигиозном, внецерковном его существовании) те ценности, без которых отныне не могут быть усвоены и осмыслены сами положения римского права: идея собственности и индивидуальной ответственности обрела новое измерение благодаря понятию воздаяния, заключенному уже в совести каждого человека, во внутреннем суде над собой, в котором проявляется божественное участие; рационализм и самодовлеющее здравомыслие римлян были дополнены понятиями неосуждения и прощения ближнего, без опоры на которые немыслимы суды присяжных Нового и Новейшего времени.
Вот почему западная традиция от Руфина Аквилейского до Гуго Гроция поставила авторитет библейских иррациональных заповедей, притч и пророчеств на одну высоту с ясными и логически неопровержимыми определениями римских юристов.
Итак, по мнению автора, обычай класть руку на Библию в момент принесения судебной присяги требует, вероятно, знания того, что именно эта Книга говорит истцам, ответчикам, свидетелям и судьям, что в ней действительно углубляет и дополняет те идеи, которые несет в себе римское право.
В заключение я хочу вернуться к названию этой книги. «Латинская дорога» призвана помочь учащимся приблизиться к основным положениям юридического образования, содержащимся в римском праве. При этом одну из самых главных задач этого образования, пожалуй, следует усматривать в установлении в Третьем Риме того же всеобщего уважения к праву, какое бытовало в Первом. И «Латинская дорога», — имея в виду не учебник, а его предмет, — часть того долгого пути, по которому право движется в Третий Рим.
Сноски
1. Наблюдения над связью идеи преображения с алхимией можно встретить у многих авторов XX столетия — как ученых, так и литераторов.
2. Лосев А.Ф. Эллинистически-римская эстетика I-II вв. н.э. – М., 1979. – С.16
Экзаменационные вопросы по латинскому языку (экстернат)
Вопрос 1. (А)
Перевод слов на латинский язык с указанием рода, заучивание слов наизусть, произнесение
Бездействие
Большой убыток
Вина
Договор
Закон
Завещание
Зло
Имущество
Кража
Наказание
Обычай
Обязательство
Опасность
Партнер
Подсудимый
Польза
Решение
Родина
Слово
Собственность
Супружеская неверность
Ущерб
Частное дело
Вопрос 1. (Б)
Характеристика двух персоналий (выбери из представленного списка), их основных сочинений на латинском и русском языках, краткая социально-политическая характеристика времени создания произведений