Старуха и Лизавета- сестры, но у них противоположные характеры: одна- мнительная и корыстолюбивая, другая- доверчивая и кроткая. Эти персонажи живут в одной квартире, Свидригайлов и Соня- тоже противоположности: Свидригайлов приносит женщин себе в жертву, а Соня отдает свое тело в жертву мужчинам и этим содержит свою семью. Эти два персонажа тоже живут в одном доме «об стену» друг с другом.
При убийстве дверь квартиры старухи была открыта, что вызвало второе убийство – Лизаветы. Признание же Раскольникова Соне через стену подслушивает Свидригайлов. Признание одному лицу сопровождается неумышленным признанием другому. Здесь мы видим, что убийство и исповедь были совершены в местах, где живут пары противоположных лиц,и поступки, нацеленные только на одного из каждой пары, «нечаянно» распространяются и на другого.
Интересно и то, что члены второй пары имеют преемственную связь с членами первой пары. Ясно, что Соня- преемница Лизаветы: они обменялись крестами, и одна дала другой Новый Завет. Интересна же взаимосвязь Свидригайлова и старухи. Во время убийства в квартире старухи летала муха, потом, когда Раскольников уверяет себя в том, что никто не видел его преступление, он вспоминает о мухе: « Муха летала, она видела!» После этого, когда Раскольникову снилось повторное убийство, при котором старуха не умирает после удара топором, а во сне летала муха, и здесь же сидит Свидригайлов. Муха – своеобразный свидетель убийства, связующее звено между старухой и Свидригайловым. Весьма логично, что Свидригайлов позже узнает тайну убийства. Таким образом, Лизавета и Соня связаны крестами и Новым Заветом, а старуха и Свидригайлов связаны мухой – существом, в котором можно увидеть намек на дьявола. 6
Пятый и последний сон – картина мира, гибнущего от «страшной моровой язвы», которая является сознанию Раскольникова в страшных апокалипсических снах, увиденных им в болезни, в бреду, на Святой неделе, - непосредственная и ближайшая причина произошедшего с героем на последней странице переворота. « Все и всё погибало. Язва росла и подвигалась дальше и дальше. Спастись во всем мире могли только несколько человек, это были чистые и избранные, предназначенные начать новый род людей и новую жизнь, обновить и очистить землю, но никто и нигде не видел этих людей, никто не слыхал их слова и голоса».
Таким образом, каторжные сны Раскольникова – это не только самоотрицание его теории; не только обнаружения чувства личной вины за все состояние мировой жизни. В снах отчетливо просматриваются контуры новой, трагической концепции всемирной истории – концепции исторического развития через всеобщую катастрофу. Борис Тихомиров в своей статье «К осмыслению глубинной перспективы романа «Преступление и наказание»» считает исключительно важным, что мотив «всемирной катастрофы» и мотив «избранных», спасающих «род людей» сведены вместе, сосуществуют в единой картине сновидений героя: готовность признать себя виновным за ход мировой жизни и готовность к спасительному подвигу самоочищения зарождаются в душе Раскольникова синхронно. Само осуждение оказывается спасительным для героя только на путях обретения нового смысла жизни, жажда подвига рождается в глубинах переживания героя.
Немного отыщется в мировой литературе писателей, которые с той же проницательностью, как Достоевский, смогли бы приблизить нас к разгадке пленительных онирических таинств. «Сны – чрезвычайно странная вещь,- читаем на страницах «Сна смешного человека», - во сне перескакиваешь через пространство и время и через законы бытия и рассудка, и останавливаешься лишь на точках, о которых грезит сердце».
Сон, по Достоевскому, тем и замечателен, что в нем, как и «по ту сторону» действительности, начисто отсутствуют привычные нам формы логических умопостроений. Индивидуальная, особая черта в творчестве Федора Михайловича отсутствие грани между сном и действительностью, может быть даже между бытием и небытием. Сначала видение больной призрак воображения, потом реально действующее лицо- грань исчезает, и ее точно не чувствует автор (например появление Свидригайлова «Преступление и наказание»). Нередка манера рассказывать от чьего-то лица, как бы участника событий, но в то же время не играющего в них значительные роли. Бледная, точно призрачная фигура – она всюду присутствует, она все видит и все знает, но сама остается за кулисами.
Есть объективные свидетельства, что Достоевскому была присуща способность размежевывать в сновидениях «я» переживающее и «я» наблюдающее. Н.Н. Страхов в своих воспоминаниях говорит о Достоевском: «С чрезвычайной ясностью в нем обнаруживалось особенного рода раздвоение, состоящее в том, что человек предается очень живо известным мыслям и чувствам, но сохраняет в душе неподдающуюся и неколеблющуюся точку, с которой смотрит на самого себя, на свои мысли и чувства». Да и сам Достоевский хорошо знал в себе эту черту, ведь именно он писал следующие строки: «Что Вы пишите о вашей двойственности? Но это самая обыкновенная черта у людей…не совсем, впрочем, обыкновенных. Черта, свойственная человеческой природе вообще, но далеко-далеко не во всякой природе человеческой встречающаяся в такой силе, как у Вас. Вот и поэтому Вы мне родная, потому, что это раздвоение в Вас точь-в-точь как и во мне, и всю жизнь во мне было. Это большая мука, но в то же время и большое наслаждении».
Наличность этой черты подтверждается и произведениями Достоевского. У него странная страсть к изображению расщепленности сознания: его герои постоянно видят со стороны, мучительно, но и наслаждаясь этой мучительностью, переживают свое двойное бытие. На эту особенность творчества Достоевского неоднократно уже обращал внимание Вячесла Иванов, например, в своей известной статье «Достоевский и роман-трагедия» писал: «Оставив внешнего человека в себе жить, как ему живется, он предался умножению своих двойников под многоликими масками своего отныне уже не связанного с определенным ликом, но вселикого, всечеловеческого я».
Список использованной литературы
1. Интернет:
Т. А. Касаткина «Воскрешение Лазаря: опыт экзегетического прочтения романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание»» http://magazines.russ.ru/authors/k/tkasatkina/
2. Б. Тихомиров «К осмыслению глубинной перспективы романа «Преступление и наказание»»
3. Ф. М. Достоевский «Сон смешного человека. Фантастический рассказ» //Ф.М. Достоевский Собрание сочинений в десяти томах. Том десятый – Государственное издательство художественной литературы Москва 1958 г.
4. Ф. М. Достоевский «Господин Прохарчин. Рассказ» //Ф.М. Достоевский Собрание сочинений в десяти томах. Том первый – Государственное издательство художественной литературы Москва 1958 г.
5. Ф. М. Достоевский «Преступление и наказание» //Ф.М. Достоевский «Преступление и наказание» – Советская Россия Москва 1988 г.
6. Синъя Кори ««Овнешнение» внутреннего героя в «Преступлении и наказании»» //«Достоевский и мировая культура»1997 Альманах № 8
7. Т. А. Касаткина « Об одном свойстве эпилогов пяти великих романов Достоевского» //«Достоевский и мировая культура» 1995 Альманах № 5
8. П. Воге «Люцифер Достоевского» о рассказе «Сон смешного человека» //«Достоевский и мировая культура» 1999 Альманах № 13
9. Н. В. Чернова «Сон господина Прохарчина. Фантастичность реальности». //«Достоевский и мировая культура» 1996 Альманах № 6
10. Т. А. Касаткина «Категория пространства в восприятии личности трагической мироориентации» //«Достоевский. Материалы и исследования» 1994 № 11
11. Р. Н. Поддубная «Двойничество и самозванство» //«Достоевский. Материалы и исследования» 1994 № 11