Идеал венецианских гуманистов - это принципат, который они предпочитали республике. Венеция оставалась образцом государственного устройства и для веницианских гуманистов и для флорентийских: Маккиавели, Гвиччардини, Сабеллико, Лауро Квирини и др. Идеалом же она являлась в силу присущего ей смешанного правления, где главная роль принадлежит аристократии - "лучшим гражданам" (Поджо Браччалини), которые правят государством, подчиняя личные интересы государственным. Сабеллико так определял "смешанное правление": монархическую форму представляет в Венеции дож, олигархическую - Сенат, демократическую - Большой совет. В своих идеях политического устройства, как известно, гуманисты также опирались на античных авторов. Идея "смешанного правления" была известна еще до Платона. Фукидид говорит о том, что власть в Афинах принадлежит "немногим и многим".
Минятий и здесь близок гуманистам: "Высочайшей Премудрости Божией, горний и дальний Свет как бы двумя руками, Силою и Благостию, управляющей, живейший образ есть на земли светлейшая Венецианская Республика. Не от Афины, учительницы Света, не от Рима, властителя Вселенной, но прямо от Неба восприняла она вид того Правления, кое, по-видимому, представляется земным властителям по взиранию на него как бы на чудо!" Почему же "смешанное правление" лучше чисто республиканского, которое отстаивали флорентийские гуманисты XV в. (Леонардо Бруни Аретино, Пальмиери)? Ответ можно найти у Франческо Патрици, который не верит в чистую республику, так как она не может обеспечить законное и справедливое правление.
Законность и правосудие - вот два условия, которые, по мысли всех гуманистов, были в основе государственной системы. И, соблюдая два этих принципа, можно достичь общества гармонии, где царят свобода и справедливость (Леонардо, Бруни, Аретино). И здесь Минятий не отступает от традиций гуманизма. Необходимыми для правителя он считает милосердие и правосудие, и в каждой речи обязательно говорит об этих добродетелях. Подводя итоги правления Антония Молина, он говорит: "Блеснуло, без сомнения, с свирепым взором ваше правосудие, но точно как бы молния, с ужасными от громовых стрел всем угрозами оно упало, по сказанному от некоего мудреца слову: Немногих бедствие наводит всем страх. Подлинно, немногих бедствие... Все убоялись раздражить строгость, не видано было никогда так великого почтения к законам, покойного жития гражданами". Наставляя генерал-проведитора Лоредана Марка, Минятий советует ему: "Да присутствуют в твоем суде правосудие, ради соблюдения и законам почтение ... к подвластному милости" ( курсив мой. - Е.Ж. ). Здесь Минятий также прямо цитирует гуманистов: Правосудие всегда может прийти на помощь каждому гражданину. Он может обратиться в любую судебную инстанцию вплоть до трибунала (во Флоренции, по трактату Леонардо Бруни Аретино "Восхваление города Флоренции"). То есть, другими словами, правосудие является гарантией социального мира. У Минятия как в большой степени воспитанника венецианского гуманизма центром и источником правосудия является правитель, к которому поданные всегда имеют доступ.
Собственно, в коротком абзаце из речи к Марку Лоредану предстает в целом вся теория законности Минятия, основанная на традиции гуманизма: "Если признается за истинное мнение политиков, что где законы покоряются властителю, там властитель есть мучитель, а где властитель покоряется законам, там он признается за истинного Государя, то в Венеции, где под видом владетельного князя княжествует власть законов, где первый властитель первым является послушником, а послушник человеком свободным, надобно признаться, что там собственно находится княжество свободности и во власти избранных к правлению особ, самовластие разума. Он-то сидит на престоле, он-то правит скипетром, он-то издает в советах приговоры, судит в судных местах, уравнивает заслугу, наказует порок, награждает добродетель".
Вслед за гуманистами Минятий превозносит не только внутреннюю, но и внешнюю политику страны. Леонардо Бруни Аретино считал Флоренцию преемницей Римской империи, и в силу этого оправдывал захватнические войны, ведь ведутся они за возвращение своих территорий. Подробно описывает и Минятий военные подвиги своих героев, перечисляя все военные компании, в которых они участвовали: "Да победил он его (неприятеля) в Далмации, в Сиене, в Книне, в Наренте, и Кастельнове... в Албании под Валоною и Каниною". Венецианские гуманисты отмечали, что Венеция - это новый Рим (Сабеллико), но ее достоинства - "святость законов и равенство граждан перед лицом правосудия" - "выше достоинств Римской империи, слава которой была на территориальных захватах и военном могуществе". Равно и у Минятия: "Не от Афины, учительницы Света; не от Рима, властителя Вселенной, но прямо от Неба восприяла она вид того правления..." Пишет он и о преимуществе достоинств правителя: "Кто выдумал, что властитель должен скрывать себя от народа". В древнем Риме гражданин "никогда не видывал, или плакать принужден бывал, когда ему дозволено было видеть оных своих увенчанных адских духов, к коим никто подступить, и с ними говорить не смел, как с такими, которые всегда во тьме и в уединении быть желают, и никогда из своего особенного места не выходят, разве только для того, чтобы все опустошить". Как видно, Минятий не только отмечает преимущества Венеции в государственном устройстве, у него даже присутствует некая неприязнь к Римской империи - императоров он уподобляет адским духам и деятельность их признает опустошительной. Пожалуй, в этом уже можно видеть некий отход Минятия от идей гуманизма. Как бы то ни было, но он православный грек, хотя и воспитанный в Венеции и восприявший вполне ее культуру и идеи. Всеми силами он стремиться увязать христианство и гуманизм, для которого порой было характерно подчеркнуто негативное отношение к официальной Церкви, а порой и к религии вообще. Для Лоренцо Валла религия может быть одна - религия Разума, а официальной Церкви нет места. Главная ценность - человек, которому Бог уступил Свое место. Минятий же для своего правителя необходимой добродетелью, наряду с правосудием и милосердием, видит благочестие и набожность. В наставлении Марку Лоредану он говорит: "Первым правилом из всех добродетелей да будет благочестие, чтобы царствовала там служба Божия, наука духовная, благоговение по святым Церквам, и в том действительнее был твой пример нежели твоя власть", "...при Вашей набожности, правосудии, милосердии..." В речи к Антонию Молину Минятий отмечает его исключительное прилежание к Церкви, постам и уважение к архиереям.
Есть, пожалуй, еще одна особенность в речах Минятия, отличающая его от гуманистов. Как уже было сказано выше, Венеция не знает себе равных ни во внутренней, ни во внешней политике. Внешняя захватническая политика оправдана, так как имеет целью восстановление территории равной Римской империи. Но Минятий живет уже в XVII в., идет война между Венецией и Турцией, в состав которой входит его родная Греция, и это не могло не найти отражение в его словах. "Когда же Промысл Божий возбудил храбрость республики и поручил ее власти оружие, чтобы она восприяла шествие не разорвание наших цепей при первом в трубу затрублении, которое объявляло против турок войну в Леванте, тогда Флангиан Гримани, воспалившись от сугубой горячности, то есть от пользы к Отечеству, и от доброжелательства к нашей свободе, прошел без укоснения на вторичное побеждение..." Венеция здесь, как видно, предстает государством не только праведно поступающим, но освобождающим Грецию по особому Промыслу Божию. На ее долю как бы выпала великая честь и задача - осуществить замысел Божий в даровании Греции свободы. "Нет в том сомнения, что сие королевство не столько завоевано, сколько искуплено от республики, которая для освобождения его из рук там великого христианского имени врага и прелютого несчастливой Греции тирана, употребила всю власть своего оружия... и пролила столь знаменитую своих благородных дворян кровь, предав себя в жертву прославлению веры и нашей свободы", "...в страну краснейшую света, в страну от давних веков тягчайшим мучительством наибесчеловечнейшего царя обремененную, но от нее уже искупленную и зачинающую опять воспринимать свободу... посылаю я тебя (республика наместника) отнесть мои законы и мои уставы. Сия земля еще и моею кровию окроплена. Сей народ порождением моих великих трудов, и предметов столь многих попечений. Для освобождения его употреблена была знатная сила моего оружия, а для содержания его в свободе, вся слава моих побед". Итак, Венеция не просто освобождает Грецию, но искупает ее своей кровию, принося себя в жертву. И искупает она эту древнюю страну от мусульманского Тирана "ради прославления веры и свободы". Минятий видит силу и славу Родины в Православии, что стоит у него на первом месте, и свободе. Интересно то, что будущее Греции он разумеет в рамках законов и уставов Венецианской республики. То есть Венеция должна на своих штыках принести не только свободу, но и государственное управление. Минятий наставляет Марка Лоредана: "Искренностью сердца, правдивостью уст, податливостью руки давай сему народу чувствовать, в каком он состоянии прежде был, и в каком ныне находится? Ибо он избавился от тирана, прежнего своего государства, достался под власть прямого отца, каковым есть новый его властитель". Не только венецианский государственный строй должна воспринимать Греция, но и наместник ее должен стать отцом, а свобода, таким образом, должна осуществляться в рамках республики - таков, видимо, был идеал Минятия. Здесь даже неважно, мечтал ли он о независимой Греции, интересно другое - соединение идей гуманизма с идеями освобождения Родины от турок-мусульман и утверждение Греции на основе православной веры и привнесенного западного государственного строя.