Смекни!
smekni.com

Моцарт (стр. 9 из 9)

В Берлин он приехал как раз в день представления своей оперы «Констанция и Бельмонт, или Похищение из Сераля», написанной в то время, когда он был жени­хом. Он пошел в театр и сел возле оркестра. Внимание зрителей невольно было привлечено этим маленьким незнакомцем, все время делавшим довольно громкие за­мечания об исполнении. Когда же вторые скрипки вме­сто d взяли dis, то этот странный человек закричал на весь театр: «Черт возьми! Берите d!» Тогда только его уз­нали. В театре произошел переполох, и примадонна, г-жа Баранус, отказалась петь перед великим маэстро. Он должен был пойти на сцену, успокоить ее и обещать, что сам разучит с нею партию.

Путешествие не увеличило средств Моцарта: то не­многое, что ему удалось получить, он частью оставил в дороге, частью раздал друзьям; поэтому, собираясь в об­ратный путь, он советовал жене радоваться его возвра­щению больше, чем деньгам. Моцарт предпринимал еще путешествие в Мюнхен и Мангейм, но оно, как и пер­вое, не дало ему материальных выгод.

Вскоре после того умер император Иосиф, и ему на­следовал сын его Леопольд II. После смерти Иосифа в составе придворной капеллы произошли некоторые пе­ремены, но они ничем не отразились на печальном по­ложении Моцарта: он по-прежнему оставался в стороне, забытый теми, кто больше всего должен был бы ценить его гений. Только друзья его—пражцы, верные своей симпатии, поручили Моцарту написать оперу в честь коронования Леопольда II королем Богемским. Для тек­ста были взяты слова Метастазио, знаменитого в свое вре­мя либреттиста, и опера называлась «Милосердие Тита». В восемнадцать дней вся опера была не толь­ко окончена, но уже разучена! Однако на этот раз праж­цы, отвлеченные мыслями о празднествах, отнеслись ме­нее тепло к своему любимцу.

Нужда, заботы, неудовлетворенность положением начинали пагубно отражаться на настроении и здоровье Моцарта, и в Прагу он поехал уже полубольной. В теат­ре он чувствовал себя дурно, постоянно принимал лекарство; холодный прием подействовал на него тем бо­лее угнетающе, что именно от Праги он ждал сочувст­вия и поддержки. Прощаясь с друзьями, он не мог удер­жаться от слез, как будто чувствовал, что это прощание— последнее. По возвращении в Вену он снова принялся за «Волшебную Флейту»; часто во время работы ему де­лалось дурно, он лежал в продолжительных обмороках, но, оправившись, принимался за сочинение с удвоенным рвением; и трудно себе представить, сколько мог создать этот больной и расстроенный человек в последний и са­мый тяжелый год своей жизни, как будто спешил дать искусству сразу все то, что могла бы отнять у него преж­девременная смерть.

В то время как Моцарт был всецело погружен в «Вол­шебную Флейту», к нему пришел какой-то странный не­знакомец — высокий, худой, в сером плаще, с серьез­ным лицом, и передал ему анонимное письмо, автор ко­торого в самых лестных выражениях просит его написать «Реквием». Моцарт принял заказ, назначив за него пять­десят дукатов. Незнакомец снова явился, выплатил все деньги сполна вперед, обещав по окончании заказа уве­личить вознаграждение за то, что автор был скромен в своих требованиях; при этом он заявил, чтобы Моцарт никогда не пытался узнать имя заказчика, ибо это ему не удастся. Эта таинственность и странная внешность незнакомца произвели удручающее впечатление на рас­строенное воображение Моцарта. Он принял его за су­щество сверхъестественное, и с тех пор его не покидала мысль о скорой смерти. Моцарт принялся за сочинение «Рек­виема» со всей страстностью измученной души, приго­товляющей себя к смерти, так как был уверен, что пи­шет этот реквием для себя.

Эта таинственная история, так печально подейство­вавшая на Моцарта и долгое время смущавшая всех своей загадочностью, теперь разъясняется совершенно просто. Возле Вены в своем имении жил граф Франц-Вальзек фон Штуппах; он любил музыку, сам играл на виолончели, хотя плохо, и устраивал у себя музыкальные собрания. Граф страстно желал прослыть за композитора, но ро­ковая прихоть судьбы лишила его таланта. Тем не ме­нее, чтобы исполнить заветную свою мечту, он заказы­вал разным композиторам квартеты и другие сочинения и затем, тщательно переписав, выдавал их за свои. В его столе нашли написанную его рукой симфонию, в кото­рой узнали творение Моцарта. У графа умерла жена; он хотел почтить память покойной торжественным реквие­мом, который заказал Моцарту при посредстве своего управляющего Лейтгеба — той самой таинственной лич­ности, что вручила Моцарту письмо. Таинственность за­каза ему была необходима для того, чтобы иметь возмож­ность выдать реквием за свое сочинение, что ему и удалось: сначала в доме его хорошего знакомого, а за­тем во время торжественной службы по покойной в мо­настыре местечка Нейштат. Реквием был исполнен как произведение графа, как ге­ниальная дань его скорби по жене.

Между тем Моцарт под влиянием мысли о роковом для него значении реквиема все слабел и слабел. Недомогание, впервые обнаружившееся в Праге, все усиливалось: весе­лый и беспечный Моцарт стал мрачным, его преследовала мысль, что его отравили, тем не менее он продолжал рабо­тать даже ночью. Жена, с постепенно возрастающим ужа­сом следившая за развитием непонятного ей недуга, всяче­ски старалась развлечь Моцарта, собирала вокруг него дру­зей, возила его за город, надеясь на благотворное влияние природы, и вот однажды, во время прогулки, он решился сообщить ей то, что таким гнетом лежало на его душе.

Со слезами на глазах он ей сказал: «Я знаю, что пишу реквием для себя. Я чувствую себя слишком плохо, и дол­го не протяну. Наверное, мне дали яд — я не могу отде­латься от этой мысли». Испуганная Констанция прибег­ла к энергической мере: она немедленно отняла у него партитуру и тем самым принудила его отдохнуть. Во вре­мя этого насильственного отдыха Моцарт написал кан­тату для масонской ложи, членом которой он состоял. Блестящий успех кантаты, исполненной под личным уп­равлением автора, благотворно отразился на угнетенном состоянии его духа. Он объявил жене, что чувствует себя лучше, что отравление — не более чем плод его расстро­енного воображения, и просил вернуть ему ноты. Успо­коенная жена, поверив его словам, исполнила его жела­ние, но как только он принялся за реквием, то опять впал в уныние, заговорил об отравлении и на­конец слег в постель. Руки и ноги у него распухли и он не мог сделать почти ни одного движения. Две недели пролежал он больной, с необыкновенным терпением и кротостью перенося свои страдания: ни единой жалобы не вырвалось у него, на­против того, он старался быть приветливым, веселым и с неудовольствием позволил перенести в другую комна­ту свою любимую канарейку, пение которой ему меша­ло. Часто вечером он переносился мысленно в театр и, глядя на часы, говорил: «Вот теперь поет царица ночи!» За день до смерти он сказал жене: «А я бы хотел еще раз послушать ее!» И стал напевать чуть слышным голосом арию Папагено.

Реквием продолжал его занимать: накануне смерти он попросил друзей своих спеть с ним реквием и сам пел партию альта, но при первых же нотах заплакал от мыс­ли, что реквием не будет окончен. «Разве я не говорил, что пишу его для себя?» В самый день смерти он подо­звал к себе своего друга и ученика Зюсмейера, долго бесе­довал с ним, объясняя ему свои планы насчет оконча­ния реквиема. На долю этого счастливого ученика вы­пала великая честь докончить бессмертное произведение гениального учителя. Незадолго до смерти Моцарту при­несли заявление о назначении ему тысячи флоринов еже­годно по подписке от венгерского дворянства; другое за­явление из Амстердама о назначении ему еще большей суммы за несколько музыкальных произведений в год. Мало того, ему принесли назначение его капельмейсте­ром в церковь св. Стефана; эта должность давала поми­мо большого содержания и большие доходы.

Теперь, когда было поздно, когда нужда и неудачи завершили свое роковое дело, перед Моцартом откры­валась обеспеченная блестящая будущность, которой он не мог воспользоваться. Он просил передать назначение при церкви св. Стефана Альбрехтебергеру, впоследствии учителю Бетховена, говоря, что «ему перед Богом и людь­ми принадлежит это место!»

Моцарта ежедневно навещала сестра жены, София Гайбль, и когда однажды она вошла к нему, он встретил ее словами: «Слава Богу, что вы пришли; эту ночь оста­нетесь здесь, вы должны видеть, как я умру». Софья Гайбль старалась успокоить и разуверить его, но он от­вечал ей: «Я чувствую запах смерти на языке; и кто же поддержит мою милую Констанцию, если вы уйдете». Вечером послали за врачом, которого после долгих по­исков нашли в театре и уговорили прийти к боль­ному до конца представления. Врач объявил Моцарта безнадежным и велел приложить к его пылающей голо­ве холодный компресс, который так потряс умирающе­го, что он впал в бессознательное состояние и не прихо­дил больше в себя. В бреду он все говорил о реквиеме, надувал губы, воображая, вероятно, что играет на тру­бе. Около полуночи он приподнялся на постели, глаза его открылись, затем он повернулся к стене и как будто задремал.

Он скончался в час ночи 5-го декабря 1791 года. Его тело выставили в рабочем кабинете, и на другой день толпы народа приходили поклониться праху великого музыканта. После смерти его вдова осталась без всяких средств к существованию с двумя малолетними сыновь­ями. В пенсии Констанции отказали, но посоветовали ей устроить концерт, на который император пожертвовал настолько большую сумму, что ее хватило на уплату дол­гов. Печальная весть о кончине Моцарта быстро разнес­лась повсюду. В Праге, в церкви св. Николая, состоялась торжественная служба, на которой присутствовало не­сколько тысяч человек. Всю церковь убрали трауром, посреди нее возвышался катафалк, залитый огнями и окруженный учениками гимназий; более ста двадцати музыкантов исполняли реквием Реслера. Так пражцы почтили память своего любимца. В Вене же происходи­ло совершенно обратное: хлопоты о похоронах взял на себя Друг Моцарта Ван-Свитен, но странно, что ни ему, ни кому из друзей Моцарта не пришла мысль взять на себя расходы по похоронам и обставить их прилично; теперь же, при скудных средствах Констанции, похоро­ны были назначены самые бедные. Отпевание тела Моцарта происхо­дило 6 декабря в три часа дня в часовне при церкви св. Стефана. Убитая горем Констанция чуть не заболела, и ее отправили на некоторое время к знакомым. Никто не проводил праха Моцарта на кладбище и ни­кто неприсутствовал при его погребении; мало того, за не­достатком средств не могли купить отдельного места для могилы, и тело Моцарта опущено было в общую яму, куда зарывались 10—15 гробов сразу, и которая возоб­новлялась каждые десять дней. Над ним даже не позабо­тились поставить крест, так как жена его предполагала, что крест будет поставлен от церкви; и когда Констан­ция, оправившись от потрясения, поспешила на клад­бище, то она нашла там нового сторожа, не сумевшего показать ей место, где похоронен ее муж. Хотя впослед­ствии и воздвигли памятник там, где, по догадкам, пред­полагалась могила Моцарта, но до сих пор наверняка неизвестно место его последнего упокоения!

Вся жизнь этого великого музыканта и особенно его смерть дают яркую характеристику отношения людей к своим гениальным современникам. Отказывая им в долж­ной оценке и уважении при жизни, современники сами себе воздвигают вечный памятник бесславия. Гении же, подобные Моцарту, не имеют надобности в том, чтобы люди напоминали о них ничтожными сооружениями из камня и металла. Они сами себе воздвигают нерукотвор­ные вечные памятники.

ИСТОЧНИКИ

1. «Новая биография Моцарта». А. Д. Улыбышева. (Перевод М. Чайковского с примечаниями г.Лароша. Изд. Юргенсона),

2. «Моцарт» Людвига Ноля.

3. «В. А. Моцарт» Отто Яна.

4. «История литературы фортепианной музыки». Курс А. Г. Рубинштейна. 1888—1889. Составитель Ц. Кюи.

5. «История музыки» Саккетти.

А. Каталог произведений Моцарта: «Mozart's Werke». Из­дание Брейткопфа и Гертеля в