Мало что можно понять в сложной системе взаимоотношений Монархии и Земщины, если исходить из "профанического" либерального понимания природы взаимоотношений власти и общества, где власть, государство рассматривается как безусловное, но необходимое зло, требующее всемерного ограничения, контроля со стороны "гражданского общества" и сохраняющееся лишь в силу печальной необходимости. Либеральная трактовка природы государства почти ничем, таким образом, не отличается от анархической (анархисты считают, что общество вообще может обойтись без государства). Поэтому-то историкам либерального толка всегда было непонятно, почему самодержавная власть не только не ликвидировала, а, напротив, создавала и поощряла земщину, почему земщина не воспользовалась событиями Смуты и не ограничила царскую власть какой-нибудь конституцией. Обычно либералы указывали на "извечное русское холопство", "рабский менталитет", "невежество", "отсталость" и пр., но мы не можем принимать всерьёз такого рода предвзятые "метафизические" объяснения.
Здесь необходимо обратиться к ещё одной важнейшей составляющей русской жизни: Православию. Земщина и Самодержавие непредставимы вне тесной их связи с духовной властью в лице Патриарха (до 1589 года - Митрополита), "Освящённого Собора" архиереев и Православной Церкви В целом.
Характерно, что практика Земских Соборов возникает сразу же после того, как в 40-50-е годы XVI века Иван IV несколько раз созвал Соборы духовенства, на которых решались важнейшие вопросы не только собственно церковной, но и государственной жизни. Это не случайно. В определённой мере цели власти и Церкви совпадали. Так, самодержавная власть старалась удерживать народ в рамках Богоугодного жития, оберегая его от соблазнов и поддерживая всякое благочестивое начинание (можно по-разному интерпретировать реальные цели самодержцев, но субъективно они формулировались именно так). Нравственная сторона этой задачи требовала не только постоянной связи с Церковью, но и предопределила известное оцерковление государственной практики. Впрочем, оцерковлена была русская жизнь на всех уровнях: так, крестьянская община - первоклеточка земщины - складывалась в христианскую эпоху вокруг Храма. Прихожане выбирали своих священников, а архиереи вместе с Государем - Патриарха.
Всё вышесказанное обуславливало складывание того, что впоследствии получило название симфонии между Церковью и Государством: Государство было всецело подчинено религии, а Церковь всецело подчинена Государству. Православие выступало своего рода "цивилизационной матрицей", задающей все основные ценностные установки русского народа и его государства. Церковь была той средой, в которой воспитывалось миросозерцание, указующее человеку абсолютное господство в мире верховного нравственного начала. Утрата религии при таком её понимании означала бы распад и смерть нации.
Соборная ответственность перед Богом была реальной духовной доминантой русской жизни, общепризнанным национальным идеалом. В нашей истории не было внутренних религиозных войн, инквизиций, охот на ведьм, папоцезаризма, фанатичного клерикализма, не было истребления целых племён и народов по религиозному признаку, что было характерно для Западной Европы. Россия длительное время оставалась обществом, в котором не так остро и катастрофически (как в то же самое время на Западе) проявлялись вплоть до начала XX века классовые противоречия.
Православное воспитание сдерживало сословный и племенной эгоизм на всех уровнях Царства (Империи), вырабатывало особый моральный тип человека, от черносошного крестьянина до царя.
Церковь, Самодержавие, Земщина, Община вместе создавали уникальное равновесие и порядок, тот "лад" русской жизни, ту Соборность, которая, будучи задаваема трансцендентным идеалом: "не хлебом единым", не позволяла частным, сословным, "партийным" интересам разорвать целостность русского социума. Соборное единение пролегало не только через учёт и согласование материальных интересов, но и (прежде всего!) через Божью правду, выраженную в учении Православной Церкви и признаваемую всеми. Характерно, что первый Земский Собор, так называемый "Собор примирения", на котором царь Иван, выступая перед собранными "из городов всякого чину людьми", каялся и обещал загладить все невзгоды лютого боярского правления, мыслился как символический акт, возвращающий народу и царю утраченное в боярских беспорядках предшествующего десятилетия единство. "По всем этим чертам, - утверждал Ключевский, - первый Земский Собор в Москве представляется каким-то небывалым в европейской истории актом покаяния царя и боярского правительства в их политических грехах". Покаяние было взаимным - народ тоже каялся в грехах перед властью.
Анализируя феномен земщины, невозможно обойти проблему сословности, ибо земское начало непредставимо вне сословий.
Каждый гражданин Московского государства непременно состоял в каком-нибудь чине, принадлежал к известному сословию, обязанному отбывать то или иное государево тягло. Русский народ, распределённый на известное число государственных чинов со строгим различием в правах и обязанностей, и был "всей землёй", исторической земщиной (крестьяне, посадские, духовенство, казаки, служилые люди и т. д.).
Сословие фактически совпадало по ряду признаков с профессиональным слоем. Но сводить сословие исключительно к профессиональному признаку не следует. Сословные обязанности мыслились русским народом и как религиозные, как разные формы общего для всех христианского дела: спасения души. В земском государстве всякое сословие, всякий социальный слой становился основой государственного строения, привлекался к общему служению, вплетался в общую систему иерархических связей.
Всё это порождало поразительный коллективизм и согласованность, которые на порядок были выше современного корпоративизма любого образца (католического ли, фашистского, японского и т. д.), обеспечивая в исключительно тяжёлых условиях не просто выживание, но и невероятно динамичное развитие русского народа, его государственности и культуры.
Тем же, кто убеждён в изначальной ублюдочности русской истории, следует знать, что из 538 лет, прошедших со времени Куликовской битвы (1380 год) до Брест-Литовского мира (односторонний выход большевистской России из первой мировой войны, 1918 год), Россия провела в войнах 334 года, то есть почти две трети своей исторической жизни. Причём до середины XVIII века, пока цари и императоры не вмешивались в династические дрязги в Западной Европе и не тщились поддерживать совершенно ненужное России "европейское равновесие", почти все русские войны носили характер защиты собственных национальных интересов. Москва большей частью в одиночку (!) вела кровопролитнейшие войны против Востока и Запада, не имея возможности уклониться от них, не соскользнув в историческое небытиё. Она вынуждена была перемолотить за несколько столетий (и по большей части на своей собственной территории!) могущественнейшие армии мира (осколки Золотой Орды, Речь Посполитую, Швецию, Османскую Империю, Францию, Германию). Всё это требовало такого чудовищного напряжения народных сил, такой внутренней спайки и слаженности в действиях, такого единства Власти и "земли", что представляются воистину Божьим чудом, что народ, у которого, в сущности говоря, не было никаких шансов уцелеть, не просто одерживал в конце-концов победы над своими врагами, но и создал самую крупную и дееспособную, относительно благоустроенную, в мировой истории Империю.
Всё, о чём мы говорим, - "дела давно минувших дней", и в связи с этим неизбежен вопрос: возможно ли сейчас, в современных условиях, возрождение земщины?
Начнём с того, что взятое само по себе, как некий "механизм народовластия", земство рискует стать не только декоративным и малоэффективным институтом, но и откровенно разрушительным началом. Это утверждение может показаться парадоксальным и совершенно неожиданным в связи с предшествующим "апологетическим" изложением истории земщины, но следует принять во внимание, что мы живём не в Московской Руси, и даже не в Российской Империи XIX века, а в апостасийном "обезбоженном" мире, ненавидящем и отвергающем всё духовное, всё традиционное, всё органическое.
Начнём с того, что земство сыграло выдающуюся роль в русской истории как один из составных, хотя и чрезвычайно важных элементов целостной системы общественных и государственных институтов. Вырванная из этого совершенно определённого контекста и приобретя несвойственное ей самодовлеющее значение, земщина может оказаться откровенно антигосударственным явлением. Такого рода прецедент в русской истории уже имеется.
Во второй половине XIX - начале XX веков земская идея была использована в качестве одного из основных лозунгов принципиальной оппозицией против всякой центральной имперской власти.
Так, ещё до создания в 1864 году первых земств, в революционных эмигрантских кругах земская идея была редуцирована до так называемой "теории русского социализма" (Герцен), в которой "земля", крестьянская община рассматривалась как ячейка будущего "самоуправляющегося" социалистического общества на анархических началах. А в программных документах экстремистской организации начала 60-х годов "Земля и воля" требование созыва "Земского собора" было основным, ибо таким образом революционеры мечтали ликвидировать "абсолютизм", а точнее - централизованное государство как таковое.
После 1864 года тут же возникшая земская либеральная оппозиция поставила своей основной целью введение в России парламентаризма западноевропейского образца, разумеется, под маркой созыва Земского собора. В тех конкретно-исторических условиях это требование, исходящее от горстки людей, не обладавших, как правило, никаким опытом государственного управления, само по себе было откровенно утопичным и деструктивным.