совершенно специфическое социальное образование. Оно способно
обеспечить людям, его составляющим, определенные привилегии
(имеющие, впрочем, бесконечное число градаций), однако неспособ-
но гарантировать им самое главное - личную безопасность и более
или менее продолжительное функционирование. Чем большими были
привилегии аппаратчиков высшего эшелона бюрократической власти,
тем более реальным становился риск в любую минуту заплатить за
них длительным лагерным заключением или даже жизнью. С одной
стороны, утверждая себя как орудие политической власти, прони-
кавшей во все поры общества, этот парадоксальный социальный ап-
парат увеличивал власть своего Вождя. Однако чем абсолютнее ста-
новилась эта власть, тем менее гарантированным было простое су-
ществование каждого нового поколения (точнее, призыва, объявля-
емого после очередной чистки) тоталитарной бюрократии.
Некоторые функции тоталитарного аппарата иногда рассматри-
вают как его функциональное оправдание. Прежде всего имеется в
виду "наведение порядка", а также сосредоточение человеческих и
материальных ресурсов на том или ином узком участке. При этом
почему-то каждый раз забывают о главном критерии оценки социаль-
ной функции - о цене, которую приходится платить стране и народу
за ее исполнение.
Когда сегодня слышишь: "При Сталине был порядок!", то всег-
да хочется спросить - какой ценой был достигнут этот "порядок".
И был ли это действительно "порядок".
За десятилетия своего функционирования сталинская бюрокра-
тия доказала, что она способна "наводить порядок" лишь одним
единственным способом: сначала общество или отдельный его "учас-
ток" приводят в социально-аморфное состояние, разрушают все его
связи, всю сложную структуру, а затем вносят в него "элемент ор-
ганизации", чаще всего взяв за образец военную организацию. При-
чем военную организацию опять-таки совершенно особого типа, где,
например, "красноармеец должен страшиться карательных органов
новой власти больше, чем пуль врага".
Но такой способ социальной организации можно назвать наве-
дением порядка только в очень условном смысле. Как там у
А.К.Толстого? "Такой навел порядок - хоть покати шаром". Там,
где все многообразие межчеловеческих всаимоотношений сводится к
одной единственной зависимости казарменного характера, ценой
"порядка" становится беспорядок, социальная дезорганизация не
преодолевается, а лишь загоняется вглубь. Во-первых, для поддер-
жания такого "порядка" необходимо искусственно создавать в стра-
не обстановку предельной напряженности, обстановку чрезвычайного
положения, необъявленной внутренней либо даже внешней войны.
Во-вторых, можно ли, допустимо ли забывать о невообразимом бес-
порядке, возникающем оттого, что тоталитарная бюрократия вламы-
вается в тонкие механизмы общественной и хозяйственной жизни
страны, некомпетентно подчиняя их одной-единственной логике -
логике физической силы?
Теперь об "ускоренной модернизации" промышленности и сель-
ского хозяйства, осуществление которой кое-кто ставит в заслугу
нашей тоталитарной бюрократии, считая ее главным героем ликвида-
ции вековой отсталости России. Первоисточник этой концепции мож-
но найти в докладах И.В.Сталина, который завораживающими цифрами
- миллионами тонн угля, чугуна, стали хотел вытеснить из народ-
ного сознания даже повод думать о других миллионах - о миллионах
изгнанных из родных мест, погибших от голода, расстрелянных или
догнивающих в лагерях.
Обращение В.И.Ленина к нэпу говорит о том, что он видел
возможность иной, не тоталитарной модернизации экономики дорево-
люционной России. Однако эта возможность представляла собой
вполне реальную угрозу для бюрократического аппарата. Ибо там,
где между хозяйственными звеньями складывались нормальные эконо-
мические отношения, нужда в специальной фигуре бюрократического
посредника и контролера отпадала. В ходе сосуществования бюрок-
ратических и экономических способов хозяйственного развития
страны последние явно демонстрировали свои преимущества - как с
точки зрения гибкости, так и с точки зрения рациональности и де-
шевизны.
Новая бюрократия, развращенная сознанием всевластия и бес-
контрольности, яростно сопротивлялась углублению и расширению
нэпа, нагнетая страхи по поводу "мещанского перерождения".
Выбор между двумя моделями модернизации экономики, в осо-
бенности же между двумя путями развития тяжелой промышленности
(которую новая бюрократия воспринимала прежде всего и главным
образом в аспекте усиления своей собственной власти), совершался
совсем не гладко. Грубо говоря, вопрос стоял так: за чей счет
будет осуществляться это развитие? За счет народа, которому пос-
ле некоторых послаблений, пришедших вместе с нэпом, придется
вновь затягивать пояса? Или за счет новой бюрократии, которой
предстояло либо поступиться своей политической властью, переква-
лифицировавшись в рационально функционирующую администрацию, ли-
бо вообще уйти со сцены? Решать и делать выбор предстояло тем,
кто имел власть, то есть все той же бюрократии, присвоившей себе
право говорить от имени народа.
Однако сделать выбор было гораздо легче, чем его осущес-
твить. Бертольд Брехт как-то сказал: "Если диктатор современного
типа замечает, что не пользуется доверием народа, то первое же
его поползновение - уволить в отставку сам народ, заменив его
другим, более лояльным". Нечто вроде такой "отставки" предложили
Вождь и тоталитарная бюрократия российскому крестьянству, когда
поняли, что народ не примет модель ускоренной индустриализации.
Насильственная коллективизация была способом тотальной перековки
крестьянства, дабы в итоге получить народ, достаточно послушный
Вождю.
Проходят годы, тоталитарная бюрократия торжествует свои по-
беды в коллективизации и индустриализации, призывая признать их
крупными победами народа, победившим социализмом. Однако, апло-
дируя своему Вождю, объявившему о победе социализма, бюрократия
плохо представляла, что означает эта победа для нее самой. В
первую очередь, для ее высшего эшелона. Все в стране оказывалось
теперь во власти бюрократического аппарата, и поэтому "внутрен-
него врага", без которого функционирование этого самого аппарата
немыслимо, уже негде было искать, кроме как внутри, в своей сре-
де. Эта тенденция пробивала себе дорогу неотвратимо - борьба с
"просочившимся" врагом становилась для Вождя основным средством
управления непомерно разросшимся аппаратом. Ему ничего не оста-
валось делать, кроме как утверждать власть средствами террора,
при возрастающих подачках тем, кто приходил на место репрессиро-
ванных.
В числе обвинений в адрес Сталина можно слышать, что он до-
шел до края - стал бить своих. Дальнейшее развитие этой темы
приводит кое-кого к резкому возражению - мол, Сталин в 30-е годы
никак не мог бить по своим, так как сам уже успел переродиться и
стать чужим для всех, продолжавших дело социалистической револю-
ции. Думается, обе эти крайние точки зрения далеки от истины.
Сотни тысяч функционеров, репрессированных по распоряжению Ста-
лина (во многих случаях заверенного его личной подписью), не бы-
ли для него ни "своими", ни "чужими". Это был аппарат, созданный
как инструмент тотальной власти. В качестве малых деталей аппа-
рата его функционеры оказывались для Сталина "своими", коль ско-
ро это был "его" аппарат. И они же становились "чужими", коль
скоро в этом механизме он начинал обнаруживать тенденцию к "са-
модвижению", не совпадающему с его волей. А могло ли быть иначе?
Ведь Вождь должен был оказаться чужим даже самому себе, коль
скоро в нем сохранилась хоть капля человеческого, того, что ме-
шало борьбе за абсолютную власть.
Последний рубеж защитников "дела Сталина" - победа нашего
народа в Великой Отечественной войне. Однако и этот аргумент
рассыпается в прах, как только мы задаемся вопросом: а какой це-
ной была достигнута эта победа? Сталин был убежден, что "победи-
телей не судят", а потому руководствовался одним-единственным
способом ведения войны: "любой ценой". Между тем основным прин-
ципом военного искусства всегда считалось: добиться наибольших
результатов с наименьшими потерями. И победители подлежат суду,
причем не только нравственному, но и суду военной науки, для ко-
торой принцип "любой ценой" неприемлем хотя бы потому, что он
превращает науку в головотяпство, уравнивая гениального полко-
водца с посредственностью, способной добиться тех же результатов
одной лишь бесчеловечностью, готовностью заплатить за них сколь
угодно дорогую цену.
Поэтому если победа, достигнутая благодаря величайшему са-
мопожертвованию народа, была и останется в веках его победой, то
астрономическое число жертв, которое он понес, является неоспо-
римым свидетельством поражения тоталитарно-бюрократической сис-
темы. Это она поставила народ перед необходимостью столь дорого
заплатить за победу и тем самым обнаружила свою неспособность
вести войну иначе, чем за счет чудовищного перерасхода челове-
ческих жизней. Особо трагично, что даже в военное время много
жертв было принесено не борьбе с врагом, а традиционному устра-
шению своих.
Трибунал, который, по словам А.Твардовского, во время войны
"в тылу стучал машинкой", не только не прекратил своей деятель-