Смекни!
smekni.com

Милиция и городские слои в период революционного кризиса 1917 года. Проблемы легитимности (стр. 2 из 6)

Ненависть толпы обращалась против любых символов прежней власти: портретов императора и членов его семьи, изображений государственного герба и, конечно, против полицейских учреждений: были разгромлены и подожжены полицейские участки, квартиры полицмейстеров, Охранное отделение, Литовская тюрьма, Окружной суд, Главный полицейский архив; в двух последних было целенаправленно уничтожено огромное количество уголовных дел, специально выброшенных на улицу и сожженных там под контролем толпы. Учитывая, что из тюрем было освобождено много уголовных преступников, можно догадаться, кто был в этом заинтересован; многие очевидцы вспоминают, что вьшущенные на волю "сидельцы Дома предварительного заключения" первым делом устремлялись жечь суд и уничтожать документы. Впоследствии у многих воров-рецидивистов, задержанных летом - осенью 1917г., обнаруживались документы, похищенные из Охранного отделения во время его разгрома в феврале 1917 года 16. Они же под предлогом поиска спрятанного оружия, пулеметов, совершали "обыски" на квартирах частных лиц, завершавшиеся открытым грабежом. Таким образом, в "справедливой ненависти" народных масс по отношению к старой власти некоторую роль сыграли и специфические устремления уголовных элементов.

Несмотря на то, что реабилитировать бывших уголовных заключенных пытались некоторые организации (например, в Москве этим занималось Бюро помощи освобожденным из мест заключения, предоставляя им одежду, обувь, приют, бесплатные обеды, кормовые и денежные пособия, устраивая их на работу), в условиях общего роста преступности освобожденные уголовники очень скоро возвращались к прежнему роду занятий.

В феврале - марте, в условиях хаоса (существенное значение в котором имели уголовные элементы), смешения различных целей, ожиданий, наспех проходил набор в народную милицию. Множество воззваний, заполнивших улицы Петрограда и Москвы в февральские дни, пестрели призывами к самоорганизации людей в отряды милиции. Один из очевидцев вспоминал, как среди всеобщей неразберихи то там, то здесь раздавались призывы: "Кто хочет вербоваться в милицию, идите на Лиговку, к дому Перцова получать оружие"17. А оружия, учитывая разгром Арсенала, полицейских участков, хватало. Желающих получить оружие в качестве носителей власти тоже было довольно много, включая и тех, кто при старом режиме постоянно находился в конфликтах с этой властью. Джонс, наблюдая в февральские и мартовские дни публику на улицах Петрограда, поражался всеобщему вооружению столичных жителей, от мала до велика обзаводившихся либо винтовкой, либо пистолетом, либо шашкой и т. д. Даже респектабельных представителей среднего класса можно было видеть с ружьями, а у детей карманы были набиты патронами. Секретарь Управления Петроградской городской милиции описывает "модную" в те дни форму одежды: сабля, винтовка, револьвер, ручная бомба и перекинутая через плечо пулеметная лента 18.

К 1-2 марта милицейских удостоверений в Петрограде было выдано до 10 тыс. и почти столько же - в ближайшие несколько дней, поэтому, по словам Кельсона, "было бы неудивительно, если бы все взрослое мужское население Петрограда в эти дни оказалось на службе в милиции" 10, Недоверие, последующую напряженность в отношения населения с представителями органов революционного правопорядка заложили получившие массовое распространение в первые дни революции случаи самочинных обысков на частных квартирах. Как правило, они происходили по одному сценарию. Какой-нибудь "гражданин" собирал на улице несколько вооруженных солдат (желающих принять участие в акте революционного творчества было всегда более чем достаточно), врывался с ними в квартиру, показывая удостоверение милиционера или просто используя в качестве "правовой" основы оружие и физическую силу, затем арестовывал хозяина и приказывал солдатам отвести его в Городскую думу, а сам производил "обыск" на предмет наличия в квартире денег и ценных вещей. Помимо уголовников, соблазн записаться в милицию преследовал и дезертиров или лиц, желавших использовать в своих интересах полномочия представителей власти. Правда, они, как правило, составляли разряд младших милиционеров, непосредственных исполнителей.

На службу в сам комиссариат или в старшие милиционеры брали либо студентов, либо лиц с высшим или средним образованием, но тоже не везде и не всегда. Существенным недосмотром со стороны властей явилось то, что при наборе в милицию у записывающихся не требовали никаких документов, удостоверяющих личность. В Москве начальник народной милиции А. М. Никитин спохватился только в мае, когда приказом № 24 (I, § 3) потребовал обязательно проверять документы у поступающих на службу и у тех, кто уже служит, но при поступлении документов не предъявил 20. Как и следовало ожидать, приказ в целом не был исполнен. В результате самого порядка набора милиционеров в феврале - марте закладывалась основа последующих конфликтов как внутри органов правопорядка, так и в их отношениях с населением, что неизбежно снижало авторитет милиции и вообще официальной власти.

Постановление об учреждении милиции вышло только 17 апреля и отмечало лишь общие положения, предметы ведения милиции, степень власти, подчиненность 21. Именно оно впервые официально закрепило и сам термин "милиция". До этого, когда о "милиции" говорили обывательские слои, официальные органы власти использовали термин "общественная полиция". 26 марта была учреждена Комиссия по милиции и муниципальной полиции, разрабатывавшая постановление об учреждении милиции. На одном из заседаний был поднят вопрос о соответствии термина "милиция" известному учреждению. Многие отметили здесь несоответствие и предложили заменить данный термин на "общественная полиция" или "гражданская стража". Однако затем было решено оставить этот термин, так как термин "полиция" был дискредитирован прежним режимом. Что же касается термина "милиция", то в русской истории он имел значение временных ополченских дружин, какие были созданы по манифесту Александра I от 30 ноября 1806г. в помощь регулярным войскам22. Позже милицией также называли отряды стражи из горцев на Кавказе.

Примечательно, что в 1917г. многие действительно под милицией подразумевали отряды народною ополчения, призванного защищать "завоеванные демократией права" 23. Этому способствовали особенности набора милиционеров и своеобразная героика революции. Функции охраны общественного порядка, личной и имущественной безопасности в данное понимание "милиции" не входили, так как отождествлялись с позорными полицейскими функциями. В результате попытка четко выявить рамки компетенции милиции провалилась ввиду нескольких причин. Во-первых, вследствие противоречивого понимания милиционерами задач милиции, которую они принципиально не желали отождествлять с бывшей полицией, считая, что в эпоху народовластия никто не имеет права диктовать представителям народа - милиционерам - свою волю; во-вторых, из-за весьма пестрого состава милиции, в которую вошел довольно большой процент уголовников; в-третьих, в результате идеологического раскола внутри правленческих структур, борьбы за власть внутри милиции; да и в целом, как позже отметило МВД, ввести в действие положение 17 апреля из-за внутренних разногласий не удалось.

Отсутствие устава, элементарной правовой базы делало работу милиции весьма "творческой" и порой излишне инициативной. Особенно это касается первых революционных месяцев. Если учесть, что в милицию шли лица, желавшие так или иначе реализовать свои властные стремления, поучаствовать в революции в качестве ее официального представителя, то возникновение конфликтов с частными лицами вследствие грубого и неуважительного отношения к ним со стороны различных милицейских чинов, не может удивлять. Анекдоты революционного времени о милиционерах отмечают их непрофессионализм, корыстность и связь с уголовным миром. Выражение "кривить душой" сатирик разъяснял так: "Увидеть своего кредитора милиционером и сделать приятную улыбку на лице"; различие между полицией и милицией: "Между постовым городовым и постовым милиционером есть, однако, существенная разница: городовой не кончал свою жизнь и жизнь своих товарищей через неумелое обращение с оружием". И далее: "Если милиционеры вербуются среди уголовных элементов", то нечего удивляться, что они попадают "на побывку к своим товарищам по заключению" 24. Неумелое, неосторожное обращение милиционеров с оружием отмечалось в приказах Никитина по московской народной милиции, публиковались приказы об увольнении милиционеров за поранение граждан вследствие неумелого обращения с оружием. Известны факты, когда милиционеры случайно убивали друг друга прямо в комиссариатах 25. В городской смеховой культуре, остро реагировавшей на актуальные проблемы революционной действительности, появляется анекдот: у молодого человека спрашивают: "А почему вас не приняли в милицию?"- "Да по моей же оплошности. Прихожу туда, а они спрашивают: "Стрелять умеете?" А я взял да и брякнул: "Умею". Ну, они испугались и не приняли" 26.

Чувство долга нередко оказывалось заглушенным ощущением собственной значительности, власти и силы, восприятием службы как лишь временного, промежуточного состояния. В рапортах районных комиссаров, особенно за лето 1917 г., отмечены случаи использования милиционерами своей власти, оружия, вещественных доказательств (часто конфискованных винно-водочных изделий) в неслужебных целях. То, подвыпив, похитят винтовку, то во время пирушки, когда кончится выпивка, решат вскрыть сейф вещественных улик с хранящимся там спиртом 27.