Однако, давая земли и привилегии Войску Донскому, империя требовала многолетней обязательной воинской службы. Если в XVI-XVII вв. казаки Дона поддерживали вооруженные силы Российского государства лишь тогда, когда им это было выгодно, то, начиная с первой четверти XVIII столетия, их стали использовать во всех войнах, которые вела Россия на территориях, весьма удаленных от Северного Причерноморья, – в Прибалтике, Польше, Финляндии, на Дунае и на Балканах, а также для освоения Поволжья и Кавказа. Для империи казак подтверждал свой статус, лишь отправляясь на военную службу. Вне службы он не мыслился. «Мирная» деятельность на стороне, мягко говоря, не приветствовалась. Финальный результат подобной политики блестяще описал известный донской литератор, депутат Первой Государственной думы Ф.Д. Крюков. Выступая с думской трибуны с критикой правительственной политики по отношению к казачеству, он констатировал следующее: «Всякое пребывание вне станицы, вне атмосферы начальственной опеки, всякая частная служба, посторонние заработки для него (казака) закрыты. Ему закрыт доступ к образованию, ибо невежество признано лучшим способом сохранить воинский казачий дух…».
Важнейшим шагом по закреплению за казачеством статуса служилого сословия стали разработка и утверждение Положения об управлении Войском Донским 1835 г. Донское казачество провозглашалось «особым военным сословием», в которое был жестко ограничен доступ. За казаками оставались все дарованные в XVIII столетии привилегии, но в то же время был четко установлен срок службы: 25 лет для казаков-дворян и 30 лет для рядовых. Было существенно ограничено право селиться на войсковых землях лицам неказачьего происхождения. Положение 1835 г. утверждало за «донскими казаками их исключительное положение как особой касты воинов – выход из которой и обновление поступлением новых членов было до крайности затруднено». Политика Российской империи, направленная на создание из казаков «особой касты воинов», консервативной (охранительной силы) привела, по мнению донского общественного деятеля, историка В.А. Харламова к «искусственной обособленности казачества», формированию у него неприязни к «иногородним», «к русскому обществу».
Социальное положение казачества, достигнутое им с помощью империи в XVIII-XIX вв. позволило донскому историку и публицисту А.А. Карасеву в 1905 г. охарактеризовать казаков как «крепостных Российской империи». Схожую оценку высказал современный американский военный историк Б. Меннинг, определивший статус донских казаков как «военные поселяне» (с 1832 г. казачество подчинялось департаменту военных поселений).
Превращение «вольных» казаков в военных поселян было крайней точкой в процессе утраты ими былых прав и свобод. Но в то же самое время статус «крепостных империи» давал почетное положение, столь желанную в период позднего средневековья стабильность, а для донской старшины – возможность приобрести дворянство, войти в военно-политическую элиту империи.
Выполнив к середине XIX столетия задачу по превращению «вольного» казачества в консервативную (охранительную) силу, призванную выполнять внешне- и внутриполитические задачи государства, Российская империя подошла к следующей проблеме: как, осуществляя реформирование всего государственного организма, найти применение уникальному военно-служилому сословию. «Великие реформы» 1860-1870-х гг., завершившие эмансипацию сословий, начатую Указом о вольности дворянской 1762 г., способствовали движению империи по путь к новым социально-экономическим и общественным отношениям. Перед властями встала нелегкая задача сохранить в условиях тогдашнего «переходного периода» казачество.
Поскольку казачество рассматривалось государством, прежде всего, как военная сила, «великие реформы» затронули его именно с военной точки зрения. Эти преобразования начали движение России к индустриальному обществу, для которого характерна военная организация, построенная по бессословному принципу, отсутствии феодальных ленов за службу. В свою очередь служба становится гражданской обязанностью, а не почетной привилегией. В данную схему плохо вписывалось казачество. Именно у военного министра Российской империи Д.А. Милютина возникла идея призывать казаков на общих для всего государства основаниях. Эти намерения вызвали оппозицию среди части донского казачества. Среди «оппозиционеров», не желавших записи казаков в драгуны был и известный генерал Я.П. Бакланов. В период «великих реформ», а не в годы гражданской войны появился термин «расказачивание». По словам А.И.Агафонова, «во время проведения буржуазных реформ судьба казачества обсуждалась не только в Военном министерстве и Государственном Совете, но и широко на страницах периодической печати. Современники понимали, что с введением новых принципов организации и комплектования армии, развитием вооружения и расширением театра военных действий казачество в традиционных формах становится анахронизмом… Однако геополитические интересы российского самодержавия в Средней Азии, на Дальнем Востоке и Кавказе не позволили решать назревшие задачи».
Помимо внешнеполитических причин государству предстояло сделать сложный внутриполитический выбор. Сохранение косной социальной структуры было малоперспективно, но эволюционное расказачивание грозило самому имперскому фундаменту. Поэтому государство выбрало путь движения в обоих направлениях одновременно. С одной стороны проводилась политика «открытых дверей» и в 1868 г. на Дону было разрешено постоянное проживание лицам невойсковых сословий. Иногородние получили возможность приобретать недвижимое имущество. В свою очередь казакам было разрешено выходить из войскового сословия. С другой стороны «население множилось, земельный пай уменьшался, а культура не изменялась к лучшему, ибо капиталов извне не притекало, местными средствами создать их не было возможности, и не было перед глазами рациональных хозяйств». Такой печальный итог подвел в 1884 г. известный донской экономист и историк С.Ф. Номикосов. Служба «за свой счет» разоряла казачьи хозяйства. Казаки не выдерживали конкуренции с иногородними, что естественным образом приводило к росту ксенофобии и казачьего партикуляризма, формированию негативного отношения к новым экономическим реалиям. Впоследствии в годы эмиграции, один из идеологов казаков-националистов Ш.Н. Балинов охарактеризует процесс урбанизации Войска Донского как «денационализацию казачества». «…Ростов, Нахичевань, Таганрог, имеющие огромное экономическое значение, остаются городами неказачьими. В этих городах, т.е. в руках чужеродных элементов была сосредоточена вся экономическая, торговая, промышленная жизнь края». В 1897 г. правительственная комиссия пришла к выводу, что только 21 % казачьего населения находится в экономических условиях, достаточно благоприятных для выполнения воинской повинности. Выводы последующих комиссий были столь же неутешительны.
Правительства Александра III и Николая II продолжали искусственно сохранять остров традиционализма в формирующейся стихии индустриального общества. Императоры заботились лишь о дешевой военной силе, оказывая донцам медвежью услугу. Курс государства сводился к принципу «Не трогать славное Войско Донское» и был поддержан консервативными элементами в самом казачестве. Но развитие новых экономических отношений вносило в него коррективы. Казачество стремительно размывалось, утрачивало социальную монолитность. Появился слой «Мишек Кошевых» – люмпенизированных казаков, наметился отток (хотя и не значительный) части казаков в города, а в среде самих казаков замечалось неприятие постоянных общинных переделов, стремление к полноценной собственности. Следствием «великих реформ» стало и появление в казачьей среде своих Морозовых и Рябушинских – род Парамоновых.
В конце XIX-начале XX вв. казачья интеллектуальная элита разделилась в своих воззрениях на будущее казачества на «русофилов» и «казакоманов» (традиционалистов). Первые выступали за разрушение «великой китайской стены» между Доном и остальной Россией, предоставление казакам возможности оставлять военную службу, получать образование, заниматься предпринимательством, наукой, искусством. Вторые считали недопустимым «открытие» Войска Донского. «В настоящее время в донских станицах беспрепятственно может жить всякий иногородний пришелец. Среди этих господ попадаются нередко экземпляры не только сомнительного поведения. Эти господа развращают казачью молодежь», – констатировал известный писатель и консерватор И.А.Родионов.
Таким образом, к началу прошлого столетия казачество перестало быть монолитом и в социальном, и в идейно-политическом плане. Военное сословие, перестающее быть монолитом, перестает быть и надежной опорой для имперского государства. Тем более что все противоборствующие группы казачества Дона были объединены недовольством имперской политикой. «Русофилы» – либералы были недовольны сохранением «острова традиционализма», отказом государства от «огражданивания» донцов, а «казакоманы» – традиционалисты были недовольны нарушением устоев Войска Донского и неписанного правила «Дон для донцов».
Итак, политические отношения донского казачества и Российского государства претерпели сложную эволюцию. Казачество не было раз и навсегда данным феноменом. Казаки не были ни исключительно консерваторами-государственниками, ни разрушителями. В XVI-первой четверти XVIII столетий отношения казаков и государства были конфронтацией, борьбой государственных институтов в военно-политическим образованием, не желающим подчиняться нормам обязательной службы, обладающим внутренним демократическим устройством. С XVIII века начался процесс инкорпорирования казачества в состав Российской империи, прикрепление его к «государеву делу», превращение его в силу консервативную (охранительную). Неспособность государства выработать адаптационные механизмы для ответа на вызовы модернизации и индустриализации, сохранение казачьего «острова традиционализма» в новых социально-экономических и общественно-политических реалиях сделало казачество неэффективной силой для поддержания государственного порядка. Успешно разрешив тактические задачи (утверждение российского влияния в Средней Азии и на Кавказе), казачество не выполнило задачу стратегическую – сохранение целостности империи и политической стабильности внутри нее.
Сегодня и государство, и казачьи лидеры находятся в поиске ответа на вопрос: «Сможет ли казачество занять свою нишу в XXI столетии?». Ответ на данный вопрос невозможен без детального комплексного анализа политических отношений государства и казачества и скрупулезного и по возможности беспристрастного изучения всех коллизий этого процесса.
1. Казачество. Мысли современников о прошлом, настоящем и будущем казачества. Ростов н/Д, 1992.
2. Маркедонов С.М. Государевы слуги или бунтари-разрушители? (к вопросу о политических отношениях донского казачества и Российского государства)// Южнороссийское обозрение. 2002. №9.
3. Мининков Н.А. Донское казачество XVI-XVII вв.: Этнический состав и социальное происхождение. Краснодар, 1996.
4. Сидоров А. Краткая история донского казачества. http://www.dmi-budanin.narod.ru//liter/kazaki.htm