Смекни!
smekni.com

Дворянская патерналистская монархия XVIII в. (стр. 1 из 5)

дворянская патерналистская монархия xviii в.

Калининград 2011


Содержание

1. Новое обоснование легитимности власти и изменения в политическом сознании

2. Роль дворянства в государственном управлении

3. Роль закона в государственном управлении

4. Список литературы

Новое обоснование легитимности власти и изменения в политическом сознании

Обоснование легитимности власти государя и, следовательно, государственной власти, которая персонифицировалась в царе, в XVIII в. существенно изменилось. Новый официальный взгляд на легитимность власти был ясно выражен в комментарии к «Уставу о престолонаследии» под заглавием «Правда воли монаршей во определение наследника державы своей» в соответствии с теорией договорного происхождения власти, господствовавшей в то время в Западной Европе: власть возникла по договору и для пользы подданных, народ передал власть в руки монарха навсегда и безусловно. Это рациональное основание власти было непонятно народным массам и, очевидно, предназначалось для социальных верхов. Вторым основанием признавалось церковное учение о богоустановленности власти, но в соответствии с духом времени известные слова из Библии получают современную интерпретацию: «Всякий государь, наследием или избранием скипетр получивший, от Бога оный приемлет (курсив мой. — Б. М.)». Чтобы примирить договорную теорию и учение о богоустановленности власти, провозглашается принцип: «Глас народа — глас Божий». Всякая власть от Бога, потому что народная воля управляется Божьей волей. Третье основание власти состояло в том, что она имеет целью общее благо всех подданных — их телесное и духовное благосостояние, лучшее земное устроение и общий мир. Эта цель, однако, может быть достигнута в том случае, если государство распоряжается и телом, и душой подданных, устанавливает для них различие добра и зла, употребляет и направляет силы и способности каждого к цели, намеченной властью. В целом новое обоснование власти стало в основном рациональным, в то время как в XVII в. оно было по преимуществу религиозным. Это имело принципиальное значение для новой государственности — снимало с государя ограничение традицией и обычаем. Традиция переставала быть священной, а древность государственных институтов — критерием их совершенства, что позволило верховной власти на законном основании вносить в государственный строй и общественный быт большие изменения, руководствуясь вполне рациональным соображением — стремлением к общему благу. Изменение характера русской государственности при Петре I отразилось в самом названии России: Святая Русь стала называться Российской империей — священное государство стало светским. Из обоснования легитимности выводились три правила поведения для подданных:

1) выполнять все повеления власти без ропота и сопротивления;

2) никогда не судить своего государя;

3) не указывать монарху, что делать.

Легко видеть, насколько эти правила были не применимы для политического поведения подданных в XVII в., когда подданные выбирали государя и давали ему советы и указания. Но изменились также прежние традиционные и религиозные цели власти и правила поведения государя. Ему вменялось в обязанность заботиться о всенародной пользе и благе Отечества, понимаемыми теперь не в религиозном смысле, как было прежде, — как забота о спасении душ своих поданных, а в светском аспекте — как забота о материальном благополучии подданных и экономическом и политическом процветании государства. В XVII в. этот взгляд имел единичных приверженцев, например в лице Юрия Крижанича. В начале XVIII в. сам Петр I претворял его в жизнь. Царь лично проходил государственную службу в соответствии с введенным им самим новым порядком — начиная с низших чинов наравне со своими подданными. В 1711 г. Петр ввел новую форму присяги на имя не только государя, как было прежде, но и государства. В том же году, участвуя в прутской военной кампании, он отдал Сенату распоряжение, что если он попадет в плен, то не исполнять его приказаний, а если погибнет, то выбрать между собою достойнейшего в наследники.

При Петре I власть монарха приобрела самодержавный характер де-факто и формально-юридически. Законодательное определение самодержавия дано в ряде указов, и в частности в 1716 г. в Воинском уставе: «Его величество есть самовластный монарх, который никому на свете о своих делах отчет дать не должен, но силу и власть имеет свои государства и земли, яко христианский государь, по своей воле и благомыслию управлять». В Регламенте Духовной коллегии в 1721 г. власть монарха прямо названа «самодержавною». Как видим, Петр I, отказавшись от одной половины старой формулы легитимности власти, накладывавшей на государя обязанность ограничивать свою власть моралью, религией и традицией, в полной мере воспользовался второй половиной формулы, дававшей легитимному государю полную свободу рук и воли. В манифесте Анны Иоанновны о вступлении на престол в 1730 г. подтверждается «самодержавство» императорской власти. Екатерина II, следуя духу просвещенного абсолютизма, в своем Наказе рационально обосновывала необходимость самодержавия для России двумя обстоятельствами: огромным пространством российского государства, чтобы быстрота решений монарха могла компенсировать дальность расстояний (аргумент Монтескье), и выгодой для подданных повиноваться одному господину, а не многим (намекая на аристократический и демократический образ правления). Императрица в духе века Просвещения подновила и обоснование легитимности самодержавной власти. Просвещенный самодержавный монарх может и должен соединить знания и власть, насаждать всей полнотой своей власти естественное право и рациональные истины, недоступные темным массам, направить действия людей «к получению самого большого для них добра», не отнимая при этом их «естественной свободы». Екатерина II более настойчиво и последовательно, чем Петр I, стремилась к утверждению в России «законной монархии», способной реа- лизовать общественные потребности в благополучии каждого подданного. В царствование Павла I в 1797 г. самодержавная власть государя еще раз получила законодательную формулировку.

В титуле государя произошли перемены. С 1721 г. царь принял титул императора. Смысл императорского титула состоял в том, что он указывал на стремление России следовать западноевропейским традициям, в то время как царский титул говорил о преемственности русских государей с византийскими. По мере расширения государства постепенно изменялась территориальная часть титула, а в предикате государя появились определения, которые подчеркивали новый статус государя: «Августейший», «Всепросветлейший», «Державнейший». Изменилось обращение народа к государю. Петр I в 1701 г. приказал просителям писаться полными, а не уничижительными именами (не Ивашка, а Иван, не Дашка, а Дарья и т. д.), как было принято до этого, и вместо «холопа» подписываться «рабом», замененным при Екатерине II «подданным». Смысл этих изменений состоял в том, что полное имя, согласно русскому речевому этикету, сообщало человеку больше достоинства. Слова «раб» и «холоп» имели одинаковое значение — «безусловно преданный слуга, покорнейший слуга», но в 1701 г. слово «холоп» использовалось для обозначения реально существующей социальной группы лично зависимых людей с самым низком социальным статусом, а слово «раб» имело только общее значение лично зависимого человека. Одновременно Петр I запретил становиться на колени и снимать шляпу перед дворцом, сохранив этот ритуал для церквей, дав рациональное обоснование своему запрету: дворец — не церковь. К прежним государственным регалиям (шапка Мономаха, скипетр, держава и царская цепь) добавились корона (1724), порфира, подбитая горностаем, государственный меч и государственное знамя из желтого атласа с государственным гербом посередине и гербами областей по бокам (1742). С 1724 г. короновался не только государь, но и государыня, а обряд коронования, начиная с Екатерины I, стал происходить по европейскому образцу. Как показал Р. Уортман, в течение XVIII—первой половины XIX в. сложная система придворных ритуалов, церемоний, празднеств, приемов и символов утверждала образ монарха как героя, просвещенного лидера, одобренного Богом и обществом. Все эти новые моменты служили двоякой цели: поставить российских императоров вровень с западноевропейскими и максимально высоко над подданными, как бы компенсируя частичную утрату властью божественного характера. Секуляризация власти требовала иных символов для ее утверждения.

После утверждения самодержавного характера власти государь для получения прав на престол более не нуждался в чьем-либо одобрении. Основанием законности передачи престола в XVIII в. стала воля прежнего монарха, выраженная в завещании, ритуал коронования, который сильно секуляризировался, и присяга подданных. В 1797 г. Павел I изменил закон о престолонаследии Петра I от 1722 г. По новому закону вместо произвольного назначения царствующим лицом наследника престол переходил по праву первородства по мужской линии царствующего дома. Этот закон с небольшими дополнениями действовал до конца империи. Участие народа в коронационных торжествах было ограниченным и потеряло прежнее значение: оно перестало служить средством придания церемонии легитимности с помощью публичности, способом получения народного одобрения нового монарха. Вступление на престол сопровождалось изданием манифеста к на- роду и одинаковой для всех присягой подданных. Однако в 1741 г. Елизаветой Петровной было запрещено приводить к присяге помещичьих крестьян (48% всего населения страны), как объяснялось в указе, ввиду принесения за них присяги со стороны помещиков.

В XVIII в. изменился также формуляр царских указов. Старинная формула «государь указал и бояре приговорили» исчезает с начала XVIII в. Вместо ссылок на ходатайства подданных, совещания с Боярской думой и решения земских соборов мы встречаем только указание на монаршую волю, подкрепляемое ссылкой на государственный интерес. «Мы, Петр первый, Царь и самодержец всероссийский, и проч., и проч., и проч., объявляем сей указ всем подданным нашего государства». «Мы, Петр III, по данной нам от Всевышнего власти, из высочайшей нашей императорской милости <...> жалуем всему российскому благородному дворянству вольность и свободу».