Жизнь маркиза д’Аржана, автора бессчетных романов, исторических и политических трактатов, сочинений по вопросам науки, религии и морали, изобиловала приключениями, о которых он говорил в собственных романах. Познания маркиза д’Аржана были глубоки и разносторонни (при дворе Фридриха II он был директором королевского театра, главой отделения словесности Берлинской Академии наук, возглавлял кружок философов). Убежденный приверженец Просвещения, маркиз д’Аржан проповедовал антиклерикальный деизм и политические свободы. Его эстетические воззрения изложены в бессчетных трактатах и многотомных романах: любовь к старым он сочетал с непосредственно-историческим познанием реальности. Его эпистолярные романы, по типу философско-обличительные, вмещают в себя поистине широкий свод знаний их создателя: в них рисуется широкая картина нравов и обычаев различных народов, дискуссируются трудности познания мира, политического устройства, религии, философии, морали, отношений в обществе. Недаром в далекой России И. А. Крылов, вдохновленный романами маркиза д’Аржана, создаст свою «Почту духов», куда неотъемлемой составной частью войдут некие из философических глав эпистолярных романов д’Аржана. Для маркиза д’Аржана принцип сравнения стал способом постижения публичных закономерностей. Знакомство с другими странами помогало ему опровергать установившиеся политические и религиозные воззрения и ниспровергать всякое абсолютное начало. Касалось ли это отживших норм абсолютной монархии, церкви как публичного института, моральных и эстетических требований и норм. Огромную роль в этом отношении сыграл и его энтузиазм к России (значимость Петра I, изменение нравов московитов, судьбы Московии).
Археолог, историк искусств, романист граф де Кейлюс был характернейшим типом писателя-ученого века Просвещения. Потомок старинного феодального рода, неутомимый труженик, член Академии живописи и Академии изящной словесности, Кейлюс был автором более чем пятидесяти научных воспоминаний, множества трактатов по эстетике, автором и художественных произведений, которые составляют двенадцать томов. Он принял роль в спорах о назначении искусства и в разработке нового учения о чудесном. Кейлюс одним из первых положил начало научной археологии и истории искусства, стремясь к более полному, историческому пониманию античности, исследование которой он хотел поставить на службу современности. Он непременно подготовил деятельность Винкельмана, который, как понятно, воспользовался трудами Кейлюса. Как писатель Кейлюс был автором новелл, романов, литературных сказок (некие из них могли оказать влияние на творчество Екатерины II). Его сочинения были известны русскому читателю на языке оригинала и по переводам XVIII века.
Большую роль в разработке просветительского романа во Франции сыграл магистрат, ученый-легист, эрудит Тома-Симон Гелетт, автор подражаний восточным сказкам и стилизаций. Он вел простую жизнь мудреца и трудолюбивого ученого, был известным коллекционером материалов по истории уголовного законодательстве; ему свойственно научное отношение к тексту и литературе, что проявилось в переиздании им специально подготовленных сочинений старинных французских писателей. Художественные произведения Гелетта отличались сатирической направленностью; огромное место в них было отведено рассуждениям на темы политики, религии, философии, познания человека, его морали. Сказки Гелетта переводились во второй половине XVIII в. На российский язык и воспользовались фуррором, о чем свидетельствуют их переиздания.
ГЛАВА 3
Поведение Екатерины 2 к просветителям.
Первым из русских историков, кто разгадал и понял побудительные мотивы поведения Екатерины II в отношении Вольтера и других европейских просветителей, был, наверное, Сергей Михайлович Соловьев, который писал: "Екатерина давно уже сознавала важное значение, приобретенное литературой, то руководительное значение, какое получили литературные вожди и патриарх их Вольтер. Теперь она вступила на престол при таких обстоятельствах, которые заставляли ее внутри и вне искать союзников, приверженцев, оправдателей, хвалителей. Понятно, что, обращаясь на Запад, желая там внушить уважение к себе, доверие к своей силе и прочности своего престола, она не могла не остановиться на Вольтере...
Вольтер, не имевший ни малейших побуждений сожалеть о Петре III, в письмах к Шувалову выражал свое удовольствие относительно перемены 28 июня (переворот в Санкт-Петербурге 28 июня 1762 г. в пользу Екатерины.), называя Екатерину Семирамидой. Сначала Екатерина и Вольтер обменивались комплиментами, а потом, неизвестно с точностью когда, начинается между ними и непосредственная переписка...
Екатерина приобрела в патриархе философов самого ревностного приверженца, готового защищать ее против всех, против турок и поляков, готового указывать ей самые блестящие цели: едва ли Вольтер не первый стал толковать о том, что Екатерина должна взять Константинополь, освободить его и воссоздать отечество Софокла и Алквивиада, так что Екатерина должна была сдерживать его слишком разыгравшуюся фантазию.
Но кроме желания приобрести таких сильных союзников, кроме желания приобрести высокое место покровительницы европейского просвещения, кроме этих собственно политических целей у Екатерины были и другие побуждения, заставлявшие ее сближаться с самыми видными из философов. Она была дочь своего века; чуткая в сильной степени к высшим интересам человека, она страстно следила за умственным движением столетия и, не сочувствуя здесь всему, преклонялась, однако, вообще пред движением, и, ставши самовластной государыней, хотела применить его результаты к устройству народной жизни
Многие решения Екатерины II в области внутренней политики и администрации были подсказаны ей в той или иной степени французскими просветителями, и здесь русская императрица не была исключением; ведь на дворе стоял век Просвещения, и политическую моду определяли философы. Дружить с ними было почетно даже для коронованных особ. "Престиж Екатерины в Европе, - отмечал биограф императрицы, - был почти всецело основан на восхищении, которое она внушала Вольтеру; а этого восхищения она сумела добиться и поддерживала его с необыкновенным искусством; при необходимости она даже платила Вольтеру за него. Но этот престиж ей не только помогал во внешней политике; он и внутри ее государства окружил ее имя таким блеском и обаянием, что дал ей возможность потребовать от своих подданных той гигантской работы, которая и создала истинное величие и славу ее царствования".
С самого начала своего правления Екатерина II обнаружила желание поддерживать постоянную переписку с французскими знаменитостями, которых она поочередно приглашала к себе в Россию. Французский поверенный в делах при русском дворе Беранже сообщал 13 августа 1762 г. шифрованной депешей в Версаль: "Я должен предупредить, что императрица приказала написать г-ну д'Аламберу приглашение обосноваться в России. Она готова выплачивать ему 10 тыс. рублей пенсиона, что соответствует 50 тыс. ливров, дать ему возможность продолжать составление Энциклопедии и опубликовать ее в Петербурге. Взамен она просит лишь обучать математике великого князя (Павла Петровича.)". "Один из моих русских друзей, - продолжал Беранже, - уверяет меня, что г-н д'Аламбер ответил отказом и что аналогичное предложение сделано было г-ну Дидро"
Действительно, Екатерина пригласила д'Аламбера на роль воспитателя своего сына, но философ вежливо отказался, сославшись на крайнюю занятость. Отказ не привел к охлаждению отношений; напротив, он стал поводом к достаточно интенсивной переписке между русской императрицей и французским просветителем. Не довольствуясь этим, Екатерина приказала своему представителю во Франции регулярно информировать ее о всех новых трудах и публикациях д'Аламбера. В письме, написанном по ее указанию вице-канцлером А. М. Голицыным князю Д. А. Голицыну, посланнику при версальском дворе, в частности, говорилось: "Благодарствую за то, что вы меня уведомляете о продолжении математических сочинений г-на Аламберта. Все, что исходит из пера сего мудрого человека, то всеконечно почтения достойно, по той причине, что употребляет он свой разум к такому делу, от которого польза изливается как на художества и науки, так и на общее бытие человеческое"
Тесные контакты завязала Екатерина и с Дидро. Желая поддержать издателя Энциклопедии и одновременно произвести впечатление, императрица купила у Дидро его библиотеку за очень высокую цену - 15 тыс. ливров, после чего оставила ее у него в пожизненное пользование и назначила философу еще 1 тыс. франков жалования как хранителю своих книг. Вольтер в очередной раз пришел в восторг от щедрости и благородства "Семирамиды": "Кто бы мог вообразить 50 лет тому назад, что придет время, когда скифы будут так благородно вознаграждать в Париже добродетель, знание, философию, с которыми так недостойно поступают у нас". Кстати, после смерти патриарха философов в 1778 г. Екатерина II приобрела и его библиотеку, которая с тех пор находится в Санкт-Петербурге.
Д'Аламбер рекомендовал Екатерине II еще одного известного корреспондента для переписки - уже упоминавшегося Мельхиора Гримма, популярного в Европе писателя. "Он ученый человек, - писал о Гримме Д. А. Голицын вице-канцлеру 19 января 1764 г., - и в состоянии различие делать в достойных сообщения Ее Императорскому Величеству вещей".