В аналогичном духе Литвинова информировал и член комиссии Я.З.Суриц, указав в справке от 11 октября 1943 г.: «Боязнь реваншизма, опасение хаоса в Европе и страх перед красной Москвой... составляют сущность высказанных и недосказанных аргументов противников расчленения Германии». Ознакомление с дискуссией в английской и американской печати «приводит к несомненному выводу, что в пользу расчленения (подчёркнуто в оригинале) высказалось сравнительно незначительное меньшинство, и притом не особенно влиятельное»85.
В документах отдела международной информации ЦК ВКП(б), относящихся к более позднему периоду, несколько по-иному характеризовались общественные позиции в вопросе о будущем Германии. Так же, как и в записках Литвинова и Сурица, отмечалось, что Группа послевоенной политики внутри консервативной партии, возглавляемая Уордло-Милном, отстаивала необходимость оккупации и расчленения Германии, демобилизации всех её вооружённых сил, установления контроля над тяжёлой и химической промышленностью (эти меры обосновывались группой в меморандумах, опубликованных в мае 1943 и августе 1944 гг.). Вместе с тем называлось имя П.Эйнцига, редактора иностранных отделов «Файнэншл таймс» и «Бэнкер», который шёл ещё дальше Уордло-Милна в требованиях расчленения и деиндустриализации. «Требование о разделе Германии на ряд самостоятельных государственных формаций является общим для большого числа "радикальных" предложений, причём степень самостоятельности отдельных государств в различных предложениях неодинакова», — говорилось в советских обзорных документах86.
Более умеренную точку зрения сформулировали консерваторы в программной брошюре 1944 г., высказавшись за военное и экономическое разоружение Германии, но отклонив все проявления «злобной мстительности в отношении германского народа в целом». В пользу снисходительных условий мира выступала «Таймс», которая в 1943 — 1944 гг., как уже упоминалось, пропагандировала идею раздела Европы между СССР и Англией на две зоны, с преобладающим влиянием каждой из двух стран в отведённой им зоне; газета высказывалась против ослабления Германии и считала её расчленение «паллиативом» безопасности, рекомендуя обеспечение безопасности с помощью «организованной гегемонии сил», осуществляемой в Европе Англией и Россией — как от имени Объединённых Наций, так и помимо них87.
В опубликованном по окончании Московской конференции коммюнике говорилось об атмосфере взаимного доверия при принятии решений, в том числе касавшихся ускорения конца войны и обеспечения всеобщей безопасности. Декларацию четырёх государств по вопросу о всеобщей безопасности 30 октября 1943 г. подписали три министра иностранных дел и посол Китая в СССР, признав необходимость учреждения в возможно короткий срок всеобщей международной организации сил для поддержания международного мира и безопасности88.
На Британских островах с удовлетворением комментировали результаты Московской конференции, также как доклад Сталина 6 ноября 1943 г. по случаю XXVI годовщины Октябрьской революции, особенно раздел об укреплении антигитлеровской коалиции и развале фашистского блока. Московские переговоры и речь Сталина, вместе взятые, утверждала «Таймс», «Разбили последние иллюзии как врагов, так и слабых духом друзей, которые сомневались в возможности длительного сотрудничества» (подавляющее большинство американских газет, как заявил Молотову А.Гарриман 17 ноября, горячо одобряет решения конференции). «Нью стейтсмен энд нейшн» считала, что советский лидер и печать воздали должное американской и британской помощи России, а русские сделали позитивный шаг к устранению подозрений.
Керр телеграфировал 7 ноября из Москвы: союзники должны быть довольны той частью речи Сталина, которая относится к внешней политике и к оценке британских и американских военных усилий89. Посол имел в виду позитивную оценку, но на самом деле речь содержала лишь полупризнание заслуг союзников. Сказав, что они своими боевыми действиями и поставками вооружения «значительно обеспечили успехи нашей летней кампании», Сталин всё же не счёл возможным оценить операции союзных армий на юге Европы как второй фронт («но это всё же нечто вроде второго фронта»)90.
Завершению Московской конференции сопутствовал новый подъём симпатий к СССР. У отдельных британцев, впрочем, было замечено «утомление» от постоянных похвал в адрес советского союзника; кое-кто думал: «Мы умиротворяем Россию»; другие высказывали опасения по поводу будущего Польши и Прибалтики. В сводке для министерства информации 18 ноября впервые появилась фраза: «Требования второго фронта исчезли...»; значительно ослабли подозрения насчёт России и «красной опасности для Европы»91.
11 ноября 1943 г. палата общин заслушала заявление Идена о московских переговорах. Наиболее важным парламентарии сочли признание конференцией необходимости сотрудничества трёх держав не только в ведении войны, но и в организации длительного мира (Ст.Кинг-Холл). Лейборист М.Прайс подверг критике как британские методы борьбы с Советской Россией после Октябрьской революции, так и советскую политику колебаний между «революционным мессианством» и полной изоляцией от внешнего мира. Англосаксы, утверждал он, не могут одобрять советские методы, но им следует помнить, что история и традиции России отличны от британских, что необходимо искать взаимопонимание. У.Эллиот отметил наличие в Англии глубокого, «почти мистического» стремления к сближению с СССР и призвал к выдвижению позитивных предложений. Дж.Мэкстон, напротив, выразил сомнение в возможностях британского консерватизма, американского капитализма и Советской России плодотворно сотрудничать в послевоенные годы92.
БИОМ, напомнив, что союзники договорились на Московской конференции продолжить сотрудничество и в условиях мира, задал 20 ноября такой вопрос участникам опроса: «Ожидаете ли Вы, что они будут (или не будут) способны работать совместно после войны?». Утвердительно ответили 55 %, отрицательно — 21, затруднились с оценкой — 2493. Иными словами, если подавляющее большинство британцев подтверждало своё стремление к сотрудничеству с СССР и США, то достаточно полной уверенности в способности трёх государств продолжить после войны сотрудничество не было.
Отношения с советским государственным и партийным руководством, характер послевоенного урегулирования не могли не интересовать лейбористов. Ещё весной 1942 г. известный теоретик лейборизма и член Исполкома лейбористской партии профессор Г.Ласки выдвинул идею — вступить в контакт с ВКП(б) для обсуждения вопроса об объединении международного рабочего движения. Г.Димитров, однако, воспринял эту инициативу как довольно подозрительную. В письме Сталину и Молотову 5 мая 1942 г. он назвал её «политически нецелесообразной и вредной» и предложил посоветовать руководству КПВ никак не ангажироваться; Сталин одобрил такую линию94.
42-я ежегодная конференция лейбористской партии в июне 1943 г. отложила рассмотрение предложения об отправке делегации Национального исполкома в СССР для переговоров с ВКП(б). Это предложение, по сведениям Х.Долтона, получило в принципе одобрение СССР, но до открытия второго фронта отправку «миссии доброй воли» советская сторона считала затруднительной95.
Повестка дня возможных переговоров с ВКП(б) обдумывалась в международном подкомитете Национального исполкома лейбористской партии. Г.Ласки предлагал, в частности, приступить к совместному изучению вопросов об оказании максимального влияния в интересах достижения победы над фашизмом и разоружения агрессивных держав, о содействии полному осуществлению провозглашенных Рузвельтом «четырёх свобод». Более чёткие предложения содержались в представленном международному подкомитету 16 ноября 1943 г. проекте Х.Долтона (проект был принят в апреле следующего года), который предусматривал сотрудничество Англии, США и СССР в качестве необходимой основы новой международной организации безопасности и, подчёркивая угрозу со стороны Германии, намечал переселение немецких национальных меньшинств. Незадолго до этого Долтон отклонил публикацию комментариев У.Арнолд-Фостера к Атлантической хартии в качестве официального документа лейбористской партии. Арнолд-Фостер предполагал связать Англию обязательством передачи Эфиопии порта Массави, а о. Формоза — Китаю, однако высказался против польских притязаний на Восточную Пруссию и советских — на Прибалтику96.
Официальная установка для делегации Исполкома в случае её отправки в СССР для переговоров с ВКП(б) определялась в пространном документе, принятом на заседании международного подкомитета в Транспорт-хауз 14 декабря 1943 г. Членам делегации предписывалось обсуждать вопросы развития взаимоотношений Англии и СССР, политики в отношении освобождённых стран, международной безопасности, невмешательства обеих партий во внутренние дела других стран и «демократических социалистических движений», содействие экономическому сотрудничеству и двусторонней торговле. Лейбористская партия, значилось в этом документе, с энтузиазмом одобряет англо-советский договор «как конкретное выражение намерения наших двух стран тесно сотрудничать друг с другом и остальными Объединёнными Нациями в процессе мирного урегулирования и реконструкции... принимать вместе с другими государствами предложения о совместных действиях в целях сохранения мира и противодействия агрессии в послевоенный период...». Особо выделялись задачи достижения полной победы над фашизмом и принятия мер коллективной безопасности, исключающих возможность повторения агрессии и нарушения Германией мира в Европе97.